Вот уже 4 неделю меня травит или стебет тян с учебы. Тред №2.https://arhivach.ng/thread/444438/ Ссылка на прошлый тред.Последующие треды не вижу смысла создавать. Это не первый тред, где я просил помощи, текущий создал только для возможного интереса со стороны анонов с прошлого. Так сказать рассказать чем все закончилось… Мимо проходящие могут прочитать как кулстори(предварительно прочитайте прошлый тред) Дальше буду писать как мини-отчет вечером указанного дня.Следующий день после создания треда (19 апреля, пятница).Подсела ко мне на алгебру (ее подруга не пришла на учебу). Сказала, что теперь между нами нет преграды(ее подруги). Так же написала какой-то подруге, что якобы съебала после 1 пары вместе со мной и поеблась со мной на хате. ((Неделей раньше кидала ей мою фотку) Демонстративно показывала мне переписку с этой подругой). Показывала, как ей пишут десятки лохов впараше.Ну вообщем-то пиздели с ней всю пару. Рассказала, что в школе так же как и меня “доебывала” чела вместе с какой-то тянкой, но та тянка была влюблена в него, а ей было в рофл это делать. Несколько раз пыталась позвать на какие-то концерты и другие ивенты (я все доджил(не слушаю такую музыку и не люблю концерты)), еще почему-то почти через день приглашает на свой др, хотя он в августе... К слову сказала, что хотела бы поехать в ДС2, но по некоторым причинам до сих пор там не побывала, я сказал что поеду в июле на неделю. Предложила поехать вместе...В очередной раз на перемене положила руку мне на ногу, я положил на колено и провел на несколько см чуть выше. Ее ответ на действия: Не ожидала от тебя такого, обычно я тебя “доебываю”. (Сказала в шутку. После того как положил руку не брыкалась).Так же говорила кто из группы не нравится.Продолжение истории с поцелуями за гаражами: Опять сказала, мол пошли целоваться. Согласился, но сказал что сейчас или никогда, она сказала что сейчас только в щечку. Я сказал: не, в щечку не интересно. Ответила:ну а куда ты бы хотел?. Дальше ниче интересного не было, обычный пустой пиздешь, даже писать не буду.Чуть позже предъявила мне: Я с тобой нормально общаюсь, а ты со мной на отъебись. Мне так не кажется офк, думаю что она хочет вести себя как королева, чтобы я развлекал ее, но хуй там, ниче ей не достанется.Хз зачем так подробно описываю, но по другому не знаю как передать полноту всей картины анону на другом конце монитора. Для ясности так сказать.Чем больше информации, тем сложнее, да, анон? Вроде разговоры о людях с группы, которые ей не нравятся/бесят и поцелуй в щечку чисто как с подружкой пиздела.Возможно, теперь она пытается завербовать меня в подружки ( Это режем на корню если что)
Понедельник(22 апреля).На паре взяла у меня наушники и начала их как бы прикусыать, после вовсе начала сосать штекер…Вторник(23 апреля)Почти одновременно пришли на учебу, встретились взглядом и она улыбнулась мне.Ещё сказала поцеловать её в щеку, но я задоджил. (Целуют в щечку только подружки)Начала брыкаться когда обнял её на улице(учения пожарные)Хотя сама прислонилась ко мне как бы спереди и сбоку (лопаткой правой на мою грудь левую). Сказала: Сычев, ты что меня обнимаешь?(в шутку). Примерно в это же время сбоку стояла другая тянка(с которой я задоджил ее реквест встречаться еще в сентябре-октбяре) и обняла меня и даже грудью прикоснулась. Я конечно ахуел от такой наглости, но ничего не стал делать(Она вроде как с другим куном после учебы последние полгода выходит, лол)Зажала на лестнице, заставила обнимать(а я и не против)Сказал, чтобы завтра пришла в платье, согласилась. (Нет профита прикасаться к ее ноге через джинсы)Среда(24 апреля)Пришла в леггинсах, но говорила, что платье с собой(она их одела из-за физры, я пришел ко 2 паре)Опять заставила обниматься на лестнице(а я и не против). Во время объятий ее подруга пошла в аудиторию, а мы остались на лестнице. Сделал что-то среднее между просто ущипнуть и схватиться за жепу. Брыкаться не стала и сказала: можешь и там потрогать.Позже как зашли в аудиторию сказала подруге, что сычев схватил за жепу(возможно с удивлением, но это не точно).Четверг(25 апреля).Подсела на пару(ее подруга ушла после первой). Начала показывать фотки на телефоне, офк и с бывшем. Так же показывала как ей пишут пиздолизы всякие, а так же кто из них понравился. Дальше сказала про одного куна, который ей написал: Такие мне не нравятся. Я добавил что-то и сказал: а как я? Она ответила: тебе повезло, что мы учимся вместе.Код красный так сказать. Записала меня в подружку номер 2. С завтрашнего дня начинаю доджить ее: отвечать односложно, убиать ее руки, отказываться обниматься и тд. Так же задоджу ее реквест пойти гулять(сегодня звала погулять завтра)
>>195285389Значит смотри сюда. Если тебя оно всё допекает, есть одно проверенное средство - рожа кирпичом в ответ на все попытки тебя достать (средство проверено в полевых условиях и прекрасно себя зарекомендовало).
>>195285109 (OP)Она ебнутая, да и ты не очень адекватный раз запоминаешь все её действия и по числам расписываешь.
Мама сказала дочке:- Начинай разминаться, а я молоко подогрею, - и ушла на кухню босыми крупными пахучими ступнями.Восемнадцатилетняя обнажённая дочка Анжела встала с двуспальной кровати. Её длинные ноги обтягивали такие же полосатые разноцветные гетры, как у мамы. Родительница поставила на плиту две полные кастрюли молока. Музыка басила ударными. Женский голос надрывно пел о цветочках и колокольчиках. Мама вернулась в комнату. Помещение превратилось в разминочный зал. Голые тела выгибались, прогибались и совершали круговые движения. Ступни вставали в балетные позы. Мама часто ходила проверять молоко, когда же в очередной раз вернулась, то прокричала сквозь музыку:- Молоко подогрелось. Я его выключила. Можно начинать.Визг и крик наполнил комнату. Мама с дочкой сняли гетры и бросили на постель. Лица засияли улыбками. Глаза принялись выражать задор. Пол завибрировал от заплясавших босых могучих ступней. Сервант задребезжал хрусталём. Ноги попеременно стали сгибаться в коленях, попы начали выписывать восьмёрки и круги. Одна песня сменяла другую. Женские голоса то перекликались, то сливались в сумасшедшую какофонию. Груди мамы и дочки болтались как два арбуза в сетках и шлёпали по обнажённым телам, а красные соски походили на детские пустышки. Запах ножной вони и пердежа появился постепенно в комнате. Мама взглянула на свои крупные мозолистые ступни и увидела, что пальцы, и боковые части покрылись тонкой коркой ноздреватого сыра, словно жёлтые подследники с максимальной открытостью, а взади яичные белки закрывают ороговелые пятки. Мама воскликнула сквозь громкость музыки:- Ой! Ступни то опять засырнявило, заяишело! Ой!Затем перевела взгляд на ступни танцующей дочки и заметила, что на правой ступни сыр покрыл ступню слоем потолще в отличие от левой. Мама проорала:- Как тебя неравномерно то засырнявило!После чего верчепопанье под музыку продолжилось. Щёки раскраснелись. Волосы взъерошились. Слетали вниз светло-серые капельки между шевелящихся сильных крутых бёдер мамы. Появился дух варёной колбасы, но в начале благоухание вонючего сыра и варёных куриных яиц скрывали его, а потом колбасное амбре стало таким, что его бы заметил даже человек с сильным насморком. Такие фимиамы бывают в кухне на новый год, когда готовят салаты. Мама взглянула на свои ступни, затем на дочкины. Нечто розовое виднелось в ноздреватых сырных дырочках:- Ой, у нас колбасность появилась! - провизжала мама с улыбкой и безумным взглядом, - ну, сейчас нас заколбасиииит!Мама заклокотала связками. Крупные ступни в сырных балетках прыгнули на всю подошву. Заскакала по комнате титястая безумная женщина. Дочка завыделывала попой кренделя, которым могла бы позавидовать профессиональная стриптизёрша. Крики и визги наполнили деревянный дом с новой силой. Начались повороты, приседания и безумные прыжки. Мама начала выкрикивать: "Вот это нас колбасит, ёбаный в рот! В разнос пошли!" Дом оглашали не радостные визги, как в начале, а напуганные. Мама убежала в ванную. Загремели тазы. Мама налила в эмалированные штампованные ёмкости молока и принесла в комнату:- Вставай в таз!Дочка опустила ноги в молоко. Сырные балетки стали мокрыми. Мама зашла в таз напротив. Зрелое женское тело продолжало выделывать танцевальные движения. Амплитуда танца понемногу снижалась. Мама вышагнула из таза. Её рука повернула ручку на магнитофоне. Музыка смолкла, а стрелочные индикаторы перестали прыгать. Появились над нулями две стрелки. Окошечки индикаторов светились жёлтым ламповым цветом. Комната погрузилась в тишину. Тихо работал двигатель магнитофона. Мама предложила:- Давай отдохнём.- Давай, - согласилась дочка.Мама села на кровать. Дочка опустилась рядом. Груди часто вздымались. Горячие тела имели влажность. Мама сказала:- Вот это мы растанцевались, вот это нас сырнявить, яишеть и колбасить пошло!- Да! - ответила дочка и посмотрела на свои ступни затянутые сырной корочкой. Ноздреватость розовела слоем колбасы со шпиком. Плюсны имели максимальную открытость. Яичные белки скрывали яйцеобразные широкие пятки. Носики были острые. Мама сказала:- Я уже пол не чувствую, подошвы нарастают сыром.- У меня тоже так, - ответила дочка и положила правую ступню на левое бедро. Её глаза взглянули на низ. Она увидела сырную плотную ороговелую засохшую корку, просматривающуюся таким отчётливым контуром, словно это и впрямь настоящие балетки.Мама задрала правую ступню. Её нога в балетке заняла место на левой ляжке:- Гляди, как у меня интересно сырность стопу заподошвило. Здесь всё жёлтое, мягкое, а вот тут, - и она обвела указательным пальцем возле тёмного янтарного пятна, вообще сыр застарел и высох так, что крошиться.Дочка коснулась этого места пальцем. Кожа испытала неприятное ощущение грубости и сухости.- Ага, - ответила дочка, тяжело дыша.Мама положила ногу на ногу и сказала:- Сейчас отдохнём и начнём дальше танцевать.Дочка положила левую ногу на правую. Левая ступня оказалась рядом с маминой. Балетки покачивались и крутили заострёнными носиками.Тазы с коровьем продуктом стояли на полу напротив друг дружки. Кастрюли расположились рядом. В них белело молоко.Мама подошла к магнитофону, рука повернула чёрный переключатель, бобины с чёрной намотанной плёнкой вновь завращались. Мама затанцевала вместе с дочкой с новыми силами. Комната наполнилась криками и визгами, как прежде. Запах сыра, яиц и колбасы постепенно нарастал. Мама проорала:- Надо немного сырность с яишневостью и колбасностью остудить, а то разошлись!Они встали в таз напротив друг дружки и продолжили пританцовывать. Мама взглянула в свой таз и закричала:- Блядь, ёбаный в рот, молоко аж закисает от такой сырности и колбасности!Дочка бросила взгляд в свой таз, потом в мамин и закричала долго и продолжительно: "Аааа!". Мама подлила ещё молока и промолвила:- Сука, пизды пошло засырнявливать! Ёбаный в рот!Дочка заголосила:- Аааааааааааааааааааааа!Мама в ужасе проорала:- Сейчас блядь сыром и яйцами с ног до головы нас покроет. Ёбаный в рот!Дочка закрыла лицо руками. Плачущий стон раздался на фоне весёлой беззаботной песни:- Мама, я не хочу! Мама, я боюсь!Родительница завопила:- Блядь, уже пошло, уже началось! Сыр на титьках, сыр на титьках!Её ступни вышагнули из таза. Тело встало на четвереньки. Груди опустились в таз. Соски скрылись в молоке. Мама выпятила пышную попу. Анус раскрылся, как бутон тюльпана. Раздался втягивающий шипящий звук.Дочка хныкала. Ладони закрывали испуганное заплаканное лицо. Вытаращенные глаза смотрели на маму. Сыр появился на бёдрах. Слой нарастал тонкой коркой, а ближе к половыми губам переходил плавно в яичные белок. Пердёж вырывался из влагалища каждую секунду.Мама взглянула на ревущую дочку. Рот раскрылся, глаза увеличились. Лоб пошёл морщинами:- Сядь в таз пиздой, сядь в таз пиздой, дура! Слышишь, как у тебя от сырности и яишневости пизда песни поёт!? Рулады бешеные выводит!Дочка вышла из таза, встала над ним в раскоряку и присела. Половые губы с засырнявленным треугольником скрылись в тёплом молоке. Появлялись то и дело на белой поверхности пузырики. Влагалище бурлило молоком. Мама посмотрела в свой таз и ругнулась:- Блядь, вот это сырность! Аж молоко в тазу сычужиться пошло!Она взяла стоящую рядом кастрюлю и долила молоко в таз.- А у тебя молоко в сыр или яйцо превращается? - визгливо спросила мама дочку.- И в сыр и в яйцо!- Это блядь как!?- Возле половых губ молоко в сыр, а дальше в яйцо, потом в сыр и снова в яйцо.- Кольцами что ли пошло?- Да.Мама завопила во всю силу:- Блядь, это не хватало!- Мама, а что будет?- Пиздец теперь будет! Ааааааааа!
