- Мишин, стоять!
Я на пороге кабинета истории, рюкзак оттягивает правое плечо.
- Почему без сменной обуви? -Истеричка закидывает ногу на ногу, она сидит лицом ко мне, желтый свитер задрался на пузе. Видно, что ее джинсы расстегнуты и подпоясаны резинкой. Она этого не замечает, а зря. Я бы на ее месте пореже гавкал на учеников и почаще смотрел на себя.
- Это сменная.
- Неужели? А я видела, как ты в этих кроссовках по улице шел. Или у тебя две пары одинаковых?
Конечно, у меня одна пара. А еще я зимой хожу в школу без куртки, чтобы можно было слинять в любое время, а не ждать, пока Клавдия Семеновна откроет гардероб.
- Мишин, куда это ты направился?
- На свое место, Светлана Александровна.
- А ты спросил, можно ли войти?
- Можно войти, Светлана Александровна?
- Нельзя, Мишин. Нельзя. -Училка лыбится. - Твое место у дверей, Мишин. Потому что в МОЙ класс нельзя влезать без сменной обуви.
Эти идиоты за последними партами начинают ржать. Первые парты занимают отличницы, они лучше воспитаны - прикрывают рот ладошкой. У Катьки Сусловой от смеха трясется бантик на затылке. Уродский бантик.
Истеричка пишет что-то в журнале, командует:
- Откройте тетради.
Идет по рядам, смотрит, кто выписал даты. Она еще заставляет класть в учебник какие-то дурацкие закладки, как будто я не могу посмотреть по оглавлению. На этих закладках тоже нужно писать даты и какую-то другую херню, как будто у меня ранний склероз. Я весь этот вонючий учебник прочитал с первого по пятое сентября, и учебник по литературе - тоже.
- А Мишин считает, что ему тетрадку показывать не обязательно? - Она щурит карие глазенки.
- Мишин считает, что имеет право учиться сидя.
Истеричка надвигается, как будто хочет размазать меня по стенке.
- А Мишин имеет право так разговаривать с учителем?
В классе так тихо, что я слышу, как бьется мое сердце, скрипят суставы и кровь пульсирует на шее. Суслова вертит в руках карандаш. Он падает и с грохотом катится по полу. Истеричку прорывает:
- Вон из класса! Завтра в школу с родителями!
- У вас ширинка расстегнута. - Я хлопаю дверью.
Я сижу на подоконнике в туалете, даже отсюда слышно, как весь класс ржет. Так ей и надо, суке, пизде. Сейчас истеричка разрыдается и побежит писать докладную директору, меня вызовут к этому усатому дядьке, подержат в предбаннике полчаса и отпустят, потому что ему насрать и на меня, и на училку истории.
Так и есть, стучит шпильками по паркету в рекреации. Мишин снова сорвал урок. Ыыыыыы!!!
Кстати, она сама не ходит в сменной обуви. На ней сапоги. И ей насрать, есть у меня сменка или нет. Просто она меня ненавидит за то, что я мальчик. Если я опаздываю на урок, она спрашивает: «Что, Мишин, ты провел бурную ночь?» Если прихожу вовремя -«Надо же, Мишин удостоил нас своим визитом». Или «Не умничайте, Мишин, все равно учитель знает больше вас». Как будто Мишин ей заделал это чудо и смылся. Пузо есть, а кольца на пальце нет. Ну какой идиот женится на этой стерве? Наверное, этот мужик трахнул ее по пьяни, проснулся утром, увидел ее рожу, тихонько подхватил свою одежду и сбежал. Я бы точно сбежал.
Не знаю, за что она меня ненавидит больше других. Может, за то, что отличник. Она и директору жаловалась, и завучу, и в дневнике замечания писала - а на нее все клали, потому что я иду на медаль.
Двери кабинета скрипят, слышен топот. Сейчас полкласса разбежится, а эта дура начнет по школе бегать и ловить всех по очереди. Поймает одного - другой убежит. И так до перемены.
Я пробираюсь на первый этаж, в канцелярии пусто, за дверью кто-то переговаривается. Прижимаю ухо к обивке.
- Николай Алексеич, ну сколько можно! - всхлипывает Светлана.
- Света, вы меня достали. Какая разница, есть у него сменка или нет? Что вы меня по пустякам дергаете? Вам вообще не стыдно ко мне врываться и реветь? Попейте какой-нибудь «новопассит».
- Ну Николай А...- Светлана икает.
- Света, знаете что? Если не можете справиться со своими нервами, найдите себе более спокойную работу. Нечего к детям придираться.
Дверь распахивается и бьет меня по лбу, Светлана проносится мимо как кобыла. Директор хохочет ей вслед.
Замечает меня:
- Не обращай внимания... Вася?
Я киваю.
- Вот и молодец. - Улыбается Николай Алексеевич. -Вырастешь - поймешь, почему она так себя ведет.
- А я и так понимаю.
- Какие развитые дети пошли...
Истеричка поймала меня на перемене и говорит с гаденькой улыбочкой:
- Мишин, если ты сорвал урок, это еще не значит, что ты не должен делать домашнее задание.
- А когда это я его не делал?
- Вот и чудненько. Напишешь сочинение про феодала или про крестьянина. Объем -восемь страниц.
Напугала, дура. Я вообще сочинения писать люблю, это она тут первый месяц работает и ничего про меня не знает. Мои сочинения училка литературы перед всем классом вслух читает.
Домой после шахматной школы прихожу, там мама с какой-то незнакомой теткой в спальне заперлась. Я себе пожарил котлеты «татарские» и развел картофельное пюре. На маму тоже пожарил, она косолапая, у нее все пригорает. А та тетка пусть сама обед готовит. Мама всегда старается найти себе бабу, которая готовить умеет. Тетя Ира, например, была шеф-поваром в ресторане «Караван», она меня плов делать научила, и еще много всякого полезного я узнал у тети Иры.
Сижу, ем, думаю, что бы такое написать поинтереснее. Можно про то, как на феодала напал сосед, а этот чувак закрылся в замке и оборонялся, как эльфы и хоббиты у Питера Джексона. Или как у крестьянна весь урожай забрали и его семья медленно с голоду сдохла, а потом их крысы обглодали. Пусть училку вытошнит.
Хотя ее и так вытошнит. Она же беременная. Каждый день в учительском сортире блюет.
И тут я придумал. Пусть у феодала будет дочка, которая дает всем подряд. Допустим, конюхам или пажам каким-нибудь, или, еще лучше, пусть даст тому самому соседу, его противнику. Так даже больше экшена. Дочка будет тупая и злобная, с плешивым лбом, кривыми ногами и горбатой спиной, это у нее рахит, оттого что в замке темно, холодно и сыро и в окнах стекол нет. Дочка будет мыться раз в год, спать прямо в одежде и вычесывать гниды из волосьев, а ссать и срать она будет через железную решетку над выгребной ямой, такой вонючей, что от этого запаха задыхаются вши.
Сначала феодал ничего не заметит, потому что знатные дамы тогда одевались в такие платья, под которыми ничего не видно. Потом он все поймет, набьет ей морду и спросит, от кого эта грязная шлюха зачала своего ублюдка. Она выплюнет пару зубов и во всем признается. Папаша соберет войско и пойдет брать приступом замок соседа, а сосед даст ему люлей и скажет, что не собирается жениться на этой корове, даже если ей в приданое достанется все папашино имущество.
Феодал заточит эту дуру в темницу, там она родит своего бастарда и папаша тут же велит убить младенца на ее глазах, а саму ее заставит постричься в монахини, и через год она помрет в своей келье от туберкулеза. А папаше все это будет фиолетово, потому что у него еще восемь детей. Тогда у всех было много детей, потому что никто не умел предохраняться.

>>148277710

По-моему, я здорово придумал. Получилось даже не на восемь страниц, а на десять, я написал прямо в тетрадку по истории, потому что ненавижу с черновика переписывать.
Мама вышла, наконец, с этой новой теткой. Если бы я не знал, что мама только с бабами спит, я бы решил, что тетка на самом деле мужик -такая она была корявая. Тетка спросила:
- Это соседей ребенок, что ли?
Я уставился на ее бритую башку и молчу. Потому что с такими бабами нельзя нарываться.
Мама ей отвечает:
- Не обращай внимания.
Я сгреб тетрадки и убежал в свою комнату.
Та баба на кухне спрашивает:
- Он немного того, да?
И мама ей не сказала, что я вовсе не того. И захихикала вместе с ней. А потом они вдвоем жрали мои котлеты с пюре.
Когда мама не встречается с этими тетками, она нормальная, мы с ней смотрим кино, играем в шахматы, на концерты ходим. Еще мы с ней часто ходим по музеям и она мне все рассказывает. Мне даже наплевать, что она готовить не умеет и мы едим одну пиццу и бутерброды. Иногда мама даже надевает платье и становится очень красивой. Когда у мамы никого нет, она не пьет коньяк, не курит за компанию и не пропадает где-то целыми днями. Сидит в своей комнате и пишет статьи или учебники для разных институтов. Она каждый год переиздает справочник абитуриента по истории, нам потом этих денег надолго хватает. А когда у нее эти сукины тети, они ее таскают по клубам и ресторанам. Тетя Аня ее в позапрошлом году повела на какую-то демонстрацию, и маме голову ушибли резиновой дубинкой, она потом с сотрясением мозга лежала и я ей в больницу апельсины носил. Тетя Аня тоже была высокая, корявая, с бритой башкой и без сисек. Она играла то ли в волейбол, то ли в баскетбол, а меня заставляла по утрам отжиматься, еще и ногу мне на спину ставила, чтобы пониже опустить. Я эту суку так ненавидел, что макал ее зубную щетку в унитаз. Тетя Ира была намного прикольнее, но маме она почему-то надоела. Наверное, маме больше нравится, когда ее дубинками бьют.
У меня в комнате лампочка перегорела, я утром просил маму купить, а она так и не купила. Не буду же я уроки делать в темноте. Сунулся к маме в спальню, а эта тетка уже там сидит с бутылкой:
- Мальчик, тебе чего? Ты в курсе, что надо спрашивать, можно войти или нет?
Тут меня переклинило и я сказал, что я здесь у себя дома, а она в гостях, и лично я ее не звал, так что она сама может идти на хуй.
Тетка почему-то не обиделась, только плечами пожала и глотнула коньяк из горлышка.
Мама принесла бутерброды, попросила меня посидеть в своей комнате.
Я говорю:
- Или она, или я.
Тетка цедит сквозь зубы:
- Надо же, мужик в доме. Он тебе вообще кто? Племянник?
Мама краснеет, начинает оправдываться - типа она хотела девочку, а получился мальчик. Такая вот ошибка природы.
У меня закладывает нос, я стараюсь сдержать слезы, но они текут сами по себе. Тетка глядит на меня с жалостью, как будто я псих какой-то.
- Мама, пусть она уйдет!
- А ну марш в свою комнату! -Мама хватает меня за шкирку, пытается отодрать мои пальцы от дверной ручки, дубасит по ним кулаком со всей дури.
- Мама, ты совсем, что ли?! - Я разжимаю пальцы и падаю спиной вперед.
Тетка встает с маминой кровати и топает к вешалке:
- Ладно, все, мне домой пора. -Она завязывает шнурки.
- Женя, ты чего? Давай завтра? - Мама загораживает входную дверь.
- У меня завтра дела. И послезавтра тоже. - Тетка ныряет под ее плечо и бежит вниз, грохоча ботинками.
Надо мной нависает мамино лицо. Она уродина, когда злится. На лбу вздувается синяя жилка, а глаза становятся маленькими, как у мужика.
- Ты что это вытворяешь??? -Мама пинает меня в бок. -Вставай и марш в свою комнату.
- Там темно.
- А мне насрать!
Я иду к себе и включаю компьютер. Я вчера скачал не скажу где американский фильм «Ебан и Чарли», там мальчик встречается с педофилом, который играет на гитаре. Педофил немолодой, тощий и небритый, и страшный, как черт, но Чарли все равно в него влюбляется, потому что родителям на Чарли насрать. А этот Ебан ему всякие дурацкие песенки поет, как тетя Таня Куценко - это мамина бывшая подруга, она автор-исполнитель. И еще они там с педофилом катаются на великах, а потом, когда родители Чарли все узнают, он уезжает куда-то на поезде со своим педофилом, чтобы давать ему в попу долго и счастливо.
Я бы все-таки не стал с педофилом встречаться, а фильм еще раз посмотреть можно. Вообще, лучше педофил, чем родители, которые тебя не любят. Если бы мне попался хороший педофил, я бы еще подумал.
Мама мне все мозги продолбила этими насильниками, я даже баллончик со слезоточивым газом в рюкзаке носил, чтобы брызгать в глаза маньякам. Потом Катьке Сусловой отдал. Что я, девчонка, что ли - с баллончиком ходить?
Мама у себя в комнате слушает тети Танины записи. Наверное, допивает коньяк. Я фильм досмотрел, уроки на кухне доделал и в постель залез. Уже почти заснул, когда мама в комнату вломилась. Изо рта спиртом воняет, сама в джинсах и в лифчике. Я отвернулся, чтобы на меня не дышала.
- Не притворяйся, что спишь. Говнюк! - Начала меня трясти и щипать ногтями.
- Не мешай мне спать.
- А ты не мешай мне жить.
Я ничего не ответил и задышал ровно, как будто уже засыпаю. Главное - сейчас сделать вид, что я сплю. Мама к утру проспится и снова поумнеет. Это тетки на нее так действуют, я-то знаю.
Она начинает щекотать мне пятки, я терплю несколько минут, а потом начинаю дрыгать ногами. Она издевается, что ли?
- Открой глаза, когда мать с тобой говорит! - Она сползает на пол и снова плюхается ко мне на кровать. - Ты уже взрослый сукин сын и должен понимать, что я имею право на личную жизнь. Думаешь, я так люблю детей? Я ненавижу этих сраных детей, понял? Я тебя сделала только потому, что эта сука Танька попросила. Ныла все время, что нам нужен общий ребенок, а у нее у самой был отрицательный резус, и она выносить не могла. Тебя вообще должна была она рожать, понял? Потому что она фем, то есть баба. Сука, в общем.
Мамина голова клонится все ниже и ниже, волосы подметают пол. Она снова чуть не падает, просыпается и садится прямо:
- И вообще, у нас должна была родиться девочка. А ты -генетический мусор. Понял? Хромосома игрек - это неполноценная хромосома икс. Не спать!!!
- Мама, мне завтра в школу. - Я натягиваю на уши одеяло.
- Твоя школа обойдется и без тебя. Ты не представляешь для нее особой ценности... - Мама зевает. - Вообще, у всех мужиков завышенная самооценка. Любое ничтожество считает, что все ему чем-то обязаны просто потому, что он мужик. А на самом деле мужик - пустое место. Ходячая фабрика спермы, бля. Пчелы самцов уничтожают за ненадобностью. Понял?
Я лежу и представляю себе, как пчелы впиваются в мое тело черными хоботками. У меня на них аллергия. Если укусит пчела, надо сразу сделать укол, иначе лицо раздуется, станет трудно дышать и я умру. Мама это прекрасно знает.
- Не спать! - Мама хлопает меня по ноге.
- Отстань!
- Да на хрен ты мне сдался. Короче! Если ты еще хоть раз себе такое позволишь, я тебя убью. Всё.
Мама уходит, в коридоре что-то падает - наверное, телефон и табуретка. Из форточки тянет холодом, но я не хочу вставать, еще больше замерзну. Почему-то болит лоб, это странно, меня ведь никто не бил. Попробовал бы кто-то меня побить. Голова болит все сильнее, я ощупываю лоб и вспоминаю, что это Светлана мне дверью приложила. Дура, корова.
За что?
Мама снова ставит тети Танин диск. Тетя Таня мне нравится, но я ее песенки ненавижу. Когда мне было лет пять, мама меня заставляла сидеть на ее квартирниках рядом с немытыми тетками в некрасивой одежде. Тетки улыбались и кивали в такт седеющей башкой, а иногда еще начинали подпевать. А песенки были говно, одну от другой не отличить. У нее почти в каждой песне обязательно был костер, палатка, гитара и какие-нибудь два сердца, две руки и другой кал. Или ворох кленовых листьев. Или лес, в котором заблудились два сердца, или река, по которой плывет труп ее врага. Мужика, конечно.

>>148277768
Оказывается, это тетя Таня хотела детей. Почему я тогда остался с мамой?
Пошел к маме, вырубил музыкальный центр.
- А кто это тебе разрешил выключать? - Мама пытается поймать меня за руку и падает обратно на диван. - Все, пиздец, ноги не держат... Чо те надо? Ты ваще должен в кровати быть.
- Мама, почему ты меня не отдала тете Тане?
- Ну, как почему... Слишком жирно ей. Она меня послала, и ей же еще ребенок? Хрен ей собачий. Не она рожала, не ей и воспитывать.
- А кто мой отец?
- Никто. Его нет.
- Тебе дали из этого, из банка спермы, да?
Мама почему-то начинает хихикать как ненормальная.
- Что смешного?
- Да так... - Она отмахивается. -Нужен мне этот банк спермы. Просто позвали одного приятеля, он в ложку кончил, и мы с тетей Таней тебя сделали.
- В какую ложку?
- В обычную. Столовую.
- А ложку потом куда дели?
- Помыли и положили обратно в ящик. Все, брысь отсюда.

Утром кашу себе сварил из гречневых хлопьев. И маме тоже, конечно. Постучался к ней, она треники надела, волосы во все стороны торчат, глаза опухшие, красные. Сразу к холодильнику и начинает кефир хлестать. Проморгалась немного - у нее по утрам всегда так с глазами, потому что плохо видит и еще от монитора конъюнктивит. Я спрашиваю:
- Тебе положить?
Она:
- А почему это ты кашу вилкой ешь???
- Не могу найти ту ложку.
- Чего?
- Я все ложки выброшу и новые куплю.
Мама сначала не понимает. Наверное, думает, ей это приснилось вчера:
- Я тебе что-то не то сказала?
Начинает меня тормошить, как будто от этого все ее слова у меня из головы вылетят.
- Мама, ты меня любишь?
- Не задавай дурацких вопросов.
Первым уроком опять была история. Светлана меня гоняла по всем датам - пришлось поставить пятерку. Я ее даже пожалел, такая у нее была морда кислая, когда она расписывалась в дневнике.
Сдали тетради.
После шестого урока я сразу домой пошел. Именно пошел, а не побежал, хоть и было холодно. На газоне у нашей школы выгуливают собак, ну и на тротуаре эти четвероногие скоты иногда срут, а убирать никто не хочет. А я не хочу вляпаться. Собачье говно наполовину прикрыто опавшими листьями, так и поскользнуться можно. Дошел до перехода, слышу, сзади шпильки цокают, потом шпилька царапает асфальт -наверное, как раз в собачью колбаску попала. Истеричка меня догоняет, рожа красная, в одной руке - торба, в другой -моя тетрадка. И начинает этой тетрадкой по лицу меня хлестать, дура ненормальная. Орет:
- Ты что там про меня накалякал, гнида?!
- Это сочинение, Светлана Александровна. - Рюкзак снял и подставил, она ушиблась.
- Ты мудак мелкий, ты знаешь это? - Светлана тяжело дышит.
- А вы - сука.
- Что?
- Такие как вы не должны рожать. Вы детей ненавидите.
Ее губы трясутся, тетрадка пляшет в руках и падает, я ее поднимаю и сую училке в торбу. Говорю:
- Светлана Александровна, вы лучше сделайте аборт. У вас все равно мужа нет, никто вас рожать не просит.
Эта всхлипывает:
- Завтра в школу с... с родителями...
- Завтра суббота, Светлана Александровна.
- Не умничай, говнюк. Я сказала, в понедельник.
Развернулась и обратно потопала, споткнулась два раза. Я ненавижу ее белые сапоги. Когда она ходит по классу, в полу остаются выбоины от шпилек. Портит паркет.
Я заскочил домой, скинул рюкзак, надел куртку и поехал к тете Тане. Маму я не хочу видеть.
Я к тете Тане в гости часто заезжаю, она даже не удивилась, когда я ей из метро позвонил. Специально с работы пораньше ушла, она в какой-то студии звукозаписи работает. Обед приготовила, я поел, она спросила, как у меня дела в школе, я на истеричку пожаловался. Тетя Таня говорит: «Не обращай на нее внимания». Как я буду внимание не обращать, если мне тетрадкой по лицу дали?
Про ложку я ей, конечно, ничего не сказал, только спросил, где мой отец живет. Типа мама адрес забыла. Ну, тетя Таня мне его адрес и дала. Я еще попросил на бумажке нарисовать, как проехать - у него квартира где-то на улице Партизана Германа.
Когда я добрался до Партизана Германа, была уже почти ночь. Несколько раз дорогу спрашивал, там дома стоят не вдоль улиц, как у нас, а где-то во дворе, и номера у них дурацкие - какой-нибудь 23-а или дом 63, корпус 2. И сама улица, наверное, несколько километров. Домищи длинные, я думал, пешком дойду, а там оказалось, что нужно топать еще три остановки. И у него в доме парадной и черной лестницы не было, зато было несколько подъездов, так что я минут десять выяснял, в какой мне надо. Потом еще ждал, когда кто-нибудь дверь в подъезд откроет, потому что в домофоне никто не отвечал. Сняли трубку - и музыка.
Наконец меня впустила девочка с собакой, я на лифте поднялся на восьмой этаж и приложил ухо к двери. Время шло, а я не мог на кнопку звонка нажать. Вдруг у него семья, или он мне не понравится, или еще что. Может, он вообще переехал. А там внутри музыка и мужские голоса. Что-то отмечают, наверное.
Кто-то завозился с замком, я отскочил - вылезает пьяный парень с сигаретой. Зажигалкой чиркает, а прикурить никак не получается, даже не может концом сигареты в огонек попасть. Я его руку подержал, он прикурил. У парня волосы снизу темные, а сверху почти белые, он в черной майке-безрукавке, рваных джинсах и носках. Так без тапок на бетонном полу и стоит, нажрался, ему не холодно.
Следом за ним вылезают двое, от них тоже спиртом несет. Один, со стаканом коньяка, кричит:
- Куда эт ты без меня?
Обхватил крашеного и по заднице шлепнул. Крашеный ему:
- Лапы убери, да? Не видишь, тут ребенок?
Третий меня заметил:
- Мальчик, ты ждешь кого-то?
Я ему:
- Нет...
- Заблудился?
- Нет, не заблудился.
Третий постарше немного и не такой пьяный. И в тапках.
Если в тапках - значит, он тут живет, а не в гости пришел. Тот мужик мне, вроде как, не настоящий отец, это только сперма его была. Я же не буду спрашивать, папа он мне или нет. Ну я и сказал:
- Вы когда-нибудь кончали в ложку?
Второй аж подавился своим коньяком. Крашеный еще полчаса ржал как идиот, потом забежал в квартиру и вопит:
- Мужики! Тут пацан хочет знать, кто из вас в ложку дрочил!
Тот, который в тапках, спросил, не зовут ли мою маму Мариэтта Мишина, а потом пошел искать валидол. Извинился почему-то за своих гостей - типа они тут на всю ночь останутся. Я спросил, можно ли мне тоже остаться. Но мог и не спрашивать, всем было фиолетово.
Утром просыпаюсь поперек кровати, рядом два мужика лежат, один голый, другой в джинсах, и еще на полу двое.
В другие комнаты я даже заглядывать не стал, думал, схожу в туалет и смоюсь по-быстрому. Какой-то у меня отец неприкольный, я лучше поживу у тети Тани. Она мне тоже вроде отца.
В туалете тот крашеный парень сидит, курит. Он без одежды, голову свесил, гладит свои волосы рукой, в которой сигарета. Я дома всегда запираю дверь в туалете, а он этого почему-то не сделал. То ли стесняться некого, то ли ему уже все равно.
Затянулся, посмотрел на меня грустными глазами:
- Извини.
Прикрыл дверь и дальше сидит.
- Я щас докурю и выйду.
Он помылся, я тоже помылся, но вытираться не стал, потому что чужие полотенца. Постоял немного, обсох.
Этот мне чаю налил, нашел в холодильнике вчерашние бутерброды с рыбой. Я ем, а он говорит:
- Вот, после этого мудака хоть ты останешься.
Я не понял, к чему это. Он еще сказал, что его зовут Артур, и предложил домой отвезти. Я отказался - типа, я с тем человеком пообщаться толком не успел. Даже имя не спросил.
Артур плечами пожимает:
- Как хочешь. Он, между прочим, вообще про тебя не говорил. Никогда. Я не знал, что у него сын есть... Ладно, я сейчас завожу машину и жду десять минут.
Я его догнал еще у лифта.
Он меня до дома довез, обнял зачем-то и поцеловал, хотя он точно не педофил.
Мама сидела в моей комнате с тетей Таней и ревела. Оказывается, она всю ночь обзванивала больницы и морги, а тете Тане позвонить было западло, потому что они поссорились. Хорошо еще, тетя Таня сама догадалась прийти.
Мама еще долго просила прощения - типа не было никакой ложки. Но я-то знаю, ложка была, она лежит где-то в ящике вместе с остальными ложками.