>>195285109 (OP)Если тян не сосется с тобой в первые два дня и не ебется с тобой в течении недели, то это динамо, а не тян
Мама сказала дочке:- Начинай разминаться, а я молоко подогрею, - и ушла на кухню босыми крупными пахучими ступнями.Восемнадцатилетняя обнажённая дочка Анжела встала с двуспальной кровати. Её длинные ноги обтягивали такие же полосатые разноцветные гетры, как у мамы. Родительница поставила на плиту две полные кастрюли молока. Музыка басила ударными. Женский голос надрывно пел о цветочках и колокольчиках. Мама вернулась в комнату. Помещение превратилось в разминочный зал. Голые тела выгибались, прогибались и совершали круговые движения. Ступни вставали в балетные позы. Мама часто ходила проверять молоко, когда же в очередной раз вернулась, то прокричала сквозь музыку:- Молоко подогрелось. Я его выключила. Можно начинать.Визг и крик наполнил комнату. Мама с дочкой сняли гетры и бросили на постель. Лица засияли улыбками. Глаза принялись выражать задор. Пол завибрировал от заплясавших босых могучих ступней. Сервант задребезжал хрусталём. Ноги попеременно стали сгибаться в коленях, попы начали выписывать восьмёрки и круги. Одна песня сменяла другую. Женские голоса то перекликались, то сливались в сумасшедшую какофонию. Груди мамы и дочки болтались как два арбуза в сетках и шлёпали по обнажённым телам, а красные соски походили на детские пустышки. Запах ножной вони и пердежа появился постепенно в комнате. Мама взглянула на свои крупные мозолистые ступни и увидела, что пальцы, и боковые части покрылись тонкой коркой ноздреватого сыра, словно жёлтые подследники с максимальной открытостью, а взади яичные белки закрывают ороговелые пятки. Мама воскликнула сквозь громкость музыки:- Ой! Ступни то опять засырнявило, заяишело! Ой!Затем перевела взгляд на ступни танцующей дочки и заметила, что на правой ступни сыр покрыл ступню слоем потолще в отличие от левой. Мама проорала:- Как тебя неравномерно то засырнявило!После чего верчепопанье под музыку продолжилось. Щёки раскраснелись. Волосы взъерошились. Слетали вниз светло-серые капельки между шевелящихся сильных крутых бёдер мамы. Появился дух варёной колбасы, но в начале благоухание вонючего сыра и варёных куриных яиц скрывали его, а потом колбасное амбре стало таким, что его бы заметил даже человек с сильным насморком. Такие фимиамы бывают в кухне на новый год, когда готовят салаты. Мама взглянула на свои ступни, затем на дочкины. Нечто розовое виднелось в ноздреватых сырных дырочках:- Ой, у нас колбасность появилась! - провизжала мама с улыбкой и безумным взглядом, - ну, сейчас нас заколбасиииит!Мама заклокотала связками. Крупные ступни в сырных балетках прыгнули на всю подошву. Заскакала по комнате титястая безумная женщина. Дочка завыделывала попой кренделя, которым могла бы позавидовать профессиональная стриптизёрша. Крики и визги наполнили деревянный дом с новой силой. Начались повороты, приседания и безумные прыжки. Мама начала выкрикивать: "Вот это нас колбасит, ёбаный в рот! В разнос пошли!" Дом оглашали не радостные визги, как в начале, а напуганные. Мама убежала в ванную. Загремели тазы. Мама налила в эмалированные штампованные ёмкости молока и принесла в комнату:- Вставай в таз!Дочка опустила ноги в молоко. Сырные балетки стали мокрыми. Мама зашла в таз напротив. Зрелое женское тело продолжало выделывать танцевальные движения. Амплитуда танца понемногу снижалась. Мама вышагнула из таза. Её рука повернула ручку на магнитофоне. Музыка смолкла, а стрелочные индикаторы перестали прыгать. Появились над нулями две стрелки. Окошечки индикаторов светились жёлтым ламповым цветом. Комната погрузилась в тишину. Тихо работал двигатель магнитофона. Мама предложила:- Давай отдохнём.- Давай, - согласилась дочка.Мама села на кровать. Дочка опустилась рядом. Груди часто вздымались. Горячие тела имели влажность. Мама сказала:- Вот это мы растанцевались, вот это нас сырнявить, яишеть и колбасить пошло!- Да! - ответила дочка и посмотрела на свои ступни затянутые сырной корочкой. Ноздреватость розовела слоем колбасы со шпиком. Плюсны имели максимальную открытость. Яичные белки скрывали яйцеобразные широкие пятки. Носики были острые. Мама сказала:- Я уже пол не чувствую, подошвы нарастают сыром.- У меня тоже так, - ответила дочка и положила правую ступню на левое бедро. Её глаза взглянули на низ. Она увидела сырную плотную ороговелую засохшую корку, просматривающуюся таким отчётливым контуром, словно это и впрямь настоящие балетки.Мама задрала правую ступню. Её нога в балетке заняла место на левой ляжке:- Гляди, как у меня интересно сырность стопу заподошвило. Здесь всё жёлтое, мягкое, а вот тут, - и она обвела указательным пальцем возле тёмного янтарного пятна, вообще сыр застарел и высох так, что крошиться.Дочка коснулась этого места пальцем. Кожа испытала неприятное ощущение грубости и сухости.- Ага, - ответила дочка, тяжело дыша.Мама положила ногу на ногу и сказала:- Сейчас отдохнём и начнём дальше танцевать.Дочка положила левую ногу на правую. Левая ступня оказалась рядом с маминой. Балетки покачивались и крутили заострёнными носиками.Тазы с коровьем продуктом стояли на полу напротив друг дружки. Кастрюли расположились рядом. В них белело молоко.Мама подошла к магнитофону, рука повернула чёрный переключатель, бобины с чёрной намотанной плёнкой вновь завращались. Мама затанцевала вместе с дочкой с новыми силами. Комната наполнилась криками и визгами, как прежде. Запах сыра, яиц и колбасы постепенно нарастал. Мама проорала:- Надо немного сырность с яишневостью и колбасностью остудить, а то разошлись!Они встали в таз напротив друг дружки и продолжили пританцовывать. Мама взглянула в свой таз и закричала:- Блядь, ёбаный в рот, молоко аж закисает от такой сырности и колбасности!Дочка бросила взгляд в свой таз, потом в мамин и закричала долго и продолжительно: "Аааа!". Мама подлила ещё молока и промолвила:- Сука, пизды пошло засырнявливать! Ёбаный в рот!Дочка заголосила:- Аааааааааааааааааааааа!Мама в ужасе проорала:- Сейчас блядь сыром и яйцами с ног до головы нас покроет. Ёбаный в рот!Дочка закрыла лицо руками. Плачущий стон раздался на фоне весёлой беззаботной песни:- Мама, я не хочу! Мама, я боюсь!Родительница завопила:- Блядь, уже пошло, уже началось! Сыр на титьках, сыр на титьках!Её ступни вышагнули из таза. Тело встало на четвереньки. Груди опустились в таз. Соски скрылись в молоке. Мама выпятила пышную попу. Анус раскрылся, как бутон тюльпана. Раздался втягивающий шипящий звук.Дочка хныкала. Ладони закрывали испуганное заплаканное лицо. Вытаращенные глаза смотрели на маму. Сыр появился на бёдрах. Слой нарастал тонкой коркой, а ближе к половыми губам переходил плавно в яичные белок. Пердёж вырывался из влагалища каждую секунду.Мама взглянула на ревущую дочку. Рот раскрылся, глаза увеличились. Лоб пошёл морщинами:- Сядь в таз пиздой, сядь в таз пиздой, дура! Слышишь, как у тебя от сырности и яишневости пизда песни поёт!? Рулады бешеные выводит!Дочка вышла из таза, встала над ним в раскоряку и присела. Половые губы с засырнявленным треугольником скрылись в тёплом молоке. Появлялись то и дело на белой поверхности пузырики. Влагалище бурлило молоком. Мама посмотрела в свой таз и ругнулась:- Блядь, вот это сырность! Аж молоко в тазу сычужиться пошло!Она взяла стоящую рядом кастрюлю и долила молоко в таз.- А у тебя молоко в сыр или яйцо превращается? - визгливо спросила мама дочку.- И в сыр и в яйцо!- Это блядь как!?- Возле половых губ молоко в сыр, а дальше в яйцо, потом в сыр и снова в яйцо.- Кольцами что ли пошло?- Да.Мама завопила во всю силу:- Блядь, это не хватало!- Мама, а что будет?- Пиздец теперь будет! Ааааааааа!
>>195285884>>195285934>>195285970Мама сказала дочке:- Начинай разминаться, а я молоко подогрею, - и ушла на кухню босыми крупными пахучими ступнями.Восемнадцатилетняя обнажённая дочка Анжела встала с двуспальной кровати. Её длинные ноги обтягивали такие же полосатые разноцветные гетры, как у мамы. Родительница поставила на плиту две полные кастрюли молока. Музыка басила ударными. Женский голос надрывно пел о цветочках и колокольчиках. Мама вернулась в комнату. Помещение превратилось в разминочный зал. Голые тела выгибались, прогибались и совершали круговые движения. Ступни вставали в балетные позы. Мама часто ходила проверять молоко, когда же в очередной раз вернулась, то прокричала сквозь музыку:- Молоко подогрелось. Я его выключила. Можно начинать.Визг и крик наполнил комнату. Мама с дочкой сняли гетры и бросили на постель. Лица засияли улыбками. Глаза принялись выражать задор. Пол завибрировал от заплясавших босых могучих ступней. Сервант задребезжал хрусталём. Ноги попеременно стали сгибаться в коленях, попы начали выписывать восьмёрки и круги. Одна песня сменяла другую. Женские голоса то перекликались, то сливались в сумасшедшую какофонию. Груди мамы и дочки болтались как два арбуза в сетках и шлёпали по обнажённым телам, а красные соски походили на детские пустышки. Запах ножной вони и пердежа появился постепенно в комнате. Мама взглянула на свои крупные мозолистые ступни и увидела, что пальцы, и боковые части покрылись тонкой коркой ноздреватого сыра, словно жёлтые подследники с максимальной открытостью, а взади яичные белки закрывают ороговелые пятки. Мама воскликнула сквозь громкость музыки:- Ой! Ступни то опять засырнявило, заяишело! Ой!Затем перевела взгляд на ступни танцующей дочки и заметила, что на правой ступни сыр покрыл ступню слоем потолще в отличие от левой. Мама проорала:- Как тебя неравномерно то засырнявило!После чего верчепопанье под музыку продолжилось. Щёки раскраснелись. Волосы взъерошились. Слетали вниз светло-серые капельки между шевелящихся сильных крутых бёдер мамы. Появился дух варёной колбасы, но в начале благоухание вонючего сыра и варёных куриных яиц скрывали его, а потом колбасное амбре стало таким, что его бы заметил даже человек с сильным насморком. Такие фимиамы бывают в кухне на новый год, когда готовят салаты. Мама взглянула на свои ступни, затем на дочкины. Нечто розовое виднелось в ноздреватых сырных дырочках:- Ой, у нас колбасность появилась! - провизжала мама с улыбкой и безумным взглядом, - ну, сейчас нас заколбасиииит!Мама заклокотала связками. Крупные ступни в сырных балетках прыгнули на всю подошву. Заскакала по комнате титястая безумная женщина. Дочка завыделывала попой кренделя, которым могла бы позавидовать профессиональная стриптизёрша. Крики и визги наполнили деревянный дом с новой силой. Начались повороты, приседания и безумные прыжки. Мама начала выкрикивать: "Вот это нас колбасит, ёбаный в рот! В разнос пошли!" Дом оглашали не радостные визги, как в начале, а напуганные. Мама убежала в ванную. Загремели тазы. Мама налила в эмалированные штампованные ёмкости молока и принесла в комнату:- Вставай в таз!Дочка опустила ноги в молоко. Сырные балетки стали мокрыми. Мама зашла в таз напротив. Зрелое женское тело продолжало выделывать танцевальные движения. Амплитуда танца понемногу снижалась. Мама вышагнула из таза. Её рука повернула ручку на магнитофоне. Музыка смолкла, а стрелочные индикаторы перестали прыгать. Появились над нулями две стрелки. Окошечки индикаторов светились жёлтым ламповым цветом. Комната погрузилась в тишину. Тихо работал двигатель магнитофона. Мама предложила:- Давай отдохнём.- Давай, - согласилась дочка.Мама села на кровать. Дочка опустилась рядом. Груди часто вздымались. Горячие тела имели влажность. Мама сказала:- Вот это мы растанцевались, вот это нас сырнявить, яишеть и колбасить пошло!- Да! - ответила дочка и посмотрела на свои ступни затянутые сырной корочкой. Ноздреватость розовела слоем колбасы со шпиком. Плюсны имели максимальную открытость. Яичные белки скрывали яйцеобразные широкие пятки. Носики были острые. Мама сказала:- Я уже пол не чувствую, подошвы нарастают сыром.- У меня тоже так, - ответила дочка и положила правую ступню на левое бедро. Её глаза взглянули на низ. Она увидела сырную плотную ороговелую засохшую корку, просматривающуюся таким отчётливым контуром, словно это и впрямь настоящие балетки.Мама задрала правую ступню. Её нога в балетке заняла место на левой ляжке:- Гляди, как у меня интересно сырность стопу заподошвило. Здесь всё жёлтое, мягкое, а вот тут, - и она обвела указательным пальцем возле тёмного янтарного пятна, вообще сыр застарел и высох так, что крошиться.Дочка коснулась этого места пальцем. Кожа испытала неприятное ощущение грубости и сухости.- Ага, - ответила дочка, тяжело дыша.Мама положила ногу на ногу и сказала:- Сейчас отдохнём и начнём дальше танцевать.Дочка положила левую ногу на правую. Левая ступня оказалась рядом с маминой. Балетки покачивались и крутили заострёнными носиками.Тазы с коровьем продуктом стояли на полу напротив друг дружки. Кастрюли расположились рядом. В них белело молоко.Мама подошла к магнитофону, рука повернула чёрный переключатель, бобины с чёрной намотанной плёнкой вновь завращались. Мама затанцевала вместе с дочкой с новыми силами. Комната наполнилась криками и визгами, как прежде. Запах сыра, яиц и колбасы постепенно нарастал. Мама проорала:- Надо немного сырность с яишневостью и колбасностью остудить, а то разошлись!Они встали в таз напротив друг дружки и продолжили пританцовывать. Мама взглянула в свой таз и закричала:- Блядь, ёбаный в рот, молоко аж закисает от такой сырности и колбасности!Дочка бросила взгляд в свой таз, потом в мамин и закричала долго и продолжительно: "Аааа!". Мама подлила ещё молока и промолвила:- Сука, пизды пошло засырнявливать! Ёбаный в рот!Дочка заголосила:- Аааааааааааааааааааааа!Мама в ужасе проорала:- Сейчас блядь сыром и яйцами с ног до головы нас покроет. Ёбаный в рот!Дочка закрыла лицо руками. Плачущий стон раздался на фоне весёлой беззаботной песни:- Мама, я не хочу! Мама, я боюсь!Родительница завопила:- Блядь, уже пошло, уже началось! Сыр на титьках, сыр на титьках!Её ступни вышагнули из таза. Тело встало на четвереньки. Груди опустились в таз. Соски скрылись в молоке. Мама выпятила пышную попу. Анус раскрылся, как бутон тюльпана. Раздался втягивающий шипящий звук.Дочка хныкала. Ладони закрывали испуганное заплаканное лицо. Вытаращенные глаза смотрели на маму. Сыр появился на бёдрах. Слой нарастал тонкой коркой, а ближе к половыми губам переходил плавно в яичные белок. Пердёж вырывался из влагалища каждую секунду.Мама взглянула на ревущую дочку. Рот раскрылся, глаза увеличились. Лоб пошёл морщинами:- Сядь в таз пиздой, сядь в таз пиздой, дура! Слышишь, как у тебя от сырности и яишневости пизда песни поёт!? Рулады бешеные выводит!Дочка вышла из таза, встала над ним в раскоряку и присела. Половые губы с засырнявленным треугольником скрылись в тёплом молоке. Появлялись то и дело на белой поверхности пузырики. Влагалище бурлило молоком. Мама посмотрела в свой таз и ругнулась:- Блядь, вот это сырность! Аж молоко в тазу сычужиться пошло!Она взяла стоящую рядом кастрюлю и долила молоко в таз.- А у тебя молоко в сыр или яйцо превращается? - визгливо спросила мама дочку.- И в сыр и в яйцо!- Это блядь как!?- Возле половых губ молоко в сыр, а дальше в яйцо, потом в сыр и снова в яйцо.- Кольцами что ли пошло?- Да.Мама завопила во всю силу:- Блядь, это не хватало!- Мама, а что будет?- Пиздец теперь будет! Ааааааааа!