>>148277884

*
В понедельник мама пошла в школу и порвала истеричку как Тузик грелку. Сказала, что такая бездарь как Светлана не имеет морального права учить таких одаренных детей как я. Светлана ко мне приставала потому, что не сдала моей маме экзамен в позапрошлом году. Мама так думает. У мамы отличная память на студентов. Особенно на тех, которые начинают ни с того ни с сего рыдать, когда им задали вопрос.
Училка ей всучила мое сочинение, мама прочитала и сказала, что у меня литературный талант. Светлана потащила ее к директору, но и тут обломалась, потому что Мариэтту Мишину каждая собака знает и уважает.
Через две недели Светлана Александровна ушла в декрет и никто ее больше не видел. Историю у нас теперь ведет студент третьего курса. Симпатичный парень.
Мама снова встречается с тетей Таней, у меня теперь есть нормальная еда. И еще я подарил маме на день рожденья новые ложки.
Иногда я думаю, как там поживает Светлана. Кто у нее родится - мальчик или девочка - и как она будет издеваться над ребенком, если родится мальчик. И что она ему расскажет, когда он спросит,откуда берутся дети.Может, наврет, что купила в магазине или аист принес из службы доставки.Аист - хорошая птица. Лично мне было бы приятно, если бы меня принес аист.

Весеннее солнце и свежий воздух утомили мои ноги, и я присел на лавочку.
Слегка щурясь на солнце, закурил.
Из сладкой весенней истомы меня вывел шорох за лавочкой. Я обернулся, и увидел малыша лет шести, который пристально всматривался под лавочку. Пацан неспешно обошел лавочку, все так же продолжая что-то под ней искать.
После рождения моего сына, я стал совсем по-другому, относится к детям.
Рассматриваю малыша.
Одежда до ужаса бедная, но вроде чистая. На носу грязное пятно. Взгляд, его взгляд меня поразил. Было в нем что-то слишком взрослое, самостоятельное. Думал, что показалось, не может в шесть лет быть такого взгляда. Но малыш смотрел под лавочку именно так.
Я достал жвачку и положил подушечку в рот. Малыш на мгновение перевел взгляд на мои руки, и тут же опустил глаза на землю.
- Дядя подними ноги, пожалуйста,- глядя на меня сказал пацан.
Я больше от удивления, чем осознанно поднял ноги над землей. Малыш присел, и внимательно посмотрел на землю под моими ногами.
- И тут нету, - пацан вздохнул
- Жвачку будишь?- спросил я, глядя на этого маленького мужичка.
- А у тебя какая, я люблю фруктовые,- ответил он
- У меня мятная,- я достал жвачку и на ладони протянул ему.
Он, немного помедлив, взял подушечку и сунул в рот.
Я улыбнулся увидев его руки, обычные руки маленького пацана, грязные до ужаса.
Мы смотрели друг на друга и жевали жвачку.
- Хорошо сегодня, тепло,-сказал я
- Снега нет, это очень хорошо,-задумчиво сказал он.
- А чем тебе снег мешал?
- Вот ты даешь, под снегом же ни чего не видно,- заметил мальчуган.
Малыш, засунул руки в карманы, посмотрел на меня и сказал:
- Пойду я, скоро темнеть уже начнет, а я почти ни чего не нашел, спасибо за жвачку, -он развернулся и глядя в землю пошел по аллее.
Я не могу сказать точно, что же именно заставило меня окликнуть его, наверное какое то взрослое уважение, к рассудительному пацану.
- А что ищешь ты?- спросил я
Малыш остановился, чуть помыслив, спросил:
- Ни кому не скажешь?
- Хм, нет ни кому, а что это тайна?- я удивленно поднял брови.
- Это мой секрет,- сказал пацан
- Ладно уговорил, честное слово не скажу,- улыбнувшись сказал я
- Я ищу монетки, тут на алее их иногда можно много найти, если знаешь где искать. Их много под лавочками, я в прошлом году очень много тут нашел.
- Монетки?- переспросил я.
- Да, монетки.
- И что прошлым летом, ты их то же тут искал?
- Да искал,- лицо малыша стало очень серьезным.
- А сегодня много нашел,- ради любопытства спросил я
- Щас, сказал он, и полез в карман брюк.
Маленькая рука, достала из кармана клочок бумаги. Малыш присел на корточки, развернул газету и положил на асфальт. В газете блестело несколько монет. Насупившись, малыш брал монетки с газеты и складывал в свою маленькую, грязную ручку. При этом его губы шевелились, видно он очень усердно подсчитывал свои находки. Прошло несколько минут, я улыбаясь смотрел на него.
- Сорок восемь копеек,- сказал он, высыпал монеты в газету, завернул их и сунул в карман брюк.
- Ого, так ты богач,- еще больше улыбаясь, сказал я.
- Неа, мало, пока мало, но за лето я тут много найду.
Я вспомнил своего сына, и себя, а кто не собирает на конфеты или игрушки деньги в детстве?
- На конфеты собираешь?
Малыш насупившись молчал.
- А, наверное на пистолет?-переспросил я
Малыш еще больше насупился, и продолжал молчать.
Я понял, что своим вопросом я перешел какую-то дозволенную черту, я понял, что затронул что-то очень важное, а может быть и личное в душе этого маленького мужчины.
- Ладно, не злись, удачи тебе и побольше монет, завтра будешь тут?- сказал я и закурил.
Малыш, как- то очень грустно посмотрел на меня и тихо сказал:
- Буду, я тут каждый день, если конечно дождь не пойдет.
Вот так и началось мое знакомство, а в последствии и дружба с Илюшей (он сам так себя называл). Каждый день, я приходил на алею, и садился на лавочку. Илья приходил, почти всегда в одно и то же время, я спрашивал его, как улов? Он приседал на корточки, разворачивал газету и с большим усердием пересчитывал свои монетки. Ни разу там не было больше рубля.
Через пару дней нашего знакомства я предложил ему:
- Илюша, у меня тут завалялось пару монеток, может возьмешь их в свою коллекцию?
Малыш на долго задумался, и сказал:
- Неа, так просто нельзя, мне мама говорил, что за деньги всегда надо что-то давать, сколько у тебя монеток?
Я пересчитал на ладони медяки.
- Ровно 45 копеек, - с улыбкой сказал я.
- Я щас, - и малый скрылся в ближайших кустах.
Через пару минут он вернулся.
- На, это я тебе за монетки даю,-сказал пацан и протянул ко мне ладошку.
На детской ладошке, лежал огрызок красного карандаша, фантик от конфеты и кусок зеленого стекла от бутылки.
Так мы совершили нашу первую сделку.
Каждый день я приносил ему мелочь, а уходил с полными карманами его сокровищ, в виде, крышек от пива, скрепок, поломанных зажигалок, карандашей, маленьких машинок и солдатиков. Вчера я вообще ушел сказочно «богат», за 50 копеек мелочью, я получил пластмассового солдатика без руки. Я пытался отказаться от такого несправедливого обмена, но малыш был крепок в своём решении как железобетон.
Но в один день малыш отказался от сделки, как я его не уговаривал, он был непреклонен.
И на следующий день отказался.
Несколько дней я пытался понять почему, почему он больше не хочет брать у меня монетки? Вскоре я понял, он продал мне все свое не хитрое богатство, и ему нечего было дам мне взамен за мои монеты.
Я пошел на хитрость. Я приходил чуть раньше и тихонько кидал под лавочки по несколько монет. Мальчуган приходил на алею, и находил мои монеты. Собирал их, садился у моих ног на корточки, и с серьезным видом пересчитывал их.
Я к нему привык, я полюбил этого мужичка. Я влюбился в его рассудительность, самостоятельность и в настойчивость в поисках монеток. Но с каждым днем, меня все больше и больше мучил вопрос, для чего он второй год собирает монетки?