>>195285972Мама сказала дочке:- Начинай разминаться, а я молоко подогрею, - и ушла на кухню босыми крупными пахучими ступнями.Восемнадцатилетняя обнажённая дочка Анжела встала с двуспальной кровати. Её длинные ноги обтягивали такие же полосатые разноцветные гетры, как у мамы. Родительница поставила на плиту две полные кастрюли молока. Музыка басила ударными. Женский голос надрывно пел о цветочках и колокольчиках. Мама вернулась в комнату. Помещение превратилось в разминочный зал. Голые тела выгибались, прогибались и совершали круговые движения. Ступни вставали в балетные позы. Мама часто ходила проверять молоко, когда же в очередной раз вернулась, то прокричала сквозь музыку:- Молоко подогрелось. Я его выключила. Можно начинать.Визг и крик наполнил комнату. Мама с дочкой сняли гетры и бросили на постель. Лица засияли улыбками. Глаза принялись выражать задор. Пол завибрировал от заплясавших босых могучих ступней. Сервант задребезжал хрусталём. Ноги попеременно стали сгибаться в коленях, попы начали выписывать восьмёрки и круги. Одна песня сменяла другую. Женские голоса то перекликались, то сливались в сумасшедшую какофонию. Груди мамы и дочки болтались как два арбуза в сетках и шлёпали по обнажённым телам, а красные соски походили на детские пустышки. Запах ножной вони и пердежа появился постепенно в комнате. Мама взглянула на свои крупные мозолистые ступни и увидела, что пальцы, и боковые части покрылись тонкой коркой ноздреватого сыра, словно жёлтые подследники с максимальной открытостью, а взади яичные белки закрывают ороговелые пятки. Мама воскликнула сквозь громкость музыки:- Ой! Ступни то опять засырнявило, заяишело! Ой!Затем перевела взгляд на ступни танцующей дочки и заметила, что на правой ступни сыр покрыл ступню слоем потолще в отличие от левой. Мама проорала:- Как тебя неравномерно то засырнявило!После чего верчепопанье под музыку продолжилось. Щёки раскраснелись. Волосы взъерошились. Слетали вниз светло-серые капельки между шевелящихся сильных крутых бёдер мамы. Появился дух варёной колбасы, но в начале благоухание вонючего сыра и варёных куриных яиц скрывали его, а потом колбасное амбре стало таким, что его бы заметил даже человек с сильным насморком. Такие фимиамы бывают в кухне на новый год, когда готовят салаты. Мама взглянула на свои ступни, затем на дочкины. Нечто розовое виднелось в ноздреватых сырных дырочках:- Ой, у нас колбасность появилась! - провизжала мама с улыбкой и безумным взглядом, - ну, сейчас нас заколбасиииит!Мама заклокотала связками. Крупные ступни в сырных балетках прыгнули на всю подошву. Заскакала по комнате титястая безумная женщина. Дочка завыделывала попой кренделя, которым могла бы позавидовать профессиональная стриптизёрша. Крики и визги наполнили деревянный дом с новой силой. Начались повороты, приседания и безумные прыжки. Мама начала выкрикивать: "Вот это нас колбасит, ёбаный в рот! В разнос пошли!" Дом оглашали не радостные визги, как в начале, а напуганные. Мама убежала в ванную. Загремели тазы. Мама налила в эмалированные штампованные ёмкости молока и принесла в комнату:- Вставай в таз!Дочка опустила ноги в молоко. Сырные балетки стали мокрыми. Мама зашла в таз напротив. Зрелое женское тело продолжало выделывать танцевальные движения. Амплитуда танца понемногу снижалась. Мама вышагнула из таза. Её рука повернула ручку на магнитофоне. Музыка смолкла, а стрелочные индикаторы перестали прыгать. Появились над нулями две стрелки. Окошечки индикаторов светились жёлтым ламповым цветом. Комната погрузилась в тишину. Тихо работал двигатель магнитофона. Мама предложила:- Давай отдохнём.- Давай, - согласилась дочка.Мама села на кровать. Дочка опустилась рядом. Груди часто вздымались. Горячие тела имели влажность. Мама сказала:- Вот это мы растанцевались, вот это нас сырнявить, яишеть и колбасить пошло!- Да! - ответила дочка и посмотрела на свои ступни затянутые сырной корочкой. Ноздреватость розовела слоем колбасы со шпиком. Плюсны имели максимальную открытость. Яичные белки скрывали яйцеобразные широкие пятки. Носики были острые. Мама сказала:- Я уже пол не чувствую, подошвы нарастают сыром.- У меня тоже так, - ответила дочка и положила правую ступню на левое бедро. Её глаза взглянули на низ. Она увидела сырную плотную ороговелую засохшую корку, просматривающуюся таким отчётливым контуром, словно это и впрямь настоящие балетки.Мама задрала правую ступню. Её нога в балетке заняла место на левой ляжке:- Гляди, как у меня интересно сырность стопу заподошвило. Здесь всё жёлтое, мягкое, а вот тут, - и она обвела указательным пальцем возле тёмного янтарного пятна, вообще сыр застарел и высох так, что крошиться.Дочка коснулась этого места пальцем. Кожа испытала неприятное ощущение грубости и сухости.- Ага, - ответила дочка, тяжело дыша.Мама положила ногу на ногу и сказала:- Сейчас отдохнём и начнём дальше танцевать.Дочка положила левую ногу на правую. Левая ступня оказалась рядом с маминой. Балетки покачивались и крутили заострёнными носиками.Тазы с коровьем продуктом стояли на полу напротив друг дружки. Кастрюли расположились рядом. В них белело молоко.Мама подошла к магнитофону, рука повернула чёрный переключатель, бобины с чёрной намотанной плёнкой вновь завращались. Мама затанцевала вместе с дочкой с новыми силами. Комната наполнилась криками и визгами, как прежде. Запах сыра, яиц и колбасы постепенно нарастал. Мама проорала:- Надо немного сырность с яишневостью и колбасностью остудить, а то разошлись!Они встали в таз напротив друг дружки и продолжили пританцовывать. Мама взглянула в свой таз и закричала:- Блядь, ёбаный в рот, молоко аж закисает от такой сырности и колбасности!Дочка бросила взгляд в свой таз, потом в мамин и закричала долго и продолжительно: "Аааа!". Мама подлила ещё молока и промолвила:- Сука, пизды пошло засырнявливать! Ёбаный в рот!Дочка заголосила:- Аааааааааааааааааааааа!Мама в ужасе проорала:- Сейчас блядь сыром и яйцами с ног до головы нас покроет. Ёбаный в рот!Дочка закрыла лицо руками. Плачущий стон раздался на фоне весёлой беззаботной песни:- Мама, я не хочу! Мама, я боюсь!Родительница завопила:- Блядь, уже пошло, уже началось! Сыр на титьках, сыр на титьках!Её ступни вышагнули из таза. Тело встало на четвереньки. Груди опустились в таз. Соски скрылись в молоке. Мама выпятила пышную попу. Анус раскрылся, как бутон тюльпана. Раздался втягивающий шипящий звук.Дочка хныкала. Ладони закрывали испуганное заплаканное лицо. Вытаращенные глаза смотрели на маму. Сыр появился на бёдрах. Слой нарастал тонкой коркой, а ближе к половыми губам переходил плавно в яичные белок. Пердёж вырывался из влагалища каждую секунду.Мама взглянула на ревущую дочку. Рот раскрылся, глаза увеличились. Лоб пошёл морщинами:- Сядь в таз пиздой, сядь в таз пиздой, дура! Слышишь, как у тебя от сырности и яишневости пизда песни поёт!? Рулады бешеные выводит!Дочка вышла из таза, встала над ним в раскоряку и присела. Половые губы с засырнявленным треугольником скрылись в тёплом молоке. Появлялись то и дело на белой поверхности пузырики. Влагалище бурлило молоком. Мама посмотрела в свой таз и ругнулась:- Блядь, вот это сырность! Аж молоко в тазу сычужиться пошло!Она взяла стоящую рядом кастрюлю и долила молоко в таз.- А у тебя молоко в сыр или яйцо превращается? - визгливо спросила мама дочку.- И в сыр и в яйцо!- Это блядь как!?- Возле половых губ молоко в сыр, а дальше в яйцо, потом в сыр и снова в яйцо.- Кольцами что ли пошло?- Да.Мама завопила во всю силу:- Блядь, это не хватало!- Мама, а что будет?- Пиздец теперь будет! Ааааааааа!
Мама сказала дочке:- Начинай разминаться, а я молоко подогрею, - и ушла на кухню босыми крупными пахучими ступнями.Восемнадцатилетняя обнажённая дочка Анжела встала с двуспальной кровати. Её длинные ноги обтягивали такие же полосатые разноцветные гетры, как у мамы. Родительница поставила на плиту две полные кастрюли молока. Музыка басила ударными. Женский голос надрывно пел о цветочках и колокольчиках. Мама вернулась в комнату. Помещение превратилось в разминочный зал. Голые тела выгибались, прогибались и совершали круговые движения. Ступни вставали в балетные позы. Мама часто ходила проверять молоко, когда же в очередной раз вернулась, то прокричала сквозь музыку:- Молоко подогрелось. Я его выключила. Можно начинать.Визг и крик наполнил комнату. Мама с дочкой сняли гетры и бросили на постель. Лица засияли улыбками. Глаза принялись выражать задор. Пол завибрировал от заплясавших босых могучих ступней. Сервант задребезжал хрусталём. Ноги попеременно стали сгибаться в коленях, попы начали выписывать восьмёрки и круги. Одна песня сменяла другую. Женские голоса то перекликались, то сливались в сумасшедшую какофонию. Груди мамы и дочки болтались как два арбуза в сетках и шлёпали по обнажённым телам, а красные соски походили на детские пустышки. Запах ножной вони и пердежа появился постепенно в комнате. Мама взглянула на свои крупные мозолистые ступни и увидела, что пальцы, и боковые части покрылись тонкой коркой ноздреватого сыра, словно жёлтые подследники с максимальной открытостью, а взади яичные белки закрывают ороговелые пятки. Мама воскликнула сквозь громкость музыки:- Ой! Ступни то опять засырнявило, заяишело! Ой!Затем перевела взгляд на ступни танцующей дочки и заметила, что на правой ступни сыр покрыл ступню слоем потолще в отличие от левой. Мама проорала:- Как тебя неравномерно то засырнявило!После чего верчепопанье под музыку продолжилось. Щёки раскраснелись. Волосы взъерошились. Слетали вниз светло-серые капельки между шевелящихся сильных крутых бёдер мамы. Появился дух варёной колбасы, но в начале благоухание вонючего сыра и варёных куриных яиц скрывали его, а потом колбасное амбре стало таким, что его бы заметил даже человек с сильным насморком. Такие фимиамы бывают в кухне на новый год, когда готовят салаты. Мама взглянула на свои ступни, затем на дочкины. Нечто розовое виднелось в ноздреватых сырных дырочках:- Ой, у нас колбасность появилась! - провизжала мама с улыбкой и безумным взглядом, - ну, сейчас нас заколбасиииит!Мама заклокотала связками. Крупные ступни в сырных балетках прыгнули на всю подошву. Заскакала по комнате титястая безумная женщина. Дочка завыделывала попой кренделя, которым могла бы позавидовать профессиональная стриптизёрша. Крики и визги наполнили деревянный дом с новой силой. Начались повороты, приседания и безумные прыжки. Мама начала выкрикивать: "Вот это нас колбасит, ёбаный в рот! В разнос пошли!" Дом оглашали не радостные визги, как в начале, а напуганные. Мама убежала в ванную. Загремели тазы. Мама налила в эмалированные штампованные ёмкости молока и принесла в комнату:- Вставай в таз!Дочка опустила ноги в молоко. Сырные балетки стали мокрыми. Мама зашла в таз напротив. Зрелое женское тело продолжало выделывать танцевальные движения. Амплитуда танца понемногу снижалась. Мама вышагнула из таза. Её рука повернула ручку на магнитофоне. Музыка смолкла, а стрелочные индикаторы перестали прыгать. Появились над нулями две стрелки. Окошечки индикаторов светились жёлтым ламповым цветом. Комната погрузилась в тишину. Тихо работал двигатель магнитофона. Мама предложила:- Давай отдохнём.- Давай, - согласилась дочка.Мама села на кровать. Дочка опустилась рядом. Груди часто вздымались. Горячие тела имели влажность. Мама сказала:- Вот это мы растанцевались, вот это нас сырнявить, яишеть и колбасить пошло!- Да! - ответила дочка и посмотрела на свои ступни затянутые сырной корочкой. Ноздреватость розовела слоем колбасы со шпиком. Плюсны имели максимальную открытость. Яичные белки скрывали яйцеобразные широкие пятки. Носики были острые. Мама сказала:- Я уже пол не чувствую, подошвы нарастают сыром.- У меня тоже так, - ответила дочка и положила правую ступню на левое бедро. Её глаза взглянули на низ. Она увидела сырную плотную ороговелую засохшую корку, просматривающуюся таким отчётливым контуром, словно это и впрямь настоящие балетки.Мама задрала правую ступню. Её нога в балетке заняла место на левой ляжке:- Гляди, как у меня интересно сырность стопу заподошвило. Здесь всё жёлтое, мягкое, а вот тут, - и она обвела указательным пальцем возле тёмного янтарного пятна, вообще сыр застарел и высох так, что крошиться.Дочка коснулась этого места пальцем. Кожа испытала неприятное ощущение грубости и сухости.- Ага, - ответила дочка, тяжело дыша.Мама положила ногу на ногу и сказала:- Сейчас отдохнём и начнём дальше танцевать.Дочка положила левую ногу на правую. Левая ступня оказалась рядом с маминой. Балетки покачивались и крутили заострёнными носиками.Тазы с коровьем продуктом стояли на полу напротив друг дружки. Кастрюли расположились рядом. В них белело молоко.Мама подошла к магнитофону, рука повернула чёрный переключатель, бобины с чёрной намотанной плёнкой вновь завращались. Мама затанцевала вместе с дочкой с новыми силами. Комната наполнилась криками и визгами, как прежде. Запах сыра, яиц и колбасы постепенно нарастал. Мама проорала:- Надо немного сырность с яишневостью и колбасностью остудить, а то разошлись!Они встали в таз напротив друг дружки и продолжили пританцовывать. Мама взглянула в свой таз и закричала:- Блядь, ёбаный в рот, молоко аж закисает от такой сырности и колбасности!Дочка бросила взгляд в свой таз, потом в мамин и закричала долго и продолжительно: "Аааа!". Мама подлила ещё молока и промолвила:- Сука, пизды пошло засырнявливать! Ёбаный в рот!Дочка заголосила:- Аааааааааааааааааааааа!Мама в ужасе проорала:- Сейчас блядь сыром и яйцами с ног до головы нас покроет. Ёбаный в рот!Дочка закрыла лицо руками. Плачущий стон раздался на фоне весёлой беззаботной песни:- Мама, я не хочу! Мама, я боюсь!Родительница завопила:- Блядь, уже пошло, уже началось! Сыр на титьках, сыр на титьках!Её ступни вышагнули из таза. Тело встало на четвереньки. Груди опустились в таз. Соски скрылись в молоке. Мама выпятила пышную попу. Анус раскрылся, как бутон тюльпана. Раздался втягивающий шипящий звук.Дочка хныкала. Ладони закрывали испуганное заплаканное лицо. Вытаращенные глаза смотрели на маму. Сыр появился на бёдрах. Слой нарастал тонкой коркой, а ближе к половыми губам переходил плавно в яичные белок. Пердёж вырывался из влагалища каждую секунду.Мама взглянула на ревущую дочку. Рот раскрылся, глаза увеличились. Лоб пошёл морщинами:- Сядь в таз пиздой, сядь в таз пиздой, дура! Слышишь, как у тебя от сырности и яишневости пизда песни поёт!? Рулады бешеные выводит!Дочка вышла из таза, встала над ним в раскоряку и присела. Половые губы с засырнявленным треугольником скрылись в тёплом молоке. Появлялись то и дело на белой поверхности пузырики. Влагалище бурлило молоком. Мама посмотрела в свой таз и ругнулась:- Блядь, вот это сырность! Аж молоко в тазу сычужиться пошло!Она взяла стоящую рядом кастрюлю и долила молоко в таз.- А у тебя молоко в сыр или яйцо превращается? - визгливо спросила мама дочку.- И в сыр и в яйцо!- Это блядь как!?- Возле половых губ молоко в сыр, а дальше в яйцо, потом в сыр и снова в яйцо.- Кольцами что ли пошло?- Да.Мама завопила во всю силу:- Блядь, это не хватало!- Мама, а что будет?- Пиздец теперь будет! Ааааааааа!