>>148278729
Ответа на этот вопрос у меня не было.
Почти каждый день я приносил ему конфеты и жвачки. Илюша с радостью их лопал.
И еще, я заметил, что он очень редко улыбался.
Ровно неделю назад, малыш не пришел на алею, не пришел и на следующий день, и всю неделю не приходил. Ни когда не думал, что буду так переживать и ждать его.
Вчера я пришел на ту самую алею, в надежде увидеть Илюшу.
Я увидел его, сердце чуть не вылетело из груди. Он сидел на лавочке и смотрел на асфальт.
- Здаров Илюша, - сказал я улыбаясь во все зубы,- ты чего это не приходил, дождя не было, поди монеток под лавочками лежит видимо не видимо, а ты филонишь.
- Я не успел, мне монетки больше не нужны,- очень тихо сказал он.
Я присел на лавочку возле него.
- Ты чего это, брат, грустишь, что значит не успел, что значит не нужны, ты это брось, давай выкладывай что там у тебя, я вот тебе принес,- и протянул ему ладонь с монетками.
Малыш посмотрел на руку и тихо сказал:
- Мне не нужны больше монетки.
Я ни когда не мог подумать, что ребенок в шесть лет, может говорить с такой горечью и с такой безнадежностью в голосе.
- Илюша, да что случилось? -спросил я, и обнял его за плечи,- зачем тебе вообще нужны были эти монетки?
- Для папки, я собирал монетки для папки, - из глаз малыша потекли слезы, детские слезы.
Во рту у меня все пересохло, я сидел и не мог вымолвить ни слова.
- А зачем они папке?- мой голос предательски сорвался.
Малыш сидел с опушенной головой и я видел как на коленки падали слезы.
- Тетя Вера говорит, что наш папка много пьет водки, а мама, сказала что папку можно вылечить, он болен, но это стоит очень дорого, надо очень много денег, вот я и собирал для него. У меня уже было очень много монеток, но я не успел,- слезы потекли по его щекам ручьем.
Я обнял его и прижал к себе.
Илья заревел в голос.
Я прижимал его к себе, гладил голову и даже не знал что сказать.
- Папки больше нет, он умер, он очень хороший, он самый лучший папка в мире, а я не успел,- малыш рыдал.
Такого шока я не испытывал еще ни когда в жизни, у самого слезы потекли из глаз.
Малыш резко вырвался, посмотрел на меня заплаканными глазами и сказал:
- Спасибо тебе за монетки, ты мой друг,- развернулся, и вытирая на бегу слезы побежал по аллее.
Я смотрел ему в след, плакал и смотрел в след этому маленькому мужчине, которому жизнь подсунула такое испытание в самом начале его пути и понимал, что не смогу ему помочь ни когда.
Больше я его на аллее не видел. Каждый день в течении месяца я приходил на наше место, но его не было.
Сейчас я прихожу на много реже, но больше ни разу я его не видел, настоящего мужчину Илюшу, шести лет от роду.
До сих пор, я бросаю монеты под лавочку, ведь я его друг, пусть знает, что я рядом.

Парень лет восемнадцати шел по парку. Он слегка приволакивал обе ноги, отчего его походка выглядела немного странно. Но спина его была ровной, шаг - уверенный, взгляд прямой и твердый. На длинном поводке он держал собаку. Она была очень старой, это было заметно и по ее медленной неуверенной походке, и по седой шерсти, и по слезящимся глазам. Они шли рядом, и сразу было видно, что они вместе.

- Мам! Смотри, собака! -звонкий детский голос разорвал привычный гул большого города. - Можно я отдам ей свой бутерброд?
Мила тяжело вздохнула. Опять начинается. Димка уже замучил ее просьбой купить собаку. Прямо Малыш и Карлсон какой-то. Но Мила категорически была против. Сначала бесконечные лужи, потом шерсть... К тому же она прекрасно понимала, что все заботы о собаке - прогулки, кормежки, прививки и прочее -лягут на ее плечи. Димка был еще слишком мал, чтобы мог ухаживать за другим живым существом.
- Димка, ты же знаешь, за собакой некому ухаживать. Я целыми днями на работе, ты в школе, к тому же ты еще слишком маленький.
- А папа?
- А папа, - тут голос Милы предательски дрогнул, к счастью, Димка в силу возраста еще не мог обратить на это внимание, - а папе некогда приезжать к нам, чтобы гулять с собакой.
Димка насупился. Мила, снова вздохнув, достала из пакета бутерброд, припасенный на тот случай, если Димка проголодается во время прогулки, и отдала сыну. Мальчик подошел к лежащему псу и аккуратно положил рядом с его мордой кусок хлеба с колбасой.

Пес был уже очень старый. Он просто лежал на траве парка и ждал, когда же наконец погаснет этот яркий свет, который так раздражал его воспаленные глаза. Неожиданно перед ним возник маленький человечек. Он протянул кусочек чего-то очень вкусно пахнущего. Пес бережно взял угощение и благодарно лизнул сладко пахнущую ладошку. Мальчик отбежал и ушел, все время оглядываясь. Псу вдруг стало очень тепло. Он прикрыл глаза и уснул. Навсегда.

Через несколько дней Мила вышла с Димкой погулять на детскую площадку. Дети резвились, шумели, гонялись друг за другом, катались с горки. Димка тоже бегал со всеми, радостно смеясь. Он полез на турник. Мила хотела его остановить, но не успела. Димка сорвался вниз, нелепо шлепнулся и не смог встать.
Спустя три месяца почерневшая от горя Мила привезла Димку домой. В инвалидном кресле. Врачи допускали, что еще не все потеряно, но поверить в это было сложно. Скорее всего Димка уже не сможет ходить никогда. И Димка... в кресле... серьезный и тихий, даже в свои восемь лет понимающий, что случилось что-то очень плохое... Он уже не плакал и не боялся...

Мила вкатила коляску в коридор.
Вздохнула.
И открыла дверь в соседнюю комнату.
Оттуда, смешно переваливаясь на коротких кривоватых лапках, выполз мохнатый рыжий щенок. Он забавно морщил мордочку и тыкался во все мокрым черным носом.
- Димка, - как сумев строго сказала Мила, - ты обещал, что будешь воспитывать собаку сам. Пришло время сдержать обещание.

Через полгода Димка встал из кресла. Он очень быстро уставал и садился обратно, но он мог сделать несколько шагов. А еще через пару месяцев он сам пошел гулять со щенком (теперь уже взрослым псом), названным смешным и непонятным именем Бендик. Димка очень медленно шел, держась за руку Милы, неуверенно переступая ногами. Но шел. Сам.

Прошло 10 лет. Бендик постарел, и уже сам с трудом передвигал лапы. А Димка, теперь уже Дима, шел рядом с ним, готовый, если что, подхватить его. И Дима знал, что этой собаке он обязан тем, что идет.
Они шли рядом. Молодой прихрамывающий парень и старый пес. И им было хорошо вместе.

Последней у нас сегодня -литература.
Мы курим, почти не скрываясь, чуть сбоку от крыльца школы. Восьмой класс, конец апреля, взрослые пацаны, хуле там...
Сигареты у нас хорошие -«Космос . Сёмин стырил у бати целую пачку, и теперь банкует.
Я не отказываюсь, хотя в моём кармане только начатая «Ява «явская .
Тепло, орут воробьи, землёй пахнет вовсю. Асфальт давно уже сухой. Снег ещё лежит плоскими кучками на спортплощадке, и под заборчиком школы - серый, грязный, как и сам забор.
Сверкает на солнце сворачивающий в Безбожный переулок трамвай. Блестит витрина магазина «Овощи-Фрукты . Там всегда в продаже «Салют , по два пятьдесят. И вермут «Степной , за три шестьдесят.
Высокое московское весеннее небо.
Пиджаки наши распахнуты. Димка Браверман - некурящий, но стоит с нами, щёлкает себя по комсомольскому значку:
- Ну что, весна пришла, да, Лысый? - спрашивает он профиль Ильича на железном флажке.
Ильич делает вид, что не слышит.
Ринат Хайретдинов достаёт из кармана синенький «пятифан , складывает его, чуть подминая, и вместо слов «Пять рублей получается зубчатый кружок со словом «Пей внутри.
- Медаль пьяницы! - поясняет Ринат. - Ну что, срываемся?
- Хуясе... - говорит Вовка Конев, не отрывая взгляда от «пятифана . - Откуда?
Ринат улыбается:
- Где было, там нет больше, Коняра!.. Я не понял, идём или нет? Щас на обед закроют, и чё потом? Бля, их угощаешь, они мнутся, стоят тут!.. Чек, ты как?
Ринат смотрит на меня с надеждой. Я самый рослый в компании, и когда мы покупаем бухло, в магазин всегда захожу я. Обычно удаётся взять, если нет, приходится просить кого-нибудь из очереди.
- Ну, давай, - легко соглашаюсь я. - БорМиха всё равно нет сегодня. Пластиглаз будет. Блин, опять вслух читать...
- О-о-о-о! - тянет вся наша компания и начинает ржать.
Бормих - Борис Михалыч Гольденберг, директор нашей 1140. У нас ведёт русский и литеру. Хороший мужик, хоть и еврей. Димка Браверман, кстати, тоже еврей, а пацан отличный.
Мне литература нравится, ещё история и русский. По всем другим у меня полный залёт. БорМих как-то сказал моим: «Такого гуманитарно одарённого мальчика я не встречал давно . Потом добавил: «Иначе я бы давно его вышиб отсюда в два счёта .
Школа наша престижная, с математическим уклоном в девятом и десятом.
Даже классы у нас называются не как у нормальных людей, «А или «Бэ . «Восьмой первый , «восьмой второй , «восьмой третий ...
В народе нашу школу называют уважительно «еврейской .
БорМих мужик честный. На последнем собрании выразил надежду как можно быстрее больше нас не видеть. Вся наша компания, не считая Бравера, доучивается последний год. В девятый переходят лишь успевающие по всем предметам и, как правило, одной с Димкой национальности.
Нам плевать - мои нашли мне уже другую школу, на Банном, а все кореша расходятся по путягам.
Единственное, немного жаль уходить от БорМиха - литеру он ведёт здорово. Пушкина цитирует часто. Чем-то и сам похож на него - чернявый, некрасивый, шапка жестких кучерявых волос, характерный нос, чуть крупнее, правда, чем у Александра Сергеевича. Читая Пушкина, прикрывает глаза и как-то забавно всплескивает руками. Закончив, стоит ещё некоторое время перед классом, не открывая глаз и слегка покачиваясь с пятки на носок.
В классе обычно начинают тихо ржать или строить ему рожи.
БорМих, я знаю, всё слышит и даже видит. Постояв, он открывает глаза, печально обводит нас взглядом, вздыхает, и тихо произносит: «Кто может объяснить мне смысл услышанного?
БорМих заболел, уже вторую неделю его замещает Пластиглаз. Кликуху такую ему дали за то, что вместо левого глаза у него протез - нелепый искусственный глаз.
Говорят, раньше Пластиглаз учился в нашей школе. Судя по тому, что он явно не еврей, и ведёт уроки совсем хреново -заставляя нас по очереди читать вслух хрестоматию, десятый класс Пластиглаз заканчивал где-то в другом месте.
Бормих этой зимой болел часто и подолгу, так что Пластиглаз нам как родной стал.
Говорят, со следующего года он будет вообще вести литературу вместо директора, но нас это уже мало колышет.
Едва мы успеваем докурить, на крыльце появляется Лобзик, наш трудовик. Лысый и поддатый слегка, как обычно. Причём второе более постоянное, чем первое. Я не удивлюсь, увидев вдруг Лобзика с отросшей шевелюрой, но вот если встречу его трезвым -наверное, не узнаю.
Лобзик хитро щурится, разглядывая нас, и вдруг громко, раскатисто так пердит.
Мы ржём, как кони.
- Чё, бля, смешно, да? -обижается вдруг трудовик. -Щас отведу к директору, за курение, там смеяться продолжите... Звонок не для вас был, что ли? А ну, бля, на урок все живо! Приду проверю, у вас что щас?
- Пение, - отвечает Конев под общий смех. - А директор болеет.
- Хуение! - багровеет Лобзик. -Восьмой «третий , так? По расписанию найду и проверю. Кого не будет - к завучу с родаками завтра.
Мы поднимаемся на крыльцо. Если на Лобзика находит «воспиталово , то туши свет...
Один за другим мы исчезаем за дверью. Я захожу последним.
Оглядываюсь и вижу трудовика, щурящегося на витрину «Овощи-Фрукты .
Бывало не раз, что мы с ним встречались у прилавка с вермутом и «Салютом . По-джентельменски не узнавали друг друга, если, конечно, не во время уроков.
По дороге в класс материм Лобзика и обсуждаем сиськи Оли Подобедовой. Они у неё самые большие в классе. Да и, пожалуй, во всех трёх «восьмых будут самыми-самыми. Наша гордость - на Подобедову даже десятый класс засматривается, а там такие кобылы есть...
- А Чеку Танюха больше нравится - «дэ два эс , бля! -подначивает меня Конев, но мне по барабану.
Танька Оленик, конечно, симпотная, но у нас с ней ничего нет. Так, помацал её слеганца на восьмимартовском «огоньке ... Не я один - потом, когда я ужрался, и мою мать вызывали, Танькой Ринат занялся. У нас с ним всё общее. Кореша.
Сисек у Таньки совсем нет, тут Конь прав.
Идём по коридору третьего этажа. С портретов на стене нас разглядывают классики. Лицемеры Толстой и Горький сурово и осуждающе, зануда Достоевский - равнодушно. Беспутный Пушкин, специалист по женским ножкам, с интересом прислушивается. Чехов смотрит сквозь пенсне с тем же выражением, с каким осматривал, наверное, сифилитичную сыпь у крестьян в бытность свою врачом.
Из-за двери нашего класса слышен обычный на уроках Пластиглаза галдёж.
Такой у него метод - по алфавиту назначать читающего вслух. Акишин начинает первым, за ним, через какое-то время, читает Алфёрова, потом Браверман... До меня очередь доходит под самый конец, да и то, слава яйцам, как Ринат говорит, не всегда. Я иду в журнале сразу после Хайретдинова, и всегда веселюсь, если урок заканчивается на нём, а не на мне.
Пока кто-то читает, другие занимаются, чем хотят, Пластиглазу на это положить. Хоть ходи по классу, что Конь или Ринат часто и делают.
Странный он, этот Пластиглаз.
Физрук говорит -контуженный. Глаз ему в Афгане не то выбили, не то осколком задело.
Пластиглаз не старый. Мужик как мужик, только квёлый какой-то. И протез этот его глазной... Лучше бы повязку носил. Был бы Пиратом.
Конев, как самый наглый, стучит в дверь и всовывает голову:
- Можно?
Ответа не следует. Мы проходим на свои места. Пластиглаз даже не смотрит на нас. Отмечает что-то в журнале и своим бесцветным голосом произносит:
- Груздева, спасибо. Гусев, дальше.
Толстый Гусев, подперев руками оба подбородка, начинает бубнить вторую главу «Капитанской дочки .
Мы киваем друг другу на Подобедову - она за второй партой у окна, рядом с тощей Груздевой. Нам видна только Ольгина спина, легендарные сиськи скрыты. Но мы-то знаем, что они никуда не делись, и перемигиваемся.
Танька Оленик сидит прямо передо мной.
«Ну и пусть «дэ два эс , -думаю я, разглядывая Танькины волнистые чёрные волосы. «Вырастут, куда денутся...
Танька неожиданно оборачивается, показывает мне язык, и усмехнувшись, утыкается в хрестоматию.
До сих пор обижается за тот «огонёк , наверное. Ну, я после пузыря «трёх топоров танцевать уже не мог, чего она...
Галдёж в классе стоит знатный, Гусева вообще не слышно. Пластиглаз смотрит одним своим глазом, настоящим, куда-то в окно. Другой, мёртвый, смотрит в пустоту.
Солнце наискось бьет по окнам. Рамы плотно закрыты, заклеены ещё с зимы.
- Спасибо, Гусев, - говорит Пластиглаз.
Гусев облегченно вздыхает, закрывает хрестоматию и укладывает на неё голову.
Ежова приготавливается читать и уже устраивает перед собой поудобнее книгу, как Пластиглаз вдруг произносит:

>>148280293

- Сегодня ровно шесть лет, как погиб, не погибнув до конца, мой друг Саша Ковалёв.
Те, кто расслышал, осекаются на полуслове. Я толкаю локтём в спину Рината, трущего о чём-то с Конём, и кореш испуганно поворачивается.
Я глазами показываю ему в сторону учительского стола.
Пластиглаз встаёт и смотрит на нас обоими глазами. Блин, носил хотя бы очки дымчатые, что ли...
- Саша мечтал стать музыкантом. В Афганистане он успел написать несколько песен. Их и сейчас поют там. Их слушают на кассетах и здесь, те, кто вернулся живым...
- Э, заткнулись там!.. - шипит вдруг Бравер на склонившуюся к уху Груздевой Подобедову. - Сисек много, ума мало, - уже совсем тихо добавляет Димон, но все слышат. Некоторые ржут, но тут же осекаются.
Подобедова окидывает Димона презрительным взглядом и отворачивается к окну.
Пластиглаз, не обращая внимания, продолжает:
- Трудно за то короткое время, что осталось у нас до звонка, рассказать о том, что за человек был Саша Ковалёв. Как мы подружились с ним в учебке и как попали в одну роту в Кундузе. Или какие замечательные у него папа и мама. Я не буду рассказывать вам, как Саша попал в плен. Я вообще не знаю, имею ли я право рассказывать вам про него...
Голос Пластиглаза, потерявший свою обычную бесцветность, дрожит.
- Его подбросили через несколько дней после взятия в плен. Ночью. Скинули метрах в двухстах от наших палаток. Часовые заметили движение, открыли огонь. «Духи , так в Афганистане называют душманов, ушли. «Душман , кстати, в переводе означает «враг . Они нас называют «шурави , то есть -«советский . Вот так вот - мы их «врагами , а они нас «советскими . Мы для них хуже врагов. Мы для них вообще не люди.
«Хорошо, - думаю я, -историчка не слышит... Член, бля, партии, со стажем...
- «Духи ушли, а Сашка остался на камнях. Я долго думал... Наверное, было бы лучше, если б часовые тогда попали... Хотя бы в Сашку...
Пластиглаз говорит тихо, но мы слышим каждое слово.
- Они отрезали ему всё, что можно отрезать у человека. Язык, нос... Прокололи барабанные перепонки и отрезали уши. Выкололи глаза. Отрезали половые органы... Они четвертовали его -оставили от рук и ног короткие обрубки. Совсем короткие... Среди них был хороший медик - перетянул, где надо, жгутами, где надо, прижёг... Остановил кровь... Обколол морфием даже. Очень хотелось им, чтобы Сашка не умер...
Пластиглаз замолкает.
Никто из нас не шевелится.
Пластиглаз подходит к окну и долго - кажется нам - смотрит на улицу.
- Сашка выжил. Его отправили в Ташкент. Таких ребят, без рук и ног, у нас называют «самоварами . У которых из всего, что было, один крантик и остался... У Сашки не осталось ничего.
Сейчас он у родителей, под Калугой. Я ездил к ним на выходные. Думаю, вы можете представить себе, к а к а я жизнь у человека без всего. Сашке недавно исполнилось двадцать пять. Это совсем немного. Чуть больше, чем вам сейчас.
Пластиглаз дёргает верхний и нижний шпингалеты, рывком -слышен треск бумаги -открывает одну раму, за ней -другую.
В класс врывается шум улицы. Серый тюль занавесок выгибается парусом.
- Зачем я это вам рассказал?.. -пожимает плечами Пластиглаз и достаёт из кармана пиджака пачку «Родопи . Чиркает спичкой и закуривает прямо в классе, выпуская дым в окно. Весенний ветерок заносит дым обратно.
Пластиглаз разгоняет его рукой, тушит сигарету о подоконник и выбрасывает в окно.
- Наверное, чтобы вы ценили то, что у вас есть. «Капитанская дочка очень нравилась Сашке. Он учился в педагогическом. Любил рассказывать о Пугачёве.
Пластиглаз стоит у окна и мы вдруг понимаем, что он плачет. Своим единственным глазом.
- Урок окончен. Домашнего задания нет, - привычным бесцветным голосом говорит Пластиглаз. - Можете идти.
Никто не встаёт.
Мы сидим, не глядя друг на друга.
Танькины плечи - прямо передо мной - мелко подрагивают.
С улицы доносится трамвайная трель.

Травы в трубку надо положить щепотку. Ровно на одну затяжку. Это очень экономно, и практически нет лишнего дыма.
Сигарета должна тлеть, где-нибудь на подоконнике. Когда услышишь шаги в коридоре, бокс и трубку надо быстро спрятать в карман, взять сигарету и спокойно покуривать.
В общем больничном туалете я делаю напас. Задерживаю дым в легких максимально долго. Затем выдыхаю в окно. В октябрьскую ночь.
Из окна видно, как к приемному отделению подъезжает карета скорой.
Когда ты умираешь, когда становиться плохо холодной ночью, надежда тебе не улыбается. Я знаю.
В отделении 90% стариков. Пахнет старостью и испражнениями. Нищета больницы давит. Я тут уже третий день. За дверью моей палаты под номером 32 еще две двери. Так как палата разделена стеной. По три койки. Хорошо, что я пока один.
Сестра забегает без стука.
- Там девочку привезли из реанимации, помоги переложить ее на кровать.
Я рад помочь, и иду за сестрой.
То, что я увидел, мгновенно заставляет меня отвернуться. Я берусь за простыню, но в руках нет силы. Я боюсь, что ткань выскользнет из пальцев.
На носилках, на простыне укрытая белым девушка. Снаружи ее голова, руки, нога из-под покрывала.
Тело девушки покрыто трескающейся коричневой коркой. Из трещин сочиться гной и кровь. Руки, ноги и туловище завернуто в пленку. Идет отторжение и пораженная плоть слезает с костей. Глаза открыты. Она в сознании. Когда девушку приподнимают над носилками, она начинает кричать. Громко, душераздирающе.
Так кричала она неделю. А потом умерла.
На каталке в коридоре под простынями ее тело. Сверху и снизу простыни коричнево-красные.
Сестра говорила, что ее привезли из реанимации. Ее обрекли на мучительную смерть.

Мудрые говорят: суд божий здесь. Судьба - это суд божий.
Тебя судили. Приговор в исполнении.
И ты видишь слезы, слышишь крики по ночам. Ты думаешь: за что люди платят так?
Ты думаешь: справедливо ли обрекать на страдания?
В палату вписали Ваню.
Ваня - типичный гопник из спального района. Ему 25 лет. Лицо в шрамах. Рассказы про пацанскую жизнь: гоп-стоп, разборки, палатки.
Ваня не агрессивен и отзывчив. Он помогает больничному персоналу, бегает за сестрой, когда мне надо снять капельницу. Мы с ним самые молодые в отделении. Если где-то необходимо помочь - просят нас.
Ваня пил в палате водку и предлагал мне. Я отказывался и думал о жизненном парадоксе: загремев в больницу, фактически из-за пьянства, желая просохнуть, алкоголь настиг меня здесь.
Я решил накурить Ваню. К тому моменту в палату вписали еще одного парня. Он мне откровенно не нравился, до такой степени, что даже гопник был милее моему сердцу. Вот в одиннадцатом часу вечера мы выдвинулись в сортир.
Сделав затяжек семь, Ваня мотает головой:
- я больше не могу. Не соображаю уже ничего.
Обломало то, что в палате пришлось шифроваться. Мы улеглись на койки. Я взял книжку, Ваня газету.
Взглянув на него, увидел, что Ваня увлеченно читает кроссворд. Не разгадывает, а пялиться в пустые клетки. От живота к горлу накатывает волна смеха. Пришлось стиснуть зубы, чтобы не заржать в голос. Когда сдерживаешь смех становиться еще смешнее. Я отвернулся от него, чтобы плотина не прорвалась. Палиться было нельзя. Я долго не мог успокоиться. Живот мой дергался, я давился смехом. С умным видом читающий пустой кроссворд Ваня поверг меня в тихую истерику.