Мама сказала дочке:- Начинай разминаться, а я молоко подогрею, - и ушла на кухню босыми крупными пахучими ступнями.Восемнадцатилетняя обнажённая дочка Анжела встала с двуспальной кровати. Её длинные ноги обтягивали такие же полосатые разноцветные гетры, как у мамы. Родительница поставила на плиту две полные кастрюли молока. Музыка басила ударными. Женский голос надрывно пел о цветочках и колокольчиках. Мама вернулась в комнату. Помещение превратилось в разминочный зал. Голые тела выгибались, прогибались и совершали круговые движения. Ступни вставали в балетные позы. Мама часто ходила проверять молоко, когда же в очередной раз вернулась, то прокричала сквозь музыку:- Молоко подогрелось. Я его выключила. Можно начинать.Визг и крик наполнил комнату. Мама с дочкой сняли гетры и бросили на постель. Лица засияли улыбками. Глаза принялись выражать задор. Пол завибрировал от заплясавших босых могучих ступней. Сервант задребезжал хрусталём. Ноги попеременно стали сгибаться в коленях, попы начали выписывать восьмёрки и круги. Одна песня сменяла другую. Женские голоса то перекликались, то сливались в сумасшедшую какофонию. Груди мамы и дочки болтались как два арбуза в сетках и шлёпали по обнажённым телам, а красные соски походили на детские пустышки. Запах ножной вони и пердежа появился постепенно в комнате. Мама взглянула на свои крупные мозолистые ступни и увидела, что пальцы, и боковые части покрылись тонкой коркой ноздреватого сыра, словно жёлтые подследники с максимальной открытостью, а взади яичные белки закрывают ороговелые пятки. Мама воскликнула сквозь громкость музыки:- Ой! Ступни то опять засырнявило, заяишело! Ой!Затем перевела взгляд на ступни танцующей дочки и заметила, что на правой ступни сыр покрыл ступню слоем потолще в отличие от левой. Мама проорала:- Как тебя неравномерно то засырнявило!После чего верчепопанье под музыку продолжилось. Щёки раскраснелись. Волосы взъерошились. Слетали вниз светло-серые капельки между шевелящихся сильных крутых бёдер мамы. Появился дух варёной колбасы, но в начале благоухание вонючего сыра и варёных куриных яиц скрывали его, а потом колбасное амбре стало таким, что его бы заметил даже человек с сильным насморком. Такие фимиамы бывают в кухне на новый год, когда готовят салаты. Мама взглянула на свои ступни, затем на дочкины. Нечто розовое виднелось в ноздреватых сырных дырочках:- Ой, у нас колбасность появилась! - провизжала мама с улыбкой и безумным взглядом, - ну, сейчас нас заколбасиииит!Мама заклокотала связками. Крупные ступни в сырных балетках прыгнули на всю подошву. Заскакала по комнате титястая безумная женщина. Дочка завыделывала попой кренделя, которым могла бы позавидовать профессиональная стриптизёрша. Крики и визги наполнили деревянный дом с новой силой. Начались повороты, приседания и безумные прыжки. Мама начала выкрикивать: "Вот это нас колбасит, ёбаный в рот! В разнос пошли!" Дом оглашали не радостные визги, как в начале, а напуганные. Мама убежала в ванную. Загремели тазы. Мама налила в эмалированные штампованные ёмкости молока и принесла в комнату:- Вставай в таз!Дочка опустила ноги в молоко. Сырные балетки стали мокрыми. Мама зашла в таз напротив. Зрелое женское тело продолжало выделывать танцевальные движения. Амплитуда танца понемногу снижалась. Мама вышагнула из таза. Её рука повернула ручку на магнитофоне. Музыка смолкла, а стрелочные индикаторы перестали прыгать. Появились над нулями две стрелки. Окошечки индикаторов светились жёлтым ламповым цветом. Комната погрузилась в тишину. Тихо работал двигатель магнитофона. Мама предложила:- Давай отдохнём.- Давай, - согласилась дочка.Мама села на кровать. Дочка опустилась рядом. Груди часто вздымались. Горячие тела имели влажность. Мама сказала:- Вот это мы растанцевались, вот это нас сырнявить, яишеть и колбасить пошло!- Да! - ответила дочка и посмотрела на свои ступни затянутые сырной корочкой. Ноздреватость розовела слоем колбасы со шпиком. Плюсны имели максимальную открытость. Яичные белки скрывали яйцеобразные широкие пятки. Носики были острые. Мама сказала:- Я уже пол не чувствую, подошвы нарастают сыром.- У меня тоже так, - ответила дочка и положила правую ступню на левое бедро. Её глаза взглянули на низ. Она увидела сырную плотную ороговелую засохшую корку, просматривающуюся таким отчётливым контуром, словно это и впрямь настоящие балетки.Мама задрала правую ступню. Её нога в балетке заняла место на левой ляжке:- Гляди, как у меня интересно сырность стопу заподошвило. Здесь всё жёлтое, мягкое, а вот тут, - и она обвела указательным пальцем возле тёмного янтарного пятна, вообще сыр застарел и высох так, что крошиться.Дочка коснулась этого места пальцем. Кожа испытала неприятное ощущение грубости и сухости.- Ага, - ответила дочка, тяжело дыша.Мама положила ногу на ногу и сказала:- Сейчас отдохнём и начнём дальше танцевать.Дочка положила левую ногу на правую. Левая ступня оказалась рядом с маминой. Балетки покачивались и крутили заострёнными носиками.Тазы с коровьем продуктом стояли на полу напротив друг дружки. Кастрюли расположились рядом. В них белело молоко.Мама подошла к магнитофону, рука повернула чёрный переключатель, бобины с чёрной намотанной плёнкой вновь завращались. Мама затанцевала вместе с дочкой с новыми силами. Комната наполнилась криками и визгами, как прежде. Запах сыра, яиц и колбасы постепенно нарастал. Мама проорала:- Надо немного сырность с яишневостью и колбасностью остудить, а то разошлись!Они встали в таз напротив друг дружки и продолжили пританцовывать. Мама взглянула в свой таз и закричала:- Блядь, ёбаный в рот, молоко аж закисает от такой сырности и колбасности!Дочка бросила взгляд в свой таз, потом в мамин и закричала долго и продолжительно: "Аааа!". Мама подлила ещё молока и промолвила:- Сука, пизды пошло засырнявливать! Ёбаный в рот!Дочка заголосила:- Аааааааааааааааааааааа!Мама в ужасе проорала:- Сейчас блядь сыром и яйцами с ног до головы нас покроет. Ёбаный в рот!Дочка закрыла лицо руками. Плачущий стон раздался на фоне весёлой беззаботной песни:- Мама, я не хочу! Мама, я боюсь!Родительница завопила:- Блядь, уже пошло, уже началось! Сыр на титьках, сыр на титьках!Её ступни вышагнули из таза. Тело встало на четвереньки. Груди опустились в таз. Соски скрылись в молоке. Мама выпятила пышную попу. Анус раскрылся, как бутон тюльпана. Раздался втягивающий шипящий звук.Дочка хныкала. Ладони закрывали испуганное заплаканное лицо. Вытаращенные глаза смотрели на маму. Сыр появился на бёдрах. Слой нарастал тонкой коркой, а ближе к половыми губам переходил плавно в яичные белок. Пердёж вырывался из влагалища каждую секунду.Мама взглянула на ревущую дочку. Рот раскрылся, глаза увеличились. Лоб пошёл морщинами:- Сядь в таз пиздой, сядь в таз пиздой, дура! Слышишь, как у тебя от сырности и яишневости пизда песни поёт!? Рулады бешеные выводит!Дочка вышла из таза, встала над ним в раскоряку и присела. Половые губы с засырнявленным треугольником скрылись в тёплом молоке. Появлялись то и дело на белой поверхности пузырики. Влагалище бурлило молоком. Мама посмотрела в свой таз и ругнулась:- Блядь, вот это сырность! Аж молоко в тазу сычужиться пошло!Она взяла стоящую рядом кастрюлю и долила молоко в таз.- А у тебя молоко в сыр или яйцо превращается? - визгливо спросила мама дочку.- И в сыр и в яйцо!- Это блядь как!?- Возле половых губ молоко в сыр, а дальше в яйцо, потом в сыр и снова в яйцо.- Кольцами что ли пошло?- Да.Мама завопила во всю силу:- Блядь, это не хватало!- Мама, а что будет?- Пиздец теперь будет! Ааааааааа!
Мама сказала дочке:- Начинай разминаться, а я молоко подогрею, - и ушла на кухню босыми крупными пахучими ступнями.Восемнадцатилетняя обнажённая дочка Анжела встала с двуспальной кровати. Её длинные ноги обтягивали такие же полосатые разноцветные гетры, как у мамы. Родительница поставила на плиту две полные кастрюли молока. Музыка басила ударными. Женский голос надрывно пел о цветочках и колокольчиках. Мама вернулась в комнату. Помещение превратилось в разминочный зал. Голые тела выгибались, прогибались и совершали круговые движения. Ступни вставали в балетные позы. Мама часто ходила проверять молоко, когда же в очередной раз вернулась, то прокричала сквозь музыку:- Молоко подогрелось. Я его выключила. Можно начинать.Визг и крик наполнил комнату. Мама с дочкой сняли гетры и бросили на постель. Лица засияли улыбками. Глаза принялись выражать задор. Пол завибрировал от заплясавших босых могучих ступней. Сервант задребезжал хрусталём. Ноги попеременно стали сгибаться в коленях, попы начали выписывать восьмёрки и круги. Одна песня сменяла другую. Женские голоса то перекликались, то сливались в сумасшедшую какофонию. Груди мамы и дочки болтались как два арбуза в сетках и шлёпали по обнажённым телам, а красные соски походили на детские пустышки. Запах ножной вони и пердежа появился постепенно в комнате. Мама взглянула на свои крупные мозолистые ступни и увидела, что пальцы, и боковые части покрылись тонкой коркой ноздреватого сыра, словно жёлтые подследники с максимальной открытостью, а взади яичные белки закрывают ороговелые пятки. Мама воскликнула сквозь громкость музыки:- Ой! Ступни то опять засырнявило, заяишело! Ой!Затем перевела взгляд на ступни танцующей дочки и заметила, что на правой ступни сыр покрыл ступню слоем потолще в отличие от левой. Мама проорала:- Как тебя неравномерно то засырнявило!После чего верчепопанье под музыку продолжилось. Щёки раскраснелись. Волосы взъерошились. Слетали вниз светло-серые капельки между шевелящихся сильных крутых бёдер мамы. Появился дух варёной колбасы, но в начале благоухание вонючего сыра и варёных куриных яиц скрывали его, а потом колбасное амбре стало таким, что его бы заметил даже человек с сильным насморком. Такие фимиамы бывают в кухне на новый год, когда готовят салаты. Мама взглянула на свои ступни, затем на дочкины. Нечто розовое виднелось в ноздреватых сырных дырочках:- Ой, у нас колбасность появилась! - провизжала мама с улыбкой и безумным взглядом, - ну, сейчас нас заколбасиииит!Мама заклокотала связками. Крупные ступни в сырных балетках прыгнули на всю подошву. Заскакала по комнате титястая безумная женщина. Дочка завыделывала попой кренделя, которым могла бы позавидовать профессиональная стриптизёрша. Крики и визги наполнили деревянный дом с новой силой. Начались повороты, приседания и безумные прыжки. Мама начала выкрикивать: "Вот это нас колбасит, ёбаный в рот! В разнос пошли!" Дом оглашали не радостные визги, как в начале, а напуганные. Мама убежала в ванную. Загремели тазы. Мама налила в эмалированные штампованные ёмкости молока и принесла в комнату:- Вставай в таз!Дочка опустила ноги в молоко. Сырные балетки стали мокрыми. Мама зашла в таз напротив. Зрелое женское тело продолжало выделывать танцевальные движения. Амплитуда танца понемногу снижалась. Мама вышагнула из таза. Её рука повернула ручку на магнитофоне. Музыка смолкла, а стрелочные индикаторы перестали прыгать. Появились над нулями две стрелки. Окошечки индикаторов светились жёлтым ламповым цветом. Комната погрузилась в тишину. Тихо работал двигатель магнитофона. Мама предложила:- Давай отдохнём.- Давай, - согласилась дочка.Мама села на кровать. Дочка опустилась рядом. Груди часто вздымались. Горячие тела имели влажность. Мама сказала:- Вот это мы растанцевались, вот это нас сырнявить, яишеть и колбасить пошло!- Да! - ответила дочка и посмотрела на свои ступни затянутые сырной корочкой. Ноздреватость розовела слоем колбасы со шпиком. Плюсны имели максимальную открытость. Яичные белки скрывали яйцеобразные широкие пятки. Носики были острые. Мама сказала:- Я уже пол не чувствую, подошвы нарастают сыром.- У меня тоже так, - ответила дочка и положила правую ступню на левое бедро. Её глаза взглянули на низ. Она увидела сырную плотную ороговелую засохшую корку, просматривающуюся таким отчётливым контуром, словно это и впрямь настоящие балетки.Мама задрала правую ступню. Её нога в балетке заняла место на левой ляжке:- Гляди, как у меня интересно сырность стопу заподошвило. Здесь всё жёлтое, мягкое, а вот тут, - и она обвела указательным пальцем возле тёмного янтарного пятна, вообще сыр застарел и высох так, что крошиться.Дочка коснулась этого места пальцем. Кожа испытала неприятное ощущение грубости и сухости.- Ага, - ответила дочка, тяжело дыша.Мама положила ногу на ногу и сказала:- Сейчас отдохнём и начнём дальше танцевать.Дочка положила левую ногу на правую. Левая ступня оказалась рядом с маминой. Балетки покачивались и крутили заострёнными носиками.Тазы с коровьем продуктом стояли на полу напротив друг дружки. Кастрюли расположились рядом. В них белело молоко.Мама подошла к магнитофону, рука повернула чёрный переключатель, бобины с чёрной намотанной плёнкой вновь завращались. Мама затанцевала вместе с дочкой с новыми силами. Комната наполнилась криками и визгами, как прежде. Запах сыра, яиц и колбасы постепенно нарастал. Мама проорала:- Надо немного сырность с яишневостью и колбасностью остудить, а то разошлись!Они встали в таз напротив друг дружки и продолжили пританцовывать. Мама взглянула в свой таз и закричала:- Блядь, ёбаный в рот, молоко аж закисает от такой сырности и колбасности!Дочка бросила взгляд в свой таз, потом в мамин и закричала долго и продолжительно: "Аааа!". Мама подлила ещё молока и промолвила:- Сука, пизды пошло засырнявливать! Ёбаный в рот!Дочка заголосила:- Аааааааааааааааааааааа!Мама в ужасе проорала:- Сейчас блядь сыром и яйцами с ног до головы нас покроет. Ёбаный в рот!Дочка закрыла лицо руками. Плачущий стон раздался на фоне весёлой беззаботной песни:- Мама, я не хочу! Мама, я боюсь!Родительница завопила:- Блядь, уже пошло, уже началось! Сыр на титьках, сыр на титьках!Её ступни вышагнули из таза. Тело встало на четвереньки. Груди опустились в таз. Соски скрылись в молоке. Мама выпятила пышную попу. Анус раскрылся, как бутон тюльпана. Раздался втягивающий шипящий звук.Дочка хныкала. Ладони закрывали испуганное заплаканное лицо. Вытаращенные глаза смотрели на маму. Сыр появился на бёдрах. Слой нарастал тонкой коркой, а ближе к половыми губам переходил плавно в яичные белок. Пердёж вырывался из влагалища каждую секунду.Мама взглянула на ревущую дочку. Рот раскрылся, глаза увеличились. Лоб пошёл морщинами:- Сядь в таз пиздой, сядь в таз пиздой, дура! Слышишь, как у тебя от сырности и яишневости пизда песни поёт!? Рулады бешеные выводит!Дочка вышла из таза, встала над ним в раскоряку и присела. Половые губы с засырнявленным треугольником скрылись в тёплом молоке. Появлялись то и дело на белой поверхности пузырики. Влагалище бурлило молоком. Мама посмотрела в свой таз и ругнулась:- Блядь, вот это сырность! Аж молоко в тазу сычужиться пошло!Она взяла стоящую рядом кастрюлю и долила молоко в таз.- А у тебя молоко в сыр или яйцо превращается? - визгливо спросила мама дочку.- И в сыр и в яйцо!- Это блядь как!?- Возле половых губ молоко в сыр, а дальше в яйцо, потом в сыр и снова в яйцо.- Кольцами что ли пошло?- Да.Мама завопила во всю силу:- Блядь, это не хватало!- Мама, а что будет?- Пиздец теперь будет! Ааааааааа!