В палату напротив привезли парализованного старика.
Нас с Ваней попросили подтянуть его на подушку. Он, почему-то сползал, и ему было неудобно.
Скрюченное, парализованное тело. И страшная, сухая шелушащаяся кожа. С ног до головы белая отмершая чешуя.
- Давайте, ребята подтяните его, слышу я голос и берусь за простыню, скомканную под ним.
- Да нет, возьми его за руку.
Я медлю. Я не могу заставить себя прикоснуться к нему.
Ваня берет его за руку, а я тяну вверх простыню.
- Да за руку его возьми, говорят мне.
- Так нормально, я тяну простыню одной рукой, а другой пихаю под голову подушку.
- Возьми его за руку и подтяни, простыню порвешь.
- Не могу.
- Ну.
- Не могу я!
В палате я мою руки и мне не ловко. Я ничего не мог с собой поделать.
Старик медленно умирал. По ночам он плакал. Несколько раз падал с кровати. Меня не просили помочь поднять его.

Мудрые говорят: справедливости нет.
Есть боль, страдания, смерть и человеческое дерьмо. И каждый, кому приходиться сталкиваться с этим, должен это принять. Пережить это.
Бывает, ношу дают еще до рождения. И только к следующей жизни она станет легче. Вода точит камень, время искупляет прегрешения.
Ты должен быть чистым.
Мудрые говорят: справедливости нет, есть только любовь.
На территории больницы по мимо корпусов находится НИИ трансплантологии, а рядом кухня, где готовят еду для всех отделений. Вокруг бегает десяток собак. Веселые кухонные тетки подкармливают их.
В двадцати метрах самопальная беседка, сделанная из спизженной лавочки и здоровой кабельной катушки. Катушка заменяет стол. Беседка чуть прикрыта облетевшей растительностью.
Приехала V. и угощает меня гашишем. Гашиш ядреный. Уже после второй затяжки меня начинает параноить, что тетки - то, все секут. От этого становиться веселей. Мы кашляем от густого дыма, чем привлекаем внимание.
V. говорит:
- Да, мы вызывает у них интерес.
Приходиться на время прекратить курение. Вскоре, интерес пропадает, и мы размазываем себя по лавочке глубокими затяжками.
Мир вокруг приятно вибрирует. Ароматный дым очищает голову от негативных мыслей.
V. врач, и это ее терапия для меня.
В конце она делиться со мной гашишем. Я благодарен ей. Я всегда благодарен ей. Только, за чем-то скрываю эмоции.

За парализованным стариком ухаживает его жена. Милая старушка с печальными глазами. Она курила, и мы пересекались с ней в курилке на лестнице.
Однажды она заговорила, а по щекам текли слезы:
- Он все понимает, он в абсолютно здравом уме. Иногда, я думаю, уж лучше бы он не соображал. Он же знает, что ему совсем не долго осталось. Мучается. Он перенес четыре инсульта.
У нас совсем нет денег -говорит она и вытирает слезы платком, а нужны какие-то лекарства, нужна сиделка. Все это его друзья. Они помогают. Платят.
Вот сейчас просится домой. Не хочет умирать здесь.
Я вижу эту слепую любовь, эту боль и думаю о том, что когда-то они были молоды, может быть, счастливы и влюблены.
Все, что осталось от этого -страдания. Разве заслужили они это.
Спустя неделю, безнадежного, умирающего старика увезли домой.
*

>>148280820
Ты должен быть лучше и сильней. Только хороших и сильных пускают выше.
Если ты не хочешь быть хорошим и сильным - тебе придется.
Тебе не оставили выбора.
Либо тьма и гибель свободы, либо яркий свет на конвейере душ.
В палате тоже есть туалет. Прямо за первой дверью. Один на шестерых. Когда мне не охота идти в общую уборную в коридоре я задувал прямо там. Это требовало определенной настороженности.
Однажды, я решил накуриться после процедур. В 12 часов дня все отделение бодрствовало, в это время врач совершает обход.
Как только я принялся раскуривать за дверью началось суетное хождение. Это настораживало, но на пол пути останавливаться не хотелось. Затянувшись положенное количество раз, я поджег кусочек газетки -отбить запах конопли. Снаружи, кто-то упорно продолжал шастать. Выходя из туалета, я лоб в лоб столкнулся с врачом. Ничего не подозревающий доктор поинтересовался моим самочувствием. Видимо, запаха он не уловил, хотя мне казалось, что от меня разит травой.

С дедом я познакомился так:я спускался на первый этаж, а дед возвращался в отделение. Ругался и причитал вслух, что не может позвонить. В больнице стоят телефоны -автоматы, которые работают по картам. Карты продаются. Старые люди не всегда справляются с этими автоматами, к тому же они работали с горем пополам. Я предложил помощь, и мы дозвонились. Дед оказался очень добрым. Семья его практически бросила. В больнице он находился очень долго. С лета. Он часто заходил к нам в палату, выпить с Ваней. Иногда приносил с собой, иногда пили Ванину. Дед по доброте помогал парализованному, ухаживал за другим брошенным, полоумным и немым стариком. У родственников или у нянек, которые навещали своих больных он, в качестве поощрения, просил четвертинку. Жена парализованного была рад помощи и приносила. Те -довольно мутного вида бабы, ухаживающие за немым, нагло обманывали деда. Им было жалко для него пятидесяти рублей. А мне было жалко деда. Я не понимал, как его могли бросить на произвол судьбы в больницу, на государственный паек. Я не ел больничную еду. Дед просил брать ему. В больнице не давали добавок. Тряслись за свою дерьмовую жратву - не дай бог съешь больше положенного. Мы с Ваней старались подкармливать его. Делились хавчеком. Я спрашивал:
-Как же получилось, что тебя здесь бросили?
А он отвечал:
-Потому что старые никому не нужны. - Состаришься, поймешь - говорил дед.

Когда бежишь, сначала стреляют в воздух. Предупредительный выстрел. Лишь затем в спину. Подобно этому высшие силы делают три предупреждения. На первое не всегда обращаешь внимание, после третьего, порой, погибаешь. Высшие силы должны вести тебя. Если ты противишься этому - ты слишком много на себя берешь. Мудрые говорят: уступи водительское место.
Неприятного парня выписали. Ваня, предварительно вдрызг поругавшись с буфетчицей (та долго орала матом на все отделение, воспроизводя Ванины претензии; «Мне 60 лет, а он говорит, что я ебана в рот» - кричала эта женщина) и напившись водки после укола димедрола (что повергло его в невменяемое состояние) решил из больницы уйти. Без выписки. В палату быстренько вписали мужичка по имени Владимир. Он был очень спокоен и водку не пил. Только пиво и только на улице. Когда я оставался в палате один я мог позволить себе накуриться фактически не вставая с койки. Я так же забивал по щепотке ганжи и выдыхал в открытое окно. Курить не выходя из палаты было лучше всего. Оставляя окно открытым, чтобы выветривался запах, я прятал ноги под одеялом, и погружался либо в музыку, либо в книгу. Стараясь не думать ни о них, ни о себе. Ни о чем.

На часах 11 вечера и ничего не предвещает приключений. Разве что тремя часами раньше просили отнести кровь на анализ в соседний корпус. В палату входит сестра и просит помочь отвезти в реанимацию мальчика. Парню 21 год. Ему худо. Кровотечение из носа и из...короче, моча с кровью. Хреновые анализы. Никто не знает, что с ним. Хотя, в том, что это пиздец сомнений нет. От нашего отделения реанимация буквально через дорогу. Мы с Ваней завозим парня в грузовой лифт. С нами две молодые врачихи. Сначала его надо доставить в приемное отделение, где сделают рентген и узи. Все происходит крайне медленно. В приемном старики и пьяницы. Старики и пьяницы - основной, по видимому, контингент государственных больниц. Последствия алкоголизма различны и не предсказуемы, как и последствия старости. Когда исследовать парня закончили, его переложили в каталку и теперь мы везем его в реанимацию. На месте приходится ждать. Кажется, что все растеряны, не уверены, никто точно не понимает причину происходящего. Уборщица не спеша моет мол. Врач не спешит к больному. Все же мы дождались. Парень раздевается самостоятельно. Ложиться на каталку.
- Мы еще на свадьбе твоей погуляем, натянуто улыбаются врачихи.
- Если выживу, отвечает парень. Катались мы три часа.

Одни называют это бедой, другие испытанием. На самом деле это остановка в пути. Красный сигнал светофора. Возможность протереть запотевшие стекла и понять, что не там свернул. Даже если тебе нравиться тут - это не для тебя. Таковы правила. Мы не выбираем маршруты.

Ум без разума - это беда!

В то далекое зимнее утро мама сказала мне:
-Сынок, как ты относишься к тому, штобы паучаствовать в городских соревнованиях лыжников в возрастной катигории от семи до девяти лет?
- Положительно, - ответил я маме. -Тем более лыжы у меня есть.
Как раз за пару дней до этава мне купили замичательные деревянные лыжы. Красные.
Название не вспомню сийчас, но точно помню, што на них был изображон Волк из мультфильма про Ну погоди.
Отец сделал мне на них крепления из резинок, штобы можно было катаца прямо в валенках и смазал спицыальной мазью, которая была похожа на шоколадный батончик. Я даже попробовал откусить кусочек, но вкус у мази оказался сафсем не шакаладный, а горький-пригорький с отвратитильным еловым привкусом. "Гавно а не мазь"- подумал я, а сам улыбнулся и сказал:
- Отличная мазь, папа!
- Скользить будут, што твой песдетс - сказал отец и залихвацки подмигнул мне правым глазом.
В тот же день чюдесные лыжы были опробованы во дворе и висьма успешно. Правда я пару рас лофко наибнулся, но это ж хуйня, не больно падать сафсем, в пехоре-то. Зато сразу видно- скользят.
Паэтому к перспективе паучаствовать в гарадских соревнованиях я относя с энтузиазмом.
- Мама, я же их всех там парву, как стаю прамакашек- сказал я маме.- У меня же к лыжам талантище.
- Ах ты мой скромняшка-умилялась мама.
В общем к двинадцати часам мы уже были в гарадском парке культуры, где всех жилающих потягаца в лыжном спорте записывали в спицыальную титрадку и выдавали тряпошный номер, каторый надо было привязывать по бокам виревочками. Мне дастался номер двацать один.
- Двацать один- мы пабедим!-сымпровизировала на ходу мама.
- Двацать один- говна поедим!-весело атазвался чей-то чужой родитель.
Я пагразил ему лыжной палкой: иш ты, шутник какой выискался. Щас типо ничаяно ткну палкой в глаз- будеш знать, говноед хуев.
Рядом гатовились к забегу другие рибята. У бальшинства из них лыжы были не диривянные, а дешовые-пластикавые. И без волка. Зато с надписью "Fisher" на англицком языке.
- Фишер, это в преводе рыбак,-сказала мне мама.
- Какие же придурки эти мальчишки- сказал я.- Зачем им рыбацкие лыжы? Мы ж не на рыбалку сабрались, а на гонку. А поодивались -то как, фраера: адни ширстяные костюмы, какие-то сафсем несирьезные ботинки, каторые к лыжам пристегиваюца, да шапочки с неприличным названием "петушки". Разве они не видят, што зима на дваре? Холодно ведь до опиздинения.
Рыбаки, бля. Модники нахуй.
То ли дело я: на ногах - штаны-комбез, туловище надежно защищино от морозов и ветров пехорой, на галаве-кроличья шапка на ризиночке, на руках - михавые рукавицы (тоже на резинке, штоб не проебал). Ну и валенки канешно. Я ж не рыбак. Я нармальный.
Все канкуренты ахуеть как сасредоточенно надрачивали сваи лыжы своими мазями-шакалатками и косились на миня, а те кто стоял подальше, тыкали в маю сторону пальцами и хихикали.
"Смейтесь, смейтесь, рыбаки ебаные"- подумал я- "Хорошо ебется тот, кто ебется последним" - и попытался самастаятильно завязать номерок. Этот номер у меня не прошол, пришлось задействовать маму.
Наконец появился толстый мужык с пистолетом.
- Ща он подстрелит хохотунов сраных, - абрадовался я, но мужык ни в каво стрилять не стал, а выстраил всех участникав, включая миня вдоль нарисованной красной краской полоски и сказал:
- Объявляется забег на трикилометра среди участникав от семи до девяти лет. Старт- после сигнального выстрела. На старт, внимание, марш!- и выстрелил в небо.
Все рыбаки ломанулись впиред. Я же немношко протупил и оказался позади всех.
"Ничиво"- падумал я-"Сейчас они посдыхают и замерзнут и я их всех сделаю"- и прибавил хода.
Но рыбаки все никак не сдыхали, а все дальше и дальше удалялись от меня
- Лыжню! лыжню!- яросно кричали они.
Зато внезапно сдох я. В пехоре мне вдрук стало очень жарко, голова тоже вспотела, хотя на улице был зверский мороз, а валенки пастаянно выскальзывали из резинок. Вскоре я потерял из виду паследнего из рыбаков.
"Иш ты, какие шустрые"-подумал я- "ничиво, скоро сдохнете"- и попытался прибавить скорости, но тут у миня вдруг сбилось дыхание и закалоло в боку.
Я остановился и стал ждать, кагда придет второе дыхание. Второе не приходило, оставалось первое. Хуевое такое первое. Постояв немного для приличия я потихоньку попиздовал дальше. Хули стоять-то. Тем более, пока я стаял, то изрядно замерс, а стикающиий с ебла пот застыл на шапке мелкими сасульками.
Пройдя еще метров сто я абнаружыл развилку. Куда идти налево, или направо я не знал и попиздошил налево. Я всегда, если чо, хожу налево.
Иду значит ниторопливо так, жду когда впереди покажеца первый сдохнуфший рыбак.
Хуюшки! Съебались падлы.
"Ну и хуй с вами, идиеты"-думаю. -"Зато так здоровски, как я, никто из вас Гитлера из пластилина не слепит. И к математике у меня способности есть. А бегать на сраных лыжах бальшова ума не надо. Беги себе и беги.
Тут мне вдруг приперло посрать. А посрать на лыжах ой как непросто. Тем более, кагда ты в комбезе. У нас один мальчик со смишной фамилией Рокахулин попытался как-то в таком камбезе поссать. Результат получился плачевный- нассал себе в лицо. С тех пор мы с ним больше не дружили, с обоссаным-то. Он обижался, даже плакал, а мы шутили над ним.
"Это слезы"- спросим- "или саки?".
Такая вот петрушка. А представляете как в этом комбезе среца?
В общем пришлось мне снять пехору, стянуть этот ебаный комбез и сесть срать прямо на лыжню. Получилось все ахуеть как нелофко- я насрал себе на лыжы.
К тому же бумашку для подтирания жоппы мама мне положыть в карман не догадалась. Так что вытирал я жоппу снегом. Очень неприятно вытирать жоппу снегом- такое ащущение, как будто тебя начинает ебать снигавик. Или снежный челавек какой. Нет сынок, это фантастика.
Пока я срал, на развилке вдрук появился мужык в блистящем спорткастюме, спицыальных ачках и на лыжах. Если б я хуячил на такой скорости, я давно бы низложыл всех рыбаков к ебеням.
- Лыжню, блядь!- заорал мужык.
Я, как был, с голой жопой, попробовал спрыгнуть с лыжни, но запутался в штанах и рухнул на бок. Гавно соскользнуло с лыж и угодило в лыжню.
Мужык сваими беласнежными лыжами как въедет в гавно!
- Ах ты засранец мелкий!-кричит.- Уебыш бля! Ты чо вабще делаеш на взрослой трассе? Пиздуй атсюда!- и пребольно ткнул миня в голую жопу лыжнай палкой, а патом почесал дальше. А я ему вслед кинул гавняный снежок, каторым вытирал жопу. Попал.
Сам же атчистил снегом лыжы от гавна, натянул штаны и пехору и попиздил дальше.
Чириз несколько минут я напаролся на ище одну развилку. Свирнул налево, кудаж еще. Хуячу значит, хуячу, вдуг бац! Что я вижу! Финиш, бля! Толстый мужык, мама, родители придурашных рыбаков. Ура!
А сзади кто-то пыхтит. Абернулся- а это один из рыбакоф меня настигает, самый шустрый каторый. "Ну уш хуй"-думаю, да как вьебу вперед. Сам ат сибя такой прыти не ажидал. И втарое дыхание аткуда-то появилось. Вобщем не дагнал миня рыбак. Я опиридил ево на адин метр.
-Ур-ра-а!- закричала мама-Двацать один- мы победим!
- Надо жэ, на деревяшках и -первый.- удивился толстый мужык. - Да еще и в валенках. Кстати, от кого это так гавном несет?
- Не ебет, -гаварю, - давайте свой приз ебучий и я пашол.- А то скушно с вами, лошками, саревнаваться. Пиздуйте лучше на рыбалку, может хоть там у вас чево палучица.
- Что-то я не припомню, что-бы он миня абганял,- сказал тот мальчик который так и не смог миня дагнать и палучил пачетное втарое место.-Срезал! Он срезал!
Я ничиво не стал ему гаварить, а просто, как бы ничаянно ткнул его палкой в пах, ат чево он лофко слажился, как складной ножык "Белка" и притих, а сам пашол к толстому за призом.
Приз был гавеным- шахматы.
"На хуя мне эти ебаные шахматы?"- падумал я- "У меня уже дома есть одни, сафсем еще не старые", но шахматы взял, а, впослетствии падарил их адному лошку на день ражденья.
Так же на мае имя выписали грамату, типа чемпиен и все такое. Патом я ее повесил на стене, где ана висела до самого дисятова класса.
- Как я их фсех!- гордо сказал я маме.
- Я знала, што ты пабедишь сынок. Ты же у меня самый-самый.- ответила мама.
Я взвалил на плечи лыжы, мы взялись за руки и попиздили дамой.
Позади группа рыбаков пыталась што-то доказать толстому мужику, но нам на них было насрать. Хуй бы я им што отдал, пидарасам. Пускай сначала на лыжах катаца научаца как следует.
А к лыжам, кстати, я после этава случая савершенно ахладел. Увлекся ананизмом.

Даун

История развивалась так. Уехали трое моих друзей со своими любимыми женщинами на дачу среди рабочей недели. Да и подзависли там на несколько дней. В какой-то момент времени им, видимо, там надоело тусовать ограниченным коллективом, и они позвонили нам с приятелем, мол, приезжайте и поддержите нас, а банька и шашлыки гарантированы... Собрались, собрали. И когда уже практически были на выезде, приходит звонок с просьбой доставить резинотехнические изделия номер два, поскольку зависалово затянулось и, видимо, еще будет продолжаться, а вокруг такого товара днем с огнем не сыщешь.
Почему бы не помочь друзьям? Прямо на Садовом заезжаем в аптеку. А мой приятель изумительно изображает дауна. Да не просто дауна, а, кроме всего прочего, еще и больного детским церебральным параличом. Если не знать, что он нормален, то иллюзия полная. Так вот заходим мы в эту аптеку, а там очередь приличная, я, естественно, в хвост очереди встаю. Поворачиваюсь к приятелю и вижу, что у него программа дауна работает. Ходит и с интересом на дебиловатом лице рассматривает витрины, слюну пускает в уголок рта... Потом ко мне подходит и за рукав дергает: "Аскорбинку мне купи, слышишь"... Я ему отвечаю, что денег мало, только для дела, и с аскорбинкой он подождет. Народ в очереди напрягается,
видят, что я жлоб мелочный и калеке-инвалиду жмусь копеечный подарок купить. :-)) А он, конечно, наседает. Приходится пообещать ему отвести в машину и там оставить одного. Приятель изображает панику и успокаивается, продолжая бродить и рассматривать витрины, глупо ухмыляясь. Подходит моя очередь, и подумав решаю, что на пару дней товарищам надо бы запас некий сделать, изрекаю продавщице: "Шесть пачек презервативов Durex". На что мой даун кричит на всю аптеку "Шесть!? Я столько не вытерплю!". Чувствую более чем красноречивые взгляды всей очереди на себе. Понимаю, что надо что-то сказать, не терясь отвечаю: "Хочешь аскорбинки, придется терпеть!". Думал, что очередь меня порвет. На улице у приятеля случилась истерика...