>>195286087Мама сказала дочке:- Начинай разминаться, а я молоко подогрею, - и ушла на кухню босыми крупными пахучими ступнями.Восемнадцатилетняя обнажённая дочка Анжела встала с двуспальной кровати. Её длинные ноги обтягивали такие же полосатые разноцветные гетры, как у мамы. Родительница поставила на плиту две полные кастрюли молока. Музыка басила ударными. Женский голос надрывно пел о цветочках и колокольчиках. Мама вернулась в комнату. Помещение превратилось в разминочный зал. Голые тела выгибались, прогибались и совершали круговые движения. Ступни вставали в балетные позы. Мама часто ходила проверять молоко, когда же в очередной раз вернулась, то прокричала сквозь музыку:- Молоко подогрелось. Я его выключила. Можно начинать.Визг и крик наполнил комнату. Мама с дочкой сняли гетры и бросили на постель. Лица засияли улыбками. Глаза принялись выражать задор. Пол завибрировал от заплясавших босых могучих ступней. Сервант задребезжал хрусталём. Ноги попеременно стали сгибаться в коленях, попы начали выписывать восьмёрки и круги. Одна песня сменяла другую. Женские голоса то перекликались, то сливались в сумасшедшую какофонию. Груди мамы и дочки болтались как два арбуза в сетках и шлёпали по обнажённым телам, а красные соски походили на детские пустышки. Запах ножной вони и пердежа появился постепенно в комнате. Мама взглянула на свои крупные мозолистые ступни и увидела, что пальцы, и боковые части покрылись тонкой коркой ноздреватого сыра, словно жёлтые подследники с максимальной открытостью, а взади яичные белки закрывают ороговелые пятки. Мама воскликнула сквозь громкость музыки:- Ой! Ступни то опять засырнявило, заяишело! Ой!Затем перевела взгляд на ступни танцующей дочки и заметила, что на правой ступни сыр покрыл ступню слоем потолще в отличие от левой. Мама проорала:- Как тебя неравномерно то засырнявило!После чего верчепопанье под музыку продолжилось. Щёки раскраснелись. Волосы взъерошились. Слетали вниз светло-серые капельки между шевелящихся сильных крутых бёдер мамы. Появился дух варёной колбасы, но в начале благоухание вонючего сыра и варёных куриных яиц скрывали его, а потом колбасное амбре стало таким, что его бы заметил даже человек с сильным насморком. Такие фимиамы бывают в кухне на новый год, когда готовят салаты. Мама взглянула на свои ступни, затем на дочкины. Нечто розовое виднелось в ноздреватых сырных дырочках:- Ой, у нас колбасность появилась! - провизжала мама с улыбкой и безумным взглядом, - ну, сейчас нас заколбасиииит!Мама заклокотала связками. Крупные ступни в сырных балетках прыгнули на всю подошву. Заскакала по комнате титястая безумная женщина. Дочка завыделывала попой кренделя, которым могла бы позавидовать профессиональная стриптизёрша. Крики и визги наполнили деревянный дом с новой силой. Начались повороты, приседания и безумные прыжки. Мама начала выкрикивать: "Вот это нас колбасит, ёбаный в рот! В разнос пошли!" Дом оглашали не радостные визги, как в начале, а напуганные. Мама убежала в ванную. Загремели тазы. Мама налила в эмалированные штампованные ёмкости молока и принесла в комнату:- Вставай в таз!Дочка опустила ноги в молоко. Сырные балетки стали мокрыми. Мама зашла в таз напротив. Зрелое женское тело продолжало выделывать танцевальные движения. Амплитуда танца понемногу снижалась. Мама вышагнула из таза. Её рука повернула ручку на магнитофоне. Музыка смолкла, а стрелочные индикаторы перестали прыгать. Появились над нулями две стрелки. Окошечки индикаторов светились жёлтым ламповым цветом. Комната погрузилась в тишину. Тихо работал двигатель магнитофона. Мама предложила:- Давай отдохнём.- Давай, - согласилась дочка.Мама села на кровать. Дочка опустилась рядом. Груди часто вздымались. Горячие тела имели влажность. Мама сказала:- Вот это мы растанцевались, вот это нас сырнявить, яишеть и колбасить пошло!- Да! - ответила дочка и посмотрела на свои ступни затянутые сырной корочкой. Ноздреватость розовела слоем колбасы со шпиком. Плюсны имели максимальную открытость. Яичные белки скрывали яйцеобразные широкие пятки. Носики были острые. Мама сказала:- Я уже пол не чувствую, подошвы нарастают сыром.- У меня тоже так, - ответила дочка и положила правую ступню на левое бедро. Её глаза взглянули на низ. Она увидела сырную плотную ороговелую засохшую корку, просматривающуюся таким отчётливым контуром, словно это и впрямь настоящие балетки.Мама задрала правую ступню. Её нога в балетке заняла место на левой ляжке:- Гляди, как у меня интересно сырность стопу заподошвило. Здесь всё жёлтое, мягкое, а вот тут, - и она обвела указательным пальцем возле тёмного янтарного пятна, вообще сыр застарел и высох так, что крошиться.Дочка коснулась этого места пальцем. Кожа испытала неприятное ощущение грубости и сухости.- Ага, - ответила дочка, тяжело дыша.Мама положила ногу на ногу и сказала:- Сейчас отдохнём и начнём дальше танцевать.Дочка положила левую ногу на правую. Левая ступня оказалась рядом с маминой. Балетки покачивались и крутили заострёнными носиками.Тазы с коровьем продуктом стояли на полу напротив друг дружки. Кастрюли расположились рядом. В них белело молоко.Мама подошла к магнитофону, рука повернула чёрный переключатель, бобины с чёрной намотанной плёнкой вновь завращались. Мама затанцевала вместе с дочкой с новыми силами. Комната наполнилась криками и визгами, как прежде. Запах сыра, яиц и колбасы постепенно нарастал. Мама проорала:- Надо немного сырность с яишневостью и колбасностью остудить, а то разошлись!Они встали в таз напротив друг дружки и продолжили пританцовывать. Мама взглянула в свой таз и закричала:- Блядь, ёбаный в рот, молоко аж закисает от такой сырности и колбасности!Дочка бросила взгляд в свой таз, потом в мамин и закричала долго и продолжительно: "Аааа!". Мама подлила ещё молока и промолвила:- Сука, пизды пошло засырнявливать! Ёбаный в рот!Дочка заголосила:- Аааааааааааааааааааааа!Мама в ужасе проорала:- Сейчас блядь сыром и яйцами с ног до головы нас покроет. Ёбаный в рот!Дочка закрыла лицо руками. Плачущий стон раздался на фоне весёлой беззаботной песни:- Мама, я не хочу! Мама, я боюсь!Родительница завопила:- Блядь, уже пошло, уже началось! Сыр на титьках, сыр на титьках!Её ступни вышагнули из таза. Тело встало на четвереньки. Груди опустились в таз. Соски скрылись в молоке. Мама выпятила пышную попу. Анус раскрылся, как бутон тюльпана. Раздался втягивающий шипящий звук.Дочка хныкала. Ладони закрывали испуганное заплаканное лицо. Вытаращенные глаза смотрели на маму. Сыр появился на бёдрах. Слой нарастал тонкой коркой, а ближе к половыми губам переходил плавно в яичные белок. Пердёж вырывался из влагалища каждую секунду.Мама взглянула на ревущую дочку. Рот раскрылся, глаза увеличились. Лоб пошёл морщинами:- Сядь в таз пиздой, сядь в таз пиздой, дура! Слышишь, как у тебя от сырности и яишневости пизда песни поёт!? Рулады бешеные выводит!Дочка вышла из таза, встала над ним в раскоряку и присела. Половые губы с засырнявленным треугольником скрылись в тёплом молоке. Появлялись то и дело на белой поверхности пузырики. Влагалище бурлило молоком. Мама посмотрела в свой таз и ругнулась:- Блядь, вот это сырность! Аж молоко в тазу сычужиться пошло!Она взяла стоящую рядом кастрюлю и долила молоко в таз.- А у тебя молоко в сыр или яйцо превращается? - визгливо спросила мама дочку.- И в сыр и в яйцо!- Это блядь как!?- Возле половых губ молоко в сыр, а дальше в яйцо, потом в сыр и снова в яйцо.- Кольцами что ли пошло?- Да.Мама завопила во всю силу:- Блядь, это не хватало!- Мама, а что будет?- Пиздец теперь будет! Ааааааааа!
Мама сказала дочке:- Начинай разминаться, а я молоко подогрею, - и ушла на кухню босыми крупными пахучими ступнями.Восемнадцатилетняя обнажённая дочка Анжела встала с двуспальной кровати. Её длинные ноги обтягивали такие же полосатые разноцветные гетры, как у мамы. Родительница поставила на плиту две полные кастрюли молока. Музыка басила ударными. Женский голос надрывно пел о цветочках и колокольчиках. Мама вернулась в комнату. Помещение превратилось в разминочный зал. Голые тела выгибались, прогибались и совершали круговые движения. Ступни вставали в балетные позы. Мама часто ходила проверять молоко, когда же в очередной раз вернулась, то прокричала сквозь музыку:- Молоко подогрелось. Я его выключила. Можно начинать.Визг и крик наполнил комнату. Мама с дочкой сняли гетры и бросили на постель. Лица засияли улыбками. Глаза принялись выражать задор. Пол завибрировал от заплясавших босых могучих ступней. Сервант задребезжал хрусталём. Ноги попеременно стали сгибаться в коленях, попы начали выписывать восьмёрки и круги. Одна песня сменяла другую. Женские голоса то перекликались, то сливались в сумасшедшую какофонию. Груди мамы и дочки болтались как два арбуза в сетках и шлёпали по обнажённым телам, а красные соски походили на детские пустышки. Запах ножной вони и пердежа появился постепенно в комнате. Мама взглянула на свои крупные мозолистые ступни и увидела, что пальцы, и боковые части покрылись тонкой коркой ноздреватого сыра, словно жёлтые подследники с максимальной открытостью, а взади яичные белки закрывают ороговелые пятки. Мама воскликнула сквозь громкость музыки:- Ой! Ступни то опять засырнявило, заяишело! Ой!Затем перевела взгляд на ступни танцующей дочки и заметила, что на правой ступни сыр покрыл ступню слоем потолще в отличие от левой. Мама проорала:- Как тебя неравномерно то засырнявило!После чего верчепопанье под музыку продолжилось. Щёки раскраснелись. Волосы взъерошились. Слетали вниз светло-серые капельки между шевелящихся сильных крутых бёдер мамы. Появился дух варёной колбасы, но в начале благоухание вонючего сыра и варёных куриных яиц скрывали его, а потом колбасное амбре стало таким, что его бы заметил даже человек с сильным насморком. Такие фимиамы бывают в кухне на новый год, когда готовят салаты. Мама взглянула на свои ступни, затем на дочкины. Нечто розовое виднелось в ноздреватых сырных дырочках:- Ой, у нас колбасность появилась! - провизжала мама с улыбкой и безумным взглядом, - ну, сейчас нас заколбасиииит!Мама заклокотала связками. Крупные ступни в сырных балетках прыгнули на всю подошву. Заскакала по комнате титястая безумная женщина. Дочка завыделывала попой кренделя, которым могла бы позавидовать профессиональная стриптизёрша. Крики и визги наполнили деревянный дом с новой силой. Начались повороты, приседания и безумные прыжки. Мама начала выкрикивать: "Вот это нас колбасит, ёбаный в рот! В разнос пошли!" Дом оглашали не радостные визги, как в начале, а напуганные. Мама убежала в ванную. Загремели тазы. Мама налила в эмалированные штампованные ёмкости молока и принесла в комнату:- Вставай в таз!Дочка опустила ноги в молоко. Сырные балетки стали мокрыми. Мама зашла в таз напротив. Зрелое женское тело продолжало выделывать танцевальные движения. Амплитуда танца понемногу снижалась. Мама вышагнула из таза. Её рука повернула ручку на магнитофоне. Музыка смолкла, а стрелочные индикаторы перестали прыгать. Появились над нулями две стрелки. Окошечки индикаторов светились жёлтым ламповым цветом. Комната погрузилась в тишину. Тихо работал двигатель магнитофона. Мама предложила:- Давай отдохнём.- Давай, - согласилась дочка.Мама села на кровать. Дочка опустилась рядом. Груди часто вздымались. Горячие тела имели влажность. Мама сказала:- Вот это мы растанцевались, вот это нас сырнявить, яишеть и колбасить пошло!- Да! - ответила дочка и посмотрела на свои ступни затянутые сырной корочкой. Ноздреватость розовела слоем колбасы со шпиком. Плюсны имели максимальную открытость. Яичные белки скрывали яйцеобразные широкие пятки. Носики были острые. Мама сказала:- Я уже пол не чувствую, подошвы нарастают сыром.- У меня тоже так, - ответила дочка и положила правую ступню на левое бедро. Её глаза взглянули на низ. Она увидела сырную плотную ороговелую засохшую корку, просматривающуюся таким отчётливым контуром, словно это и впрямь настоящие балетки.Мама задрала правую ступню. Её нога в балетке заняла место на левой ляжке:- Гляди, как у меня интересно сырность стопу заподошвило. Здесь всё жёлтое, мягкое, а вот тут, - и она обвела указательным пальцем возле тёмного янтарного пятна, вообще сыр застарел и высох так, что крошиться.Дочка коснулась этого места пальцем. Кожа испытала неприятное ощущение грубости и сухости.- Ага, - ответила дочка, тяжело дыша.Мама положила ногу на ногу и сказала:- Сейчас отдохнём и начнём дальше танцевать.Дочка положила левую ногу на правую. Левая ступня оказалась рядом с маминой. Балетки покачивались и крутили заострёнными носиками.Тазы с коровьем продуктом стояли на полу напротив друг дружки. Кастрюли расположились рядом. В них белело молоко.Мама подошла к магнитофону, рука повернула чёрный переключатель, бобины с чёрной намотанной плёнкой вновь завращались. Мама затанцевала вместе с дочкой с новыми силами. Комната наполнилась криками и визгами, как прежде. Запах сыра, яиц и колбасы постепенно нарастал. Мама проорала:- Надо немного сырность с яишневостью и колбасностью остудить, а то разошлись!Они встали в таз напротив друг дружки и продолжили пританцовывать. Мама взглянула в свой таз и закричала:- Блядь, ёбаный в рот, молоко аж закисает от такой сырности и колбасности!Дочка бросила взгляд в свой таз, потом в мамин и закричала долго и продолжительно: "Аааа!". Мама подлила ещё молока и промолвила:- Сука, пизды пошло засырнявливать! Ёбаный в рот!Дочка заголосила:- Аааааааааааааааааааааа!Мама в ужасе проорала:- Сейчас блядь сыром и яйцами с ног до головы нас покроет. Ёбаный в рот!Дочка закрыла лицо руками. Плачущий стон раздался на фоне весёлой беззаботной песни:- Мама, я не хочу! Мама, я боюсь!Родительница завопила:- Блядь, уже пошло, уже началось! Сыр на титьках, сыр на титьках!Её ступни вышагнули из таза. Тело встало на четвереньки. Груди опустились в таз. Соски скрылись в молоке. Мама выпятила пышную попу. Анус раскрылся, как бутон тюльпана. Раздался втягивающий шипящий звук.Дочка хныкала. Ладони закрывали испуганное заплаканное лицо. Вытаращенные глаза смотрели на маму. Сыр появился на бёдрах. Слой нарастал тонкой коркой, а ближе к половыми губам переходил плавно в яичные белок. Пердёж вырывался из влагалища каждую секунду.Мама взглянула на ревущую дочку. Рот раскрылся, глаза увеличились. Лоб пошёл морщинами:- Сядь в таз пиздой, сядь в таз пиздой, дура! Слышишь, как у тебя от сырности и яишневости пизда песни поёт!? Рулады бешеные выводит!Дочка вышла из таза, встала над ним в раскоряку и присела. Половые губы с засырнявленным треугольником скрылись в тёплом молоке. Появлялись то и дело на белой поверхности пузырики. Влагалище бурлило молоком. Мама посмотрела в свой таз и ругнулась:- Блядь, вот это сырность! Аж молоко в тазу сычужиться пошло!Она взяла стоящую рядом кастрюлю и долила молоко в таз.- А у тебя молоко в сыр или яйцо превращается? - визгливо спросила мама дочку.- И в сыр и в яйцо!- Это блядь как!?- Возле половых губ молоко в сыр, а дальше в яйцо, потом в сыр и снова в яйцо.- Кольцами что ли пошло?- Да.Мама завопила во всю силу:- Блядь, это не хватало!- Мама, а что будет?- Пиздец теперь будет! Ааааааааа!
Мама сказала дочке:- Начинай разминаться, а я молоко подогрею, - и ушла на кухню босыми крупными пахучими ступнями.Восемнадцатилетняя обнажённая дочка Анжела встала с двуспальной кровати. Её длинные ноги обтягивали такие же полосатые разноцветные гетры, как у мамы. Родительница поставила на плиту две полные кастрюли молока. Музыка басила ударными. Женский голос надрывно пел о цветочках и колокольчиках. Мама вернулась в комнату. Помещение превратилось в разминочный зал. Голые тела выгибались, прогибались и совершали круговые движения. Ступни вставали в балетные позы. Мама часто ходила проверять молоко, когда же в очередной раз вернулась, то прокричала сквозь музыку:- Молоко подогрелось. Я его выключила. Можно начинать.Визг и крик наполнил комнату. Мама с дочкой сняли гетры и бросили на постель. Лица засияли улыбками. Глаза принялись выражать задор. Пол завибрировал от заплясавших босых могучих ступней. Сервант задребезжал хрусталём. Ноги попеременно стали сгибаться в коленях, попы начали выписывать восьмёрки и круги. Одна песня сменяла другую. Женские голоса то перекликались, то сливались в сумасшедшую какофонию. Груди мамы и дочки болтались как два арбуза в сетках и шлёпали по обнажённым телам, а красные соски походили на детские пустышки. Запах ножной вони и пердежа появился постепенно в комнате. Мама взглянула на свои крупные мозолистые ступни и увидела, что пальцы, и боковые части покрылись тонкой коркой ноздреватого сыра, словно жёлтые подследники с максимальной открытостью, а взади яичные белки закрывают ороговелые пятки. Мама воскликнула сквозь громкость музыки:- Ой! Ступни то опять засырнявило, заяишело! Ой!Затем перевела взгляд на ступни танцующей дочки и заметила, что на правой ступни сыр покрыл ступню слоем потолще в отличие от левой. Мама проорала:- Как тебя неравномерно то засырнявило!После чего верчепопанье под музыку продолжилось. Щёки раскраснелись. Волосы взъерошились. Слетали вниз светло-серые капельки между шевелящихся сильных крутых бёдер мамы. Появился дух варёной колбасы, но в начале благоухание вонючего сыра и варёных куриных яиц скрывали его, а потом колбасное амбре стало таким, что его бы заметил даже человек с сильным насморком. Такие фимиамы бывают в кухне на новый год, когда готовят салаты. Мама взглянула на свои ступни, затем на дочкины. Нечто розовое виднелось в ноздреватых сырных дырочках:- Ой, у нас колбасность появилась! - провизжала мама с улыбкой и безумным взглядом, - ну, сейчас нас заколбасиииит!Мама заклокотала связками. Крупные ступни в сырных балетках прыгнули на всю подошву. Заскакала по комнате титястая безумная женщина. Дочка завыделывала попой кренделя, которым могла бы позавидовать профессиональная стриптизёрша. Крики и визги наполнили деревянный дом с новой силой. Начались повороты, приседания и безумные прыжки. Мама начала выкрикивать: "Вот это нас колбасит, ёбаный в рот! В разнос пошли!" Дом оглашали не радостные визги, как в начале, а напуганные. Мама убежала в ванную. Загремели тазы. Мама налила в эмалированные штампованные ёмкости молока и принесла в комнату:- Вставай в таз!Дочка опустила ноги в молоко. Сырные балетки стали мокрыми. Мама зашла в таз напротив. Зрелое женское тело продолжало выделывать танцевальные движения. Амплитуда танца понемногу снижалась. Мама вышагнула из таза. Её рука повернула ручку на магнитофоне. Музыка смолкла, а стрелочные индикаторы перестали прыгать. Появились над нулями две стрелки. Окошечки индикаторов светились жёлтым ламповым цветом. Комната погрузилась в тишину. Тихо работал двигатель магнитофона. Мама предложила:- Давай отдохнём.- Давай, - согласилась дочка.Мама села на кровать. Дочка опустилась рядом. Груди часто вздымались. Горячие тела имели влажность. Мама сказала:- Вот это мы растанцевались, вот это нас сырнявить, яишеть и колбасить пошло!- Да! - ответила дочка и посмотрела на свои ступни затянутые сырной корочкой. Ноздреватость розовела слоем колбасы со шпиком. Плюсны имели максимальную открытость. Яичные белки скрывали яйцеобразные широкие пятки. Носики были острые. Мама сказала:- Я уже пол не чувствую, подошвы нарастают сыром.- У меня тоже так, - ответила дочка и положила правую ступню на левое бедро. Её глаза взглянули на низ. Она увидела сырную плотную ороговелую засохшую корку, просматривающуюся таким отчётливым контуром, словно это и впрямь настоящие балетки.Мама задрала правую ступню. Её нога в балетке заняла место на левой ляжке:- Гляди, как у меня интересно сырность стопу заподошвило. Здесь всё жёлтое, мягкое, а вот тут, - и она обвела указательным пальцем возле тёмного янтарного пятна, вообще сыр застарел и высох так, что крошиться.Дочка коснулась этого места пальцем. Кожа испытала неприятное ощущение грубости и сухости.- Ага, - ответила дочка, тяжело дыша.Мама положила ногу на ногу и сказала:- Сейчас отдохнём и начнём дальше танцевать.Дочка положила левую ногу на правую. Левая ступня оказалась рядом с маминой. Балетки покачивались и крутили заострёнными носиками.Тазы с коровьем продуктом стояли на полу напротив друг дружки. Кастрюли расположились рядом. В них белело молоко.Мама подошла к магнитофону, рука повернула чёрный переключатель, бобины с чёрной намотанной плёнкой вновь завращались. Мама затанцевала вместе с дочкой с новыми силами. Комната наполнилась криками и визгами, как прежде. Запах сыра, яиц и колбасы постепенно нарастал. Мама проорала:- Надо немного сырность с яишневостью и колбасностью остудить, а то разошлись!Они встали в таз напротив друг дружки и продолжили пританцовывать. Мама взглянула в свой таз и закричала:- Блядь, ёбаный в рот, молоко аж закисает от такой сырности и колбасности!Дочка бросила взгляд в свой таз, потом в мамин и закричала долго и продолжительно: "Аааа!". Мама подлила ещё молока и промолвила:- Сука, пизды пошло засырнявливать! Ёбаный в рот!Дочка заголосила:- Аааааааааааааааааааааа!Мама в ужасе проорала:- Сейчас блядь сыром и яйцами с ног до головы нас покроет. Ёбаный в рот!Дочка закрыла лицо руками. Плачущий стон раздался на фоне весёлой беззаботной песни:- Мама, я не хочу! Мама, я боюсь!Родительница завопила:- Блядь, уже пошло, уже началось! Сыр на титьках, сыр на титьках!Её ступни вышагнули из таза. Тело встало на четвереньки. Груди опустились в таз. Соски скрылись в молоке. Мама выпятила пышную попу. Анус раскрылся, как бутон тюльпана. Раздался втягивающий шипящий звук.Дочка хныкала. Ладони закрывали испуганное заплаканное лицо. Вытаращенные глаза смотрели на маму. Сыр появился на бёдрах. Слой нарастал тонкой коркой, а ближе к половыми губам переходил плавно в яичные белок. Пердёж вырывался из влагалища каждую секунду.Мама взглянула на ревущую дочку. Рот раскрылся, глаза увеличились. Лоб пошёл морщинами:- Сядь в таз пиздой, сядь в таз пиздой, дура! Слышишь, как у тебя от сырности и яишневости пизда песни поёт!? Рулады бешеные выводит!Дочка вышла из таза, встала над ним в раскоряку и присела. Половые губы с засырнявленным треугольником скрылись в тёплом молоке. Появлялись то и дело на белой поверхности пузырики. Влагалище бурлило молоком. Мама посмотрела в свой таз и ругнулась:- Блядь, вот это сырность! Аж молоко в тазу сычужиться пошло!Она взяла стоящую рядом кастрюлю и долила молоко в таз.- А у тебя молоко в сыр или яйцо превращается? - визгливо спросила мама дочку.- И в сыр и в яйцо!- Это блядь как!?- Возле половых губ молоко в сыр, а дальше в яйцо, потом в сыр и снова в яйцо.- Кольцами что ли пошло?- Да.Мама завопила во всю силу:- Блядь, это не хватало!- Мама, а что будет?- Пиздец теперь будет! Ааааааааа!
Мама сказала дочке:- Начинай разминаться, а я молоко подогрею, - и ушла на кухню босыми крупными пахучими ступнями.Восемнадцатилетняя обнажённая дочка Анжела встала с двуспальной кровати. Её длинные ноги обтягивали такие же полосатые разноцветные гетры, как у мамы. Родительница поставила на плиту две полные кастрюли молока. Музыка басила ударными. Женский голос надрывно пел о цветочках и колокольчиках. Мама вернулась в комнату. Помещение превратилось в разминочный зал. Голые тела выгибались, прогибались и совершали круговые движения. Ступни вставали в балетные позы. Мама часто ходила проверять молоко, когда же в очередной раз вернулась, то прокричала сквозь музыку:- Молоко подогрелось. Я его выключила. Можно начинать.Визг и крик наполнил комнату. Мама с дочкой сняли гетры и бросили на постель. Лица засияли улыбками. Глаза принялись выражать задор. Пол завибрировал от заплясавших босых могучих ступней. Сервант задребезжал хрусталём. Ноги попеременно стали сгибаться в коленях, попы начали выписывать восьмёрки и круги. Одна песня сменяла другую. Женские голоса то перекликались, то сливались в сумасшедшую какофонию. Груди мамы и дочки болтались как два арбуза в сетках и шлёпали по обнажённым телам, а красные соски походили на детские пустышки. Запах ножной вони и пердежа появился постепенно в комнате. Мама взглянула на свои крупные мозолистые ступни и увидела, что пальцы, и боковые части покрылись тонкой коркой ноздреватого сыра, словно жёлтые подследники с максимальной открытостью, а взади яичные белки закрывают ороговелые пятки. Мама воскликнула сквозь громкость музыки:- Ой! Ступни то опять засырнявило, заяишело! Ой!Затем перевела взгляд на ступни танцующей дочки и заметила, что на правой ступни сыр покрыл ступню слоем потолще в отличие от левой. Мама проорала:- Как тебя неравномерно то засырнявило!После чего верчепопанье под музыку продолжилось. Щёки раскраснелись. Волосы взъерошились. Слетали вниз светло-серые капельки между шевелящихся сильных крутых бёдер мамы. Появился дух варёной колбасы, но в начале благоухание вонючего сыра и варёных куриных яиц скрывали его, а потом колбасное амбре стало таким, что его бы заметил даже человек с сильным насморком. Такие фимиамы бывают в кухне на новый год, когда готовят салаты. Мама взглянула на свои ступни, затем на дочкины. Нечто розовое виднелось в ноздреватых сырных дырочках:- Ой, у нас колбасность появилась! - провизжала мама с улыбкой и безумным взглядом, - ну, сейчас нас заколбасиииит!Мама заклокотала связками. Крупные ступни в сырных балетках прыгнули на всю подошву. Заскакала по комнате титястая безумная женщина. Дочка завыделывала попой кренделя, которым могла бы позавидовать профессиональная стриптизёрша. Крики и визги наполнили деревянный дом с новой силой. Начались повороты, приседания и безумные прыжки. Мама начала выкрикивать: "Вот это нас колбасит, ёбаный в рот! В разнос пошли!" Дом оглашали не радостные визги, как в начале, а напуганные. Мама убежала в ванную. Загремели тазы. Мама налила в эмалированные штампованные ёмкости молока и принесла в комнату:- Вставай в таз!Дочка опустила ноги в молоко. Сырные балетки стали мокрыми. Мама зашла в таз напротив. Зрелое женское тело продолжало выделывать танцевальные движения. Амплитуда танца понемногу снижалась. Мама вышагнула из таза. Её рука повернула ручку на магнитофоне. Музыка смолкла, а стрелочные индикаторы перестали прыгать. Появились над нулями две стрелки. Окошечки индикаторов светились жёлтым ламповым цветом. Комната погрузилась в тишину. Тихо работал двигатель магнитофона. Мама предложила:- Давай отдохнём.- Давай, - согласилась дочка.Мама села на кровать. Дочка опустилась рядом. Груди часто вздымались. Горячие тела имели влажность. Мама сказала:- Вот это мы растанцевались, вот это нас сырнявить, яишеть и колбасить пошло!- Да! - ответила дочка и посмотрела на свои ступни затянутые сырной корочкой. Ноздреватость розовела слоем колбасы со шпиком. Плюсны имели максимальную открытость. Яичные белки скрывали яйцеобразные широкие пятки. Носики были острые. Мама сказала:- Я уже пол не чувствую, подошвы нарастают сыром.- У меня тоже так, - ответила дочка и положила правую ступню на левое бедро. Её глаза взглянули на низ. Она увидела сырную плотную ороговелую засохшую корку, просматривающуюся таким отчётливым контуром, словно это и впрямь настоящие балетки.Мама задрала правую ступню. Её нога в балетке заняла место на левой ляжке:- Гляди, как у меня интересно сырность стопу заподошвило. Здесь всё жёлтое, мягкое, а вот тут, - и она обвела указательным пальцем возле тёмного янтарного пятна, вообще сыр застарел и высох так, что крошиться.Дочка коснулась этого места пальцем. Кожа испытала неприятное ощущение грубости и сухости.- Ага, - ответила дочка, тяжело дыша.Мама положила ногу на ногу и сказала:- Сейчас отдохнём и начнём дальше танцевать.Дочка положила левую ногу на правую. Левая ступня оказалась рядом с маминой. Балетки покачивались и крутили заострёнными носиками.Тазы с коровьем продуктом стояли на полу напротив друг дружки. Кастрюли расположились рядом. В них белело молоко.Мама подошла к магнитофону, рука повернула чёрный переключатель, бобины с чёрной намотанной плёнкой вновь завращались. Мама затанцевала вместе с дочкой с новыми силами. Комната наполнилась криками и визгами, как прежде. Запах сыра, яиц и колбасы постепенно нарастал. Мама проорала:- Надо немного сырность с яишневостью и колбасностью остудить, а то разошлись!Они встали в таз напротив друг дружки и продолжили пританцовывать. Мама взглянула в свой таз и закричала:- Блядь, ёбаный в рот, молоко аж закисает от такой сырности и колбасности!Дочка бросила взгляд в свой таз, потом в мамин и закричала долго и продолжительно: "Аааа!". Мама подлила ещё молока и промолвила:- Сука, пизды пошло засырнявливать! Ёбаный в рот!Дочка заголосила:- Аааааааааааааааааааааа!Мама в ужасе проорала:- Сейчас блядь сыром и яйцами с ног до головы нас покроет. Ёбаный в рот!Дочка закрыла лицо руками. Плачущий стон раздался на фоне весёлой беззаботной песни:- Мама, я не хочу! Мама, я боюсь!Родительница завопила:- Блядь, уже пошло, уже началось! Сыр на титьках, сыр на титьках!Её ступни вышагнули из таза. Тело встало на четвереньки. Груди опустились в таз. Соски скрылись в молоке. Мама выпятила пышную попу. Анус раскрылся, как бутон тюльпана. Раздался втягивающий шипящий звук.Дочка хныкала. Ладони закрывали испуганное заплаканное лицо. Вытаращенные глаза смотрели на маму. Сыр появился на бёдрах. Слой нарастал тонкой коркой, а ближе к половыми губам переходил плавно в яичные белок. Пердёж вырывался из влагалища каждую секунду.Мама взглянула на ревущую дочку. Рот раскрылся, глаза увеличились. Лоб пошёл морщинами:- Сядь в таз пиздой, сядь в таз пиздой, дура! Слышишь, как у тебя от сырности и яишневости пизда песни поёт!? Рулады бешеные выводит!Дочка вышла из таза, встала над ним в раскоряку и присела. Половые губы с засырнявленным треугольником скрылись в тёплом молоке. Появлялись то и дело на белой поверхности пузырики. Влагалище бурлило молоком. Мама посмотрела в свой таз и ругнулась:- Блядь, вот это сырность! Аж молоко в тазу сычужиться пошло!Она взяла стоящую рядом кастрюлю и долила молоко в таз.- А у тебя молоко в сыр или яйцо превращается? - визгливо спросила мама дочку.- И в сыр и в яйцо!- Это блядь как!?- Возле половых губ молоко в сыр, а дальше в яйцо, потом в сыр и снова в яйцо.- Кольцами что ли пошло?- Да.Мама завопила во всю силу:- Блядь, это не хватало!- Мама, а что будет?- Пиздец теперь будет! Ааааааааа!