Просыпаюсь в шесть утра. Бесит пиздец как. Бесит всё. Жена, блядь. Лежит, блядь и бесит. Бля, какая же ты стала толстая, лежишь сука, спишь, попёрдываешь и бесишь. Руки с ногами раскинула - в мире животных бля! Кто ты? Слоник? Моржик? Коровка? А ведь пятнадцать лет назад ты была первой красавицей Петрозаводска: жопа, которая сама просилась в руки, сиськи второго размера, русые волосы. Куда всё делось? «Дорогой я завтра иду в салон красоты . Какой салон, бля? Тебе в цирке надо выступать, под барабанную дробь, типа смертельный номер, а детям, которые не обосрутся при твоём появлении, выдавать чупа-чупс или мороженное. Рот приоткрыт, слюни на всю катушку, подушка мокрая. Блядь, охуеть, а откуда эти усики? Раньше я их не замечал. Недоебит? До хуя гармонов? В пизду. Умыться, подрочить, кофе и вперёд, на хуй отсюда.
По дороге в метро шесть таджиков в оранжевых жилетках. Бесят, просто нет слов. Понаехали. Чурки ёбанные. Кто с лопатой идёт, кто с вилами. Взять бы эти вилы, бля, и в штыковую, всех порубать, ибо бесит меня это шопесдец. Иду так сурово, в глаза не смотрю, не камрады, не потому что пересрал, а просто чтобы не беситься лишний раз.
Спускаюсь в метро, ну это ваще финиш. Полное бесилово. Старые кошёлки с тележками, лимита голимая, лохи бля, метро бля первый раз увидели, еблами щёлкают. И бля уже у экскаватора старуха какая-то: «Сынок, помоги сумочко вниз попустить . Бля пробесило меня это ну просто ваще. Уебать бы по этой тележке с ноги, чтобы она вместе с бабкой улетела куда-нить, но менты рядом. Ну я тогда лицо такое мощное сделал, как у терминатора (94 раза смотрел) и говорю так тихо, но внятно: «Иди на хуй . Прямо так и сказал. У неё аж подбородок затрясся от страха, и слёзы выступили, гыгыгы. Ну понятное дело, настроение у меня немного поправилось, и я весёлый такой, вниз по экскаватору, а эта тварь, представляете палкой мне по затылку уебошила и фашистом обозвала.
Зашёл в вагон, сел. Рядом пелотка какая то беременная стоит, тоже бесит: понарожают уродов всяких. Дома сиди, не хуй ебаться было! Ну да хуй с ней. А вот напротив меня сидит уже полный пиздец. Сидит гандон и всем своим видом показывает, что я полное говно. Костюм от гутчи или «хуйегознаеткак . Журнальчик на коленях Playboy. Сидит блядина, полистывает, причмокивает. Одна рука под журналом. Бля сука, ты ещё подрочи тут, хули стесняться?! Взять бы этот журнал да по ебалу, по ебальнику, на сука, на! Умри на хуй, жлобяра! Но, -здоровый, бля, килограмм на 140 потянет. Убьёт ещё на хуй.
Кароче, на работу пришёл взбешённый просто пиздец. Пятиминутка у босса. Босс бля. Хуй те в нос. «Учитывая новейшие инновации.. . Вротъебации. «Кризис конкурирующего рынка... . Вротъебинка. «Нововведения в разделах налогооблажения . Вротъебения. Внимательный камрад уже понял, что я не плохо подбираю рифмы, стихи пишу с детства, так сказать, но речь не об этом. Так вот этот Фёдор Викторович (Хуикторович) бесит реально и каждый день. Взять бы этот монитор и одеть ему на голову со всеми его инновациями, но сегодня ж зарплата и ваще...
Подхожу в кассу. Сидит бля, пизда белобрысая, рот до ушей и по телефону: «А мы вчера с Вадиком в боулинге тусовались, а потом к нему поехали, ага, да, хи-хи, угу, потом расскажу . Стою дрочу незаметно, чтоб не очень беситься. Я специально в кармане штанов дырку проделал, очень удобно. Можно и в метро и в маршрутке, да и на рабочем месте вздрочнуть не проблема.
В общем, поработал немного, поучаствовал в гонке первонахов, заебись. Домой еду, та же хуйня: чурки, кошёлки с тележками. Купил литр водки, по дороге предвкушаю, как щас нажрусь и жене пиздюлей выдам. Захожу в подъезд, - на бля, рано радовался. Стоят бля. Три фашиста. Куртки чёрные, гриндеры чёрные, лысые, пиздец на хуй. Пиво пьют. Подойти бы к ним да «леща отцовского взвесить, но акселерация это вам не хуй собачий.
В лифт проскочил, щас ты мне, жопа, за всех ответишь.
Ну ёбаный на хуй, это пиздец, и тут облом! В прихожей ботинки, не мои бля, 80-й размер, не знаю бывают такие размеры в природе, но больше моих в два раза. Типа «тут и сел печник . Сижу и хуею, а из спальни тем временем доносятся звуки какой-то нечеловеческой ебли. Дастишфантастиш. Тут мне внутренний голос говорит: «Ты чё ёбнутый, бля, съёбывай отсюда на хуй! . Ну я ботинки прихватил и съебался. Ботинки выкинул в мусорный контейнер, в двух кварталах от дома. Гыгыгы. Босиком домой будешь добираться, гандон!!)

Давно эта история случилась. Был я тогда наивным двадцатипятилетним парнишкой, приехавшим из деревни в город. Жил я в однокомнатной квартирке, оставшейся от покойной тетки и работал на заводе фрезеровщиком. И вот заболел я как-то летом. Заболел сильно, всего трясло и лихорадило. Сходил к врачу в поликлинику. Врачиха, толстая старая тетка, осмотрела меня, выписала кучу рецептов и направлений на анализы, и сказала что у меня типа ОРЗ какого-то, но весьма поганого. В направлениях помимо крови и мочи оказалось направление на сдачу кала. А кал насколько я понимал - это говно. Думаю, как же говно то это сдавать, схожу, спрошу что ли. Прихожу в кабинет, а там сидит молодой медбрат и по телефону с кем-то треплется. Я ему, так мол и так, не сдавал никогда говно, кал то есть, как его сдают-то вообще? Айболит этот юный смотрит на меня, ухмыляется препаскудски и отвечает:
- Ну сейчас, - говорит, - новая методика, по ней все твои болячки определяют, даже к каким предрасположен. Только сдать надо не менее трех килограммов кала, говна то есть.
- Это как же, - отвечаю, - я столько кала этого насобираю-то? Три килограмма-то за один раз ну никак не смогу.
- А ты, - говорит, - собирай его несколько дней, а потом все вместе и принесешь, так даже лучше будет, если за несколько дней, результат точней будет, - а у самого ухмылка все шире и шире, аж на лице не помещается.
Ну, спасибо родителям, я как-то привык всегда верить врачам, газетам и телевизору, даже сомнений не возникло. Пришел домой, вечером посрал сходил, смотрю на кал этот и думаю, жара же страшная, как же я его хранить-то буду. Думал-думал, потом взял пакет, собрал все аккуратненько и в морозилку положил. В морозилке-то сохранится, думаю. Ну так и докладывал в пакет несколько дней. Смотрю потом, вроде килограмма три будет, даже четыре пожалуй, с запасом. Встал с утра пораньше, положил пакет в холщовую сумку, взял направление и пошел сдавать. Прихожу в кабинет, а там народу – аж три медсестры помладше и старшая одна, главная такая с виду. Подхожу к ней, направление отдаю и пакет из сумки выкладываю на стол, - вот, - говорю,- этот, кал принес. А она глазами своими хлопает и смотрит на меня как на инопланетянина какого.
- Это что такое? – говорит и пальцем на пакет показывает.
- Как что? – удивляюсь я, - кал это на анализы, все как положено по методике новой, три килограмма, даже с запасом, несколько дней собирал.
- Это по какой же методике? - спрашивает, а у самой глаза все больше из орбит вылазят, если бы сам не видел, не поверил бы, что у человека такие глаза большие могут сделаться.
- Ну я тут недавно заходил к вам, тут молодой санитар был, он и объяснил, новая методика, говорит, не меньше трех килограммов сдать надо, чернявый такой, веселый-веселый.
- Это ж Сашка был с медицинского, практикант наш, - говорит одна сестра рыженькая и как давай ржать, ну чисто как кобыла Машка, которая у нас в колхозе была. А за ней остальные давай. И все главное пополам сгибаются и стараются на меня не смотреть. А старшая-то на меня смотрит так внимательно и говорит:
- Знаете молодой человек, я думала, что такие больные только в анекдотах бывают, которые банками мочу и чемоданами говно сдавать приносят, - и давай тоже хохотать вовсю.
Тут я начинаю понимать, что этот Айболит сволочной обманул меня как дурачка какого ни за грош.
- И что же мне делать теперь? – спрашиваю, а сам красный весь прямо как рак в кастрюле. А старшая уже пятнами вся пошла, чуть ли не пузыри изо рта пускает:
- Ты, - говорит, - чуть-чуть возьми и положи в спичечный коробок и приноси тогда, - а сама аж задыхаться начала от смеха, и остальные тоже сестры от старшей не отстают, прям конкурс какой по ржанию. Сгреб я пакет в сумку обратно и бегом из кабинета, нашел туалет, достал коробок спичек, спички то я всегда с собой ношу, мало ли, всегда пригодиться могут, спички вытряхнул, пакет достал и давай кусочек отколупывать. А оно, гавно это, кал по научному, смерзлось в морозилке, и как назло, жара сегодня спала, прохладно так, хорошо на улице, радоваться только. А я не радуюсь совсем, пытаюсь через пакет кусочек отщипнуть, а кал не поддается, хоть плачь. Долбанул я им в сердцах по стене, а там аж кусок штукатурки отлетел, и трещины по краске побежали. Испугался я тут, спрятался в кабинку, сейчас думаю еще в милицию за порчу народного имущества, а в протоколе напишут, что говном мол сломал стену в поликлинике, а потом на завод сообщат и хоть топись с такого протокола. Плюнул я, положил пакет в сумку, снял штаны и давай тужиться. Тужился-тужился минут двадцать, еле вытужил маленький кусочек. Положил его в коробок, коробок в карман и в кабинет опять, а сумку с собой, думаю не выкидывать же ее здесь. А там в кабинете сестер этих все отделение собралось не меньше, смеются чего-то, болтают. Меня как увидели и давай дружно хрюкать и на сумку мою пялиться. Рыженькая, симпатичная такая, по телефону с кем то разговаривала, так меня как увидела, только и успела сказать в трубку, - тут у нас этот опять пришел, с чемоданом, - трубку роняет и в конвульсиях под стол сползать начинает. Старшая уже и говорить не может, хрипит только и знаки руками делает, мол принес типа? Я на стол ей коробок ложу и бегом из поликлиники. Иду по улице с пакетом этим злосчастным, ничего не соображаю, слышу тут, ко мне вроде обращаются.
Остановился, смотрю четыре пацана лет по семнадцать, у одного папироса в зубах торчит, и глаза так прищурил:
- Слышь дядь, - говорит, - огоньком не богат?
- Отчего же, - говорю, - не богат? Еще как богат, - отвечаю, - неужто для подрастающего поколения огонька не найдется, - и спичек коробочек ему протягиваю.
Тот коробочек берет, открывает, пальцы туда сует и замирает так в недоумении, а глаза все шире. Что ж за херня, - думаю, - да что ж у всех сегодня при встрече со мной глаза увеличиваются?
А пацан пальцы из коробка достает в чем-то коричневом, нюхает их и возмущенно так орет:
- Ты что это мне за гавно подсовываешь?
И тут я понимаю, что коробок то я на анализы другой сдал, со спичками, а этот в кармане остался.
- Как это что, - отвечаю, - кал, - говорю, - самый настоящий, свежачок буквально, я, понимаешь анализы сдавать ходил, ну и коробки то перепутал. А представляешь, врачи удивятся, откроют, а там спички, еще напишут, что повышенное содержание древесины и серы в анализах. Извини уж, - говорю, - войди в положение.
А тот шуток не понимает никаких, в положение входить не хочет. Глаза красные, коробок мой бросил, руками машет и на меня надвигается. И остальные, смотрю, подтягиваются тоже. И такая меня обида взяла братцы, - это что же, - думаю, - мало того, что полбольницы надо мной посмеялось, так еще и морду мне сейчас набьют из-за говна этого.
А их четверо и под рукой ничего нет, кроме говна этого мороженного в сумке. И тут как начал я их сумкой охаживать. По убойной силе замороженное гавно чуть хуже дрына оказалось в умелых руках. А я хоть и хилый, а руки у меня умелые в плане подраться, сколько вон раз село на село ходили. В общем, разогнал я их, синяков наставил, даже зуб кому-то выбил гавном. Стою, трясусь, в себя прихожу и думаю, - вот жеж гавно штука какая, из-за него в передрягу попал, оно же и спасло. Дошел до дома, выкинул его вместе с сумкой, а то уже подтаивать начало, да и пакет в драке порвался и думаю, - не пойду я больше этот кал сдавать, так вылечусь.
И вылечился. Потом уже, когда больничный ходил закрывать, врачиха направление нашла, прочитала и давай ржать, - это ты оказывается спички сдавал, вместо чемодана.
Вот, - думаю, - дался им этот чемодан. Хотел сначала спросить, что за анекдот такой, потом думаю, еще неделю вся поликлиника хрюкать будет. Закрыл больничный и с тех пор к врачам ни ногой. Народной медициной теперь лечусь. Это сила. Травки там, корешки всякие, и никаких тебе анализов говна. Да и что его изучать? Говно оно и есть говно. А газетам и телевизору я с той поры тоже верить перестал. На всякий случай.