Мама сказала дочке:- Начинай разминаться, а я молоко подогрею, - и ушла на кухню босыми крупными пахучими ступнями.Восемнадцатилетняя обнажённая дочка Анжела встала с двуспальной кровати. Её длинные ноги обтягивали такие же полосатые разноцветные гетры, как у мамы. Родительница поставила на плиту две полные кастрюли молока. Музыка басила ударными. Женский голос надрывно пел о цветочках и колокольчиках. Мама вернулась в комнату. Помещение превратилось в разминочный зал. Голые тела выгибались, прогибались и совершали круговые движения. Ступни вставали в балетные позы. Мама часто ходила проверять молоко, когда же в очередной раз вернулась, то прокричала сквозь музыку:- Молоко подогрелось. Я его выключила. Можно начинать.Визг и крик наполнил комнату. Мама с дочкой сняли гетры и бросили на постель. Лица засияли улыбками. Глаза принялись выражать задор. Пол завибрировал от заплясавших босых могучих ступней. Сервант задребезжал хрусталём. Ноги попеременно стали сгибаться в коленях, попы начали выписывать восьмёрки и круги. Одна песня сменяла другую. Женские голоса то перекликались, то сливались в сумасшедшую какофонию. Груди мамы и дочки болтались как два арбуза в сетках и шлёпали по обнажённым телам, а красные соски походили на детские пустышки. Запах ножной вони и пердежа появился постепенно в комнате. Мама взглянула на свои крупные мозолистые ступни и увидела, что пальцы, и боковые части покрылись тонкой коркой ноздреватого сыра, словно жёлтые подследники с максимальной открытостью, а взади яичные белки закрывают ороговелые пятки. Мама воскликнула сквозь громкость музыки:- Ой! Ступни то опять засырнявило, заяишело! Ой!Затем перевела взгляд на ступни танцующей дочки и заметила, что на правой ступни сыр покрыл ступню слоем потолще в отличие от левой. Мама проорала:- Как тебя неравномерно то засырнявило!После чего верчепопанье под музыку продолжилось. Щёки раскраснелись. Волосы взъерошились. Слетали вниз светло-серые капельки между шевелящихся сильных крутых бёдер мамы. Появился дух варёной колбасы, но в начале благоухание вонючего сыра и варёных куриных яиц скрывали его, а потом колбасное амбре стало таким, что его бы заметил даже человек с сильным насморком. Такие фимиамы бывают в кухне на новый год, когда готовят салаты. Мама взглянула на свои ступни, затем на дочкины. Нечто розовое виднелось в ноздреватых сырных дырочках:- Ой, у нас колбасность появилась! - провизжала мама с улыбкой и безумным взглядом, - ну, сейчас нас заколбасиииит!Мама заклокотала связками. Крупные ступни в сырных балетках прыгнули на всю подошву. Заскакала по комнате титястая безумная женщина. Дочка завыделывала попой кренделя, которым могла бы позавидовать профессиональная стриптизёрша. Крики и визги наполнили деревянный дом с новой силой. Начались повороты, приседания и безумные прыжки. Мама начала выкрикивать: "Вот это нас колбасит, ёбаный в рот! В разнос пошли!" Дом оглашали не радостные визги, как в начале, а напуганные. Мама убежала в ванную. Загремели тазы. Мама налила в эмалированные штампованные ёмкости молока и принесла в комнату:- Вставай в таз!Дочка опустила ноги в молоко. Сырные балетки стали мокрыми. Мама зашла в таз напротив. Зрелое женское тело продолжало выделывать танцевальные движения. Амплитуда танца понемногу снижалась. Мама вышагнула из таза. Её рука повернула ручку на магнитофоне. Музыка смолкла, а стрелочные индикаторы перестали прыгать. Появились над нулями две стрелки. Окошечки индикаторов светились жёлтым ламповым цветом. Комната погрузилась в тишину. Тихо работал двигатель магнитофона. Мама предложила:- Давай отдохнём.- Давай, - согласилась дочка.Мама села на кровать. Дочка опустилась рядом. Груди часто вздымались. Горячие тела имели влажность. Мама сказала:- Вот это мы растанцевались, вот это нас сырнявить, яишеть и колбасить пошло!- Да! - ответила дочка и посмотрела на свои ступни затянутые сырной корочкой. Ноздреватость розовела слоем колбасы со шпиком. Плюсны имели максимальную открытость. Яичные белки скрывали яйцеобразные широкие пятки. Носики были острые. Мама сказала:- Я уже пол не чувствую, подошвы нарастают сыром.- У меня тоже так, - ответила дочка и положила правую ступню на левое бедро. Её глаза взглянули на низ. Она увидела сырную плотную ороговелую засохшую корку, просматривающуюся таким отчётливым контуром, словно это и впрямь настоящие балетки.Мама задрала правую ступню. Её нога в балетке заняла место на левой ляжке:- Гляди, как у меня интересно сырность стопу заподошвило. Здесь всё жёлтое, мягкое, а вот тут, - и она обвела указательным пальцем возле тёмного янтарного пятна, вообще сыр застарел и высох так, что крошиться.Дочка коснулась этого места пальцем. Кожа испытала неприятное ощущение грубости и сухости.- Ага, - ответила дочка, тяжело дыша.Мама положила ногу на ногу и сказала:- Сейчас отдохнём и начнём дальше танцевать.Дочка положила левую ногу на правую. Левая ступня оказалась рядом с маминой. Балетки покачивались и крутили заострёнными носиками.Тазы с коровьем продуктом стояли на полу напротив друг дружки. Кастрюли расположились рядом. В них белело молоко.Мама подошла к магнитофону, рука повернула чёрный переключатель, бобины с чёрной намотанной плёнкой вновь завращались. Мама затанцевала вместе с дочкой с новыми силами. Комната наполнилась криками и визгами, как прежде. Запах сыра, яиц и колбасы постепенно нарастал. Мама проорала:- Надо немного сырность с яишневостью и колбасностью остудить, а то разошлись!Они встали в таз напротив друг дружки и продолжили пританцовывать. Мама взглянула в свой таз и закричала:- Блядь, ёбаный в рот, молоко аж закисает от такой сырности и колбасности!Дочка бросила взгляд в свой таз, потом в мамин и закричала долго и продолжительно: "Аааа!". Мама подлила ещё молока и промолвила:- Сука, пизды пошло засырнявливать! Ёбаный в рот!Дочка заголосила:- Аааааааааааааааааааааа!Мама в ужасе проорала:- Сейчас блядь сыром и яйцами с ног до головы нас покроет. Ёбаный в рот!Дочка закрыла лицо руками. Плачущий стон раздался на фоне весёлой беззаботной песни:- Мама, я не хочу! Мама, я боюсь!Родительница завопила:- Блядь, уже пошло, уже началось! Сыр на титьках, сыр на титьках!Её ступни вышагнули из таза. Тело встало на четвереньки. Груди опустились в таз. Соски скрылись в молоке. Мама выпятила пышную попу. Анус раскрылся, как бутон тюльпана. Раздался втягивающий шипящий звук.Дочка хныкала. Ладони закрывали испуганное заплаканное лицо. Вытаращенные глаза смотрели на маму. Сыр появился на бёдрах. Слой нарастал тонкой коркой, а ближе к половыми губам переходил плавно в яичные белок. Пердёж вырывался из влагалища каждую секунду.Мама взглянула на ревущую дочку. Рот раскрылся, глаза увеличились. Лоб пошёл морщинами:- Сядь в таз пиздой, сядь в таз пиздой, дура! Слышишь, как у тебя от сырности и яишневости пизда песни поёт!? Рулады бешеные выводит!Дочка вышла из таза, встала над ним в раскоряку и присела. Половые губы с засырнявленным треугольником скрылись в тёплом молоке. Появлялись то и дело на белой поверхности пузырики. Влагалище бурлило молоком. Мама посмотрела в свой таз и ругнулась:- Блядь, вот это сырность! Аж молоко в тазу сычужиться пошло!Она взяла стоящую рядом кастрюлю и долила молоко в таз.- А у тебя молоко в сыр или яйцо превращается? - визгливо спросила мама дочку.- И в сыр и в яйцо!- Это блядь как!?- Возле половых губ молоко в сыр, а дальше в яйцо, потом в сыр и снова в яйцо.- Кольцами что ли пошло?- Да.Мама завопила во всю силу:- Блядь, это не хватало!- Мама, а что будет?- Пиздец теперь будет! Ааааааааа!
>>195285934>>195285484Вот этих прямо вскрикнул, сразу видно кто котенком на расстоянии вытянутой руки не подходил. Вы либо школьники фантазёры, либо перды. С нынешними тян ситуация которую ОП описал встречает каждый второй член женского коллектива который не слишком чмошно выглядит, данная ситуация не что иное как способ посадить ОПа на иглу дружбы. >>195285972ОПчик жди вечера когда все мужчины мальчики будут спать, то сословие что сейчас серит в тред способно лишь продемонстрировать что может думать лишь ху5м.
>>195285109 (OP)Ебать, живая цундере. Продолжай вести себя как ведешь (читай: как ОЯШ), и в итоге трахни во все щели.
>>195285109 (OP)Сразу видно что пытается развратить тебя и влюбить в себя, по этому и показывает такую демо версию окучиванияХрани веруИмператор защищает
>>195285109 (OP)Предложи ей сходить к тебе в гости или погулять вечером и там засоси ее в губы, а дальше как пойдет.
Прибежала на станцию техобслуживания девушка и скинула трусы. Тёплый ветерок через распахнутые двери залетел в помещение, освежая воздух. Ремонтницы усадили её на кожаное гинекологическое кресло, приподняли подол и раскрыли половые губы. Высокая женщина Илона в оранжевой жилетки и в оранжевой косынке направила туда лампу и начала осматривать. Она прекрасно увидела крылатку, рогатку, яишку, мохнатку и двигатель приводящий в действие разные шестерни и шестерёнки и множество всего другого. Мэри в босырниках и трусах, а также в таком же оранжевом костюме подключила приборы к её босырникам с пальцами и пятками, и стала смотреть на экранчик, где появились надписи и цифры понятные только ей и тому, кто на это учился. Илона посмотрела внутренности, ощупала, после чего принесла ветошь, таз и набор гаечных ключей. Мэри переподключила к этому времени зажимы проводов к ремешкам обтягивающим пятки и ощущая идущий от ступней и босырников ножной запах, взглянула на экранчик показывающий надпись: "Цыганявость 100". Илона вытянула из набора гаечный ключ, засунула между половых губ и начала делать рукой вниз и вверх. Она взглянула на ремонтируемую девушку и спросила: - Тебя как зовут? - Дриада. Илона назвала своё имя, а также представила напарницу, продолжая работать гаечным ключом. Мэри отключила провода от правого босырника и подключила к левому. Она с минуту смотрела на показания, а потом выдала: - А здесь небольшое колосное замыкание где - то. Сейчас всё починим. Не переживай, - произнесла она и улыбнулась Дриаде. Илона поработала рукой ещё немного. Потекло. Скорее таз. Зажурчало, звеня о металлическое дно. Вышла с тазом, размахнулась и дёрнула влево. Брызги и водопад плюхнулись в траву. Раздался плеск. Капли прыснули в стороны. Илона вернулась и снова засунула гаечный ключ между половых губ. Мэри колдовала в это время над босырником. Илона увидела, как ещё одна девушка прибежала с визгом в ремонтный бокс и скинула на пол трусы. Её обступили другие работницы, задрали ей платья и стали осматривать со всех сторон. А девушка "Ууууууууу!" на всё помещение и работает быстро коленками, не отрывая подошв босоножек. Все чего - то сразу забегали, засуетились. Илона взяла воронку и канистру, продолжая наблюдать за тем, как девушка стоит с задранными подолом, коленки ходят туда сюда, Уууууууу иииииииии ааааааааааа. Ремонтница в платье на коленках стоит перед голым лобком, а потом ладонь быстро замелькала и раздался шлёпающий звук. Работницы подбежали с инструментами и давай там всё чинить. Илона принялась булькать из канистры в воронку торчащую между половых губ, посматривая за происходящим рядом и уже поняв, что случилось у этой визжащей девушки. Илона поставила всё на место, завинтила и помогла слезть. Дриада сказала спасибо и отремонтированная пошла в кабинет красоты, светя голыми ляжками и виляя попой обтянутой платьем. Прошло несколько минут, после чего Илона увидела следующую вошедшую женщину в коротком платье: - Смотрите чего твориться, - она задрала подол с голым половым треугольником, - ничего не врубается и всё вышибает. - Садись, - сказала Илона, показав на гинекологическое кресло, видя, как по соседству прибежавшую орущую девушку, подхватили трое девушек ремонтниц и посадили на гинекологическое кресло, а она начала орать: - "Меня крутит, вяжите. Ааааааа". Мэри, стоя без дела, сказала: - Чего твориться с бедной, пойду, помогу. И ушла, шлёпая босырниками с пальцами и пятками. Илона смазала по локоть руку, провела по половым губам и нажала на половые губы. Раздался пердёж, втягивающий шипящий звук и чваканье. Кисть скрылась по запястье. "Аааааааааааа", - закричала женщина и вытаращила глаза. Технический диагноз с техническими терминами вылетел из уст Илоны. И она сию минуту взяла инструменты и начала починку. А через час довольная ремонтом женщина, переключаясь постоянно на ходу, вышла из ремонтного бокса, с собравшийся очередью из девушек и мам с дочками и пошла куда то по своим делам. А после неё зашла девочка подросток и задрала подол. Илона и Мэри окружили её, слушая из молодых губ жалобы на технические неисправности.
- Сейчас пойдёт дело! - произнесла в ремонтной жёлтой будке танцпола очкастая грудастая девушка Русадан, выглянув через окошко - смотри их сколько собралось. Светловолосая напарница Ервина низкого роста, но крепкого широкого телосложения в чёрной юбке и красных сандалиях, взглянула и аж рот открыла:- Да сейчас пиздец чего начнётся. Первый раз столько сегодня девушек собралось. Русадан сказала:- Жаркий у нас сегодня с тобой вечерок намечается.- Это точно, - ответила Ервина. Обе встали перед окошком и принялись наблюдать за девушками, женщинами и девочками, а также в общем за тем, что происходит на танцполе и сцене. Она ощутила, что Ервина волнуется и спросила:- Чего ты переживаешь, первый раз что ли?- Да нет. Просто я чувствую что - то, а что сказать не могу, словно вот что - то напряглось и должно произойти, - ответила она под пробные звуки всех музыкальных инструментов при настройке идущих из колонок.- Ну да. Согласна. Вон сколько девок. По любому чего - то будет. И обе продолжили наблюдать дальше. Русадан сказала: - И чего новые танцплощадки не строят. У нас их по-моему в городе всего три. Построили бы ещё пару. А то глянь, какая давка и возле танцплощадки смотри сколько девчонок стоит это те, которых уже не пропустили из за переполнения. Реально никогда такого не было. Чего сегодня такое? - Ой блин, - воскликнула Ервина, - ещё идут девки. Ты погляди чего твориться. Ага. Вон контролёрши их всех разворачивают. - Да шли бы в другой парк. Чего они слепые что ли? Видят что уже всё, некуда. И всё равно пытаются пролезть. Ой кошмар, ой посмотри блядь чего твориться. Чего девки творят. Глянь, глянь, их контролёрши не пропускают, так они вон где пролазят. - Да это студентки наверно или старшеклассницы. Ой, сейчас по любому чего - то будет. - Согласна. Я первый раз вижу столько девушек на одно место, - она посмотрела на грубые черты лица Ервины и спросила, - а как тебе сегодняшняя женская музыкальная группа Колосок? - и кивнула в сторону сцены, где девушки уже приготовились играть и петь в свете огней. - Да ну. Мне не нравиться. Поют тонкими голосами ласкательные песни с множеством уменьшительных окончаний. Одни цветочки, ягодки, поляночки, колосочки, манюнечки. - А мне наоборот нравиться. - Ну ты и извращенка. Обе наполнили помещение громким хохотом, растянув напомаженные губы. Колонки разнесли женский молодой голос на весь парк: - И так, мы начинаем. Ууууууууу. И все девушки и женщины разом провизжали. Детские голоса смешались с женскими. - А ещё громче, - прокричала девушка в микрофон на сцене. Русадан крикнула напарнице Ервине: - Заткни уши. Сейчас вообще оглохнем. Сейчас как пойдут все орать. - Уууууууууууу, - из колонок. И хором все девушки и женщины на танцплощадке и что за танцплощадкой и даже те девушки, кто просто прогуливался в это время в парке или сидели на лавочках, заорали следом. Русадан сморщила лицо и прижимая ладони к ушам, посмотрела на Ервину, заткнувшую слуховые проходы пальцами. Ор кончился. Они открыли уши. - Вот это да. - Ага. Русадан вместе с напарницей продолжила смотреть в окно и увидела девушек и женщин, а также мам с дочками. Все приготовились танцевать. Взглянула на сцену. Девушка в красном платье совсем ещё молоденькая лет семнадцати, а может шестнадцати, как показалось Русадан, уже сидит за ударной установкой, держа в руках наготове барабанные палочки. Сбоку с бас гитарой на перевес стоит и ждёт такая же молоденькая девчонка, которой едва - едва восемнадцать лет исполнилось. С другой стороны две девушки с электрогитарами. Чуть впереди них девушка перед синтезатором уже готова положить пальцы на клавиши и заиграть. Семь девушек - вокалисток заняли места у стоек беспроводных микрофонов. Стуки барабанных палочек. Отсчёт. Раз два раз два три. Грянула разом музыка, а девушки, девочки и женщины принялись с визгом шевелить пальцами ног и танцевать, а после музыкального вступления, вокалистки запели быструю песню с уменьшительно - ласкательными окончаниями. Разнообразие женских юных голосов певиц слилось в единые ноты. Певицы начали пританцовывать слегка на месте и то же шевелить пальцами ног, делая эмоциональные лица.. - Сейчас чего - то будет, - пролепетала в ужасе Ервина. А Русадан закрыла нос и рот сложенными ладонями и вытаращилась в окно. Пальцы босырников на ногах напряглись и чуть поджались, поставив огромные продолговатые ногти полувертикально. Переда натужились, став твёрдыми. Песня звучала очень мелодичная, красивая ритмичная. Слова в ней такие, что даже Ервине захотелось их запомнить навсегда и петь потом. Русадан шевелила быстро пальцами ног под музыку, пританцовывала, крутя голыми крепкими упитанными ляжками и глядела в окно. То там, то тут, то близко, то далеко, то совсем рядом стали раздаваться каждую секунду крики и визги разные по длительности, высоте и вычурности. Русадан то же открыла рот и дрыгая ляжками, проорала на всю ремонтную каморку бешеным криком. Она посмотрела на Ервину стоящую и слушающую песню и сказала: - Вот это грохот от каблуков стоит, аж доски вон смотри как тут стонут и выгибаются. Вон аж все бешено ходят. Меня аж приподнимает. - Ну значит опять как прошлый раз несколько досок на танцполе проломят, а мы потом чини, - буркнула Ервина, глядя на танцующую огромную беспрестанно верезжащую толпу девок с голыми толстыми, тонкими и средними ляжками и босоножками с пятками и шевелящимися пальцами, разных видов и размеров. Вокалистки пропели несколько песен. Всё шло нормально, а на третьей Русадан закричала: - Пошло дело! - Я так и чувствовала, что это случиться, - проорала Ервина. Вспышки из под подолов пах пах пах у одной у другой у третье у четвёртой у всех пошло. Визг, писк. Ремешки от сандалий выстрелили в небо салютом. Потом ещё здесь и там. Голые женские и детские ноги в голые переплетения и ножные клубки. Ааааааа. Ааааааааа. И всё это под ласковую музыку и тонкое женское пение. Девушка певица сказала в микрофон: - "Пизды пошли стрелять, ноги спутываться. Колосность повысилась. Бедные бедные бедные. Милые мои хорошие, бедняжулечки мои. Что с вами твориться. Вас всех спутывает ножками. Писечки стреляют. Бедные бедные бедные". Повсюду визг писк. Испуганные лица. Некоторые девушки и женщины продолжили танцевать, словно их это не касается. Ервина хотела было бежать и распутывать ноги, но Русадан остановила за руку: - Да куда ты. Их теперь и в вдесятером не растащишь, только с помощью рогачей или колосных станков. Ты видишь, какое безумие там твориться. Какая цепная реакция идёт. Тебя сейчас просто вместе со всеми впутает. Так что не геройствуй, тут не кино, а реальная жизнь. Мы ремонтницы девушек, а распутывать это уже не наше дело. Пусть приходят специалистки по колосности и распутывают. Пусть у других голова болит. - Но ведь их же там всех спутывает, им надо помочь. Дверь будки открылись и забежали две разгорячённые танцем девушки, воняя палёным: - У нас двигатели в пизде сгорели. - А я чем помогу? Мы только ремонтируем, мы новые не ставим. Это только на станции техобслуживания надо. А они сейчас закрыты. Мы только оказываем скорую техническую помощь. У нас тут не магазин, - сказала Русадан, а Ервина подтвердила её слова. - А для чего вы тут сидите тогда, две дуры блядь? - Сама такая. Девушки скинули трусы перед ними и сцепились с Русадана и Ервиной пиздами и стали шлёпать с неистовством и рычанием половыми губами об половые губы и дико орать, сыпля друг на дружку матом. Будку окружили другие девушки и даже мамы с дочками. И у всех из под подолов шёл дымок. Одна из девушек открыла дверь: - Блядь, тут дерутся. Дерутся. Бабы вы чего? Блядь. Разнимайте их, а то сейчас всё брызнет. - Да нет у нас двигателей нету, да ещё в таком количестве. Вы ёбнулись что ли все? И вот уже оргия из десяти девушек дерущихся пиздами. А пятилетняя девочка в нарядном коротком платье и белых гольфах смотрела на это смотрела, а потом заверезжала и кинулась в гущу извивающихся и матерящихся девушек своей молочной детской писечкой, вставая на защиту мамы. Шлёп шлёп Ервина в большие половые губы под большим половым лобком и сразу же шлёп шлёп навстречу детский половой лобок. И с ним шлёп шлёп. Визг. Крик, маты под музыку и ласкательный пищащий говор девушки вокалистки на фоне своих подружек по вокалу, продолжающих петь среди этого безумия.
Прошло ещё несколько недель безделья и вот наступил первый день учёбы в техническом университете. Он не был похож для Яи на первый день учёбы. Она полагала, что сейчас сядет за парту и тут же начнёт впитывать знания, но не тут то было. К ней в коридоре подошла обычная светловолосая девушка ни чем не выделяющаяся из общей толпы студенток, протянула поднос лежащими нарезанными сырами и спросила: - Тебя как зовут? - Яи. - А преподавательницу? - Минерва. А что? - Она сказала, чтобы дать тебе этот поднос и ты должна ходить с ним по всему университету, заходить во все учебные классы и кричать громко: "Пробуйте сырные босырные пересырные вонючие сыры с моих вонючих ног". Поняла? Яи закивала, но внутри себя стала всем своим существом отнекиваться, но раз преподавательница сказала, то надо выполнять. Она была готова на всё, лишь бы не подвести и выполнить задание. Яи взяла поднос с сырами, а девушка скрылась в неизвестном направлении, смешавшись с толпой других студенток, спешащих на учёбу. Пять минут Яи стояла, не в силах выдавить из себя и слова. Ведь она тихоня, а тут надо буквально себя ломать. Она стояла у стены, а мимо проходили студентки и она ощущала на себе взгляды всех, кто проходил мимо. Она решалась чтобы начать кричать то, что сказала та девушка, но испытывала заранее стыд. Она еле - еле выдавила из себя: - Сыры, сыры. Пробуйте сырные босырные сыры с моих вонючих ног. Но студентки по-прежнему шли мимо, косясь на Яи, как на сумасшедшую. Она закричала громче: - Сыры, вонючие сыры с моих вонючих ног. Попробуйте сыры. Некоторые девушки проходили с еле сдерживаемой улыбкой, другие громко ржали. Она подошла к двери с табличкой "Ремонт и наладка колосных станков". Дёрнула со страхом ручку и в ужасе и со стыдом вошла в незнакомый класс, где тут же увидела колосный станок с множеством роликов и шкивов стоящий на десяти парах женских ног с пальцами согнутыми в мощные ножные матёрые кулаки и ногтями, вонзёнными глубоко в пол. Яи отшатнулась немного в страхе от этого колосного станка, вылупив в ужасе на него глаза. Он показался для Яи неведанным чудищем. До этого она видела колосные станки только на расстоянии, а тут вблизи в метрах пяти прямо от неё. Она посмотрела на сам класс и увидела пустующие парты и лишь за одной сидела какая- то студентка, остальные ходили по классу в ожидании начала занятий, общаясь между собой и громко смеясь. Она испугалась того, что сейчас на неё обратят все внимания и засмеют. Она вышла из аудитории, не в силах произнести не слова, находясь под внутренним впечатлением от колосного станка произведшего на неё трудно выразимый ужас. Она пошла по коридору к следующей двери и пока шла, стала опять кричать, перебарывая себя: - Сыры, вонючие сыры сырные босырные пересырные с моих вонючих ног. Попробуйте сыры. Она подошла к большой дубовой массивной двери, где на фоне красной таблички белели крупные буквы: "Внимание. Рогато. Изучение и ремонт Рогачей. Преподавательница Джамалия. Посторонним вход строго запрещён." И едва она приблизилась к этой двери, как вдруг ощутила, что её словно дёрнуло приятным сексуальным ощущением, а сверху, как будто на неё вылили таз с тёплой водой. Только она дёрнула массивную железную ручку, только приоткрыла дверь, ощутив носом запах ног вперемешку с запахом детей, как тут же подлетела высокая носатая грозная женщина с красной косынкой, в красном пиджаке, в красной юбке и в красных туфлях. Яи не успела даже слова сказать, ни успела шаг сделать, она просто в оцепенённом ужасе уставилась на эту массивную носатую женщину выше её на голову, заоравшую мощным сильным голосом, что у Яи даже нижняя губа от страха затряслась: - Куда блядь прёшь, тут всё рогато. Не видишь что ли что это такое? Дура блядь ненормальная. Тут всё под роготоком. Сейчас как уебёт и сдохнешь на хуй дура блядь. Яи даже чуть плохо от страха не стало. Она с трясущимися подносом пошла дальше. Тут она увидела свою преподавательницу Минерву, шагающую по коридору. Сегодня она шла в белой блузке и чёрных брюках, а на ногах сандалии с множеством переплетений ремешков. - А ты что тут делаешь, почему не в классе? - Как? Ведь вы же сами сказали ходить по всему университету и предлагать вонючие сыры. - Опять девчёнки засранки из класса босырников веселятся. А ты не будь такой доверчивой. Давай сюда поднос и пошли в класс. Минерва оставила поднос с сырами на диванчике и повела Яи на второй этаж. - Понимаешь, скучно им. Они таким образом развлекаются, напряжение снимают. Ну как я могла тебе дать такое задание, для чего? А как она выглядела не запомнила? - Нет. Она тут же ушла. - А что она сказала говорить? - Она сказала, чтобы я ходила по всему университету, заходила в каждый класс и говорила попробуйте сырные босырные сыры с моих вонючих ног. Чего то такое. - Аааа. Ну это в их стиле. Но ты на них не обижайся. Они твои будущие напарницы, без них никак. - А ещё я заходила в одну аудиторию, где рогачей чинят, там какая то носатая женщина так на меня заорала, что я аж чуть поднос не выронила. - Ты туда не суйся. У них там своё. Даже я туда не суюсь. И вообще держись от этого класса подальше. Одна студентка услышала, как то раз через дверь чего то и всё, с ума сошла. Всё стояла там, у двери и подслушивая, тёрла себя между ног. Ну её и отчислили из университета. - А чего она услышала? - Не знаю, - сказала она шёпотом, - и тебе советую не знать. И вообще забудь об этом разговоре, поняла? Яи в страхе кивнула несколько раз. Вскоре начался урок. Преподавательница представилась, как её зовут и решила тут же отсеять тех, кто готов начать учиться и тех, кто выбрал эту профессию просто потому что так настояла мама. Минерва стала рассказывать такое, что даже Яи пришла в ужас, но мужественно продолжала сидеть и слушать. Одна из студенток встала: - Я к такому не готова. Извините. Яи видела, как она забрала сумку и просто вышла и больше не вернулась. А потом Яи видела, как эта девушка бегала за преподавательницей и умоляла взять её обратно. Но та ни в какую. Яи ощутила, что ещё немного и они сцепяться пиздами и готова была прикрыть её своей писькой, но студентка развернулась и больше Яи её не видела. А на следующий день, когда Яи вошла в учебный класс, то увидела на столе преподавательницы большую оранжевую кучу из форменных жилетов специалисток по ремонту девушек. А когда начался урок, преподавательница пошла по классу, раздавая эти форменные жилеты, говоря: - Теперь вы должны их надевать на каждый урок. Это ваша учебная одежда, а потом и рабочая. Так что берегите их, ухаживайте и не теряйте. Она попросила всех надеть эти жилетки и когда все это сделали, преподавательница Минерва сказала: - Теперь с этого момента вы не просто девушки, вы будущие специалистки по ремонту девочек, девушек и женщин. Вы те, кто будет отличаться от других, вы те, кем будут восхищаться и завидовать, что не выбрали эту профессию. Затем она раздала всем форменные оранжевые косынки и сказала строго: - Работать и учиться вы будете в косынках, убирая под них волосы. Потому что они могут попасть во влагалище и их там замотает механизмами. Остаток урока Минерва показывала разные виды инструментов для ремонта девушек и рассказывала про них, объясняя, что для чего нужно. Когда же Яи пришла на третий день учёбы, то увидела при входе в класс двадцать ярких металлических оранжевых чемоданчиков. Вечером прибежали подружки в платьях и в босоножках: - Ну, рассказывай, как оно? Уже научилась чинить? - Пока ещё нет. Нам выдали фирменные жилеты и чемоданчики с инструментами. - Ну ка одень, - попросила Эйрика. - Ух ты, классно. Ты как настоящая девушка по ремонту девушек. Тебе он так идёт. - Это ещё не всё. Погоди. - Яи повязала косынку, убрав под неё волосы. - Ух ты, ну ты вообще прям специалистка. Мне аж страшно немного стало. Можно я примерю? Яи протянула Эйрике оранжевый жилет и косынку, сказав, поправляя Эйрику: - Официально настоящая, - ответила Яи, чувствуя зависть в глазах подруг и угадывая мысли, почему я не поступила туда же. Теперь Яи шла на учёбу и с учёбы в этой фирменной жилетки и с чемоданчиком в руке.
Наконец, после полугодовой зубрёжки по книгам и через множество часов лекций, настал тот день, когда Минерва сказала: - А теперь переходим от теории к практике. Все девчонки завизжали, глаза поокругляли. Раздались мамочки я боюсь и только Яи сидела с невозмутимым видом. Она так всё зазубрила, так всё заучила и законспектировала, что ей была не страшна уже ни какая практика и если бы её мама сейчас, как тогда сняла трусы и сказала, давай ремонтируй меня, она бы сделала это без страха и сомнений. Настолько глубоко она поняла принцип работы и все детали что там есть и как всё это разбирать, снимать, чинить и смазывать. Но оказалось, что Яи сейчас надо будет садиться в гинекологическое кресло и стать ремонтируемой. Она спросила преподавательницу: - А когда я практиковаться буду? - После этого ты будешь. Местами поменяетесь. Просто сейчас будет над тобой выполнять задание Гогола, а потом ты. Все девушки садящиеся в гинекологические кресла, принялись снимать трусы. Минерва сказала: - Теперь все должны приходить на уроки без трусов. Всё равно они теперь будут вам мешаться. Яи села на гинекологическое кресло третье от входа. Гогола уставилась ей между ног и Яи услышала, как она сказала: - Вот это пизда!!! Все скучковались возле Яи, непривычной к такому вниманию. - Такие большие половые губы. Первый раз такие вижу. Вот это лоханка. Подошла Минерва: - Так, девочки, ну ка по местам. Ну, подумаешь немного больше чем у других. - Я просто первый раз вижу такие огромные. - Вот будешь работать, ещё и не такое увидишь, - сказала Минерва, - ты когда ни будь видела клитор длинной с указательный палец? - Нет. - А я видела. Так что ничего здесь удивительного для вас и меня нет. Разошлись по местам и за дело. Оценки по завершению задания практиковавшихся студенток Яи услышала такие. Роза два, Эблия два, Марина три, Тара два, Джарра два, Яи пять с множеством плюсов. Молодец Яи. Видимо ты действительно хочешь серьёзно выучиться. Финнома два, Аврора четыре. Минерва продолжала перечислять, а Яи ликовала. - Так, девочки. Все кроме Яи, учат всё что мы проходили за эти пол года. Завтра буду спрашивать, а кто не ответит, поставлю вопрос об отчислении. Мне такие бездари в классе не нужны. Специалистки из вас никакие. Вот Яи действительно станет первоклассной мастерицей, а вы все остальные для чего сюда полгода приходите? Чтобы время провести и языками своими длинными почесать? Вы же не учитесь. Я только и слышу от вас шу шу шу все три урока. А скоро будем кое что сложное делать. И как вы будете это выполнять? Что, в учебник всё время заглядывать? Это должно быть у вас уже на подсознательном уровне и вы должны это знать не заученным текстом, а вживую иметь представление. Поэтому дома попрактикуйтесь на подругах, на сёстрах, на мамах, можете на друг дружке у себя в общежитии. А завтра я проверю. Это не шутка, это безобразие. Знать настолько всё плохо. Я то же была когда то студенткой и то же много чего путала, потому что да, согласна, там много чего очень сложно устроено и даже я порой некоторые вещи не понимаю для чего та или иная шестерёнка и даже я могу запутаться, но общее понятие вы иметь должны. А вы все вылупились и ни бе ни ме. Так что или начинаете учиться отлично или до свидания и пойдёте вон продавщицами в магазины или операторами колосных станков. Там вообще учиться не надо. Только направляй и всё. Так что до завтра. Яи пришла домой и хоть она и помнила, что преподавательница сказала, что ей ничего учить не надо, она всё равно начала зубрить наизусть и заучивать и запоминать в тридцать второй раз четверть толстого учебника с изображением чуть приоткрытой вагины за половыми губами виднеющихся сложных механизмов и вон там Яи видела двигатель, а вон там шестерёнки передачи, тут рогач, тут крылатка, тут рогатушка тормозная яишестого сохача. А вон там дальше угадывается поводила выключения и разные рычажки привода и много чего ещё. Яи не говорила ещё Минерве, но она теперь настолько уверенна в своих силах, что может всё это полностью разобрать и собрать. Ведь она прочитала с жадностью весь учебник раз пятьдесят, и сделала это, как только он попал ей в руки. Она зачитала его до дыр, а потом стала практиковаться на себе. Вечером пришла мама. Яи встретила её предложением: - Мама, а можно я твоё влагалище переберу? Мама руками всплеснула: - Сдурела девка. Университета ей уже не хватает. Ты бы занялась ещё помимо этого чем ни будь. На танцплощадку бы вечером как все ходила, а она что день, что ночь полночь учебник из рук не выпускает. Я всё это конечно терпела, но когда ты свою комнату в свалку начала превращать и таскать из техцентра сгоревшее и сломанное из этих вонючих влагалищ, я уже просто в тихом шоке. Весь дом уже мочой и пиздой воняет, а она всё таскает и таскает. А принесёшь механизмы из жопы, я тебя вообще домой не пущу. Будешь на крыльце ночевать. - Мама, ты не понимаешь. Я собираю весь механизм в целом. Собираю и восстанавливаю. - Ну ты восстанавливай, но и за порядком следи. А то в комнату входишь и одни провода, запутаться можно. Словно я не в комнату дочери вхожу, а в женскую вагину попадаю. Ты уже одержимой стала. С тобой ни о чём другом не поговоришь, как только об этих всех деталях и устройстве. Тогда Яи надела свой форменный оранжевый жилет, повязала косынку, взяла жёлтый чемоданчик и пошла. Эйрика увязалась с ней. Яи пришла в техцентр и попросила разрешения постоять у гинекологического кресла и поремонтировать девушек, как всегда. Илона только рада оказалась и лишь присматривала за Яи. На следующий день в классе Яи от одногруппниц перед Минервой слышала такие оправдания, что это слишком сложно и всё это невозможно выучить за один вечер. Даже мама пришла одной из студенток и давай с Минервой спорить, говоря, что адекватная девушка не сможет запомнить столько деталей и понять все эти устройства. Тогда Минерва вызвала Яи к доске и попросила подойти. Яи встала рядом с преподавательницей, а она положила на её плечо руку и начала говорить: - Вы правильно сказали, что адекватная девушка не сможет, а вот Яи смогла. Я слышала, что она ходит на станцию тех обслуживания девушек и там их ремонтирует. Все студентки вылупили глаза с немым вопросом как это? - А ещё я несколько раз была у Яи дома. Так она сама собирает из выброшенных деталей новое женское половое влагалище. - Вот это да. - пронеслось по партам. - А однажды прибегала её мама и жаловалась мне, что она ходит день и ночь с учебником и всё учит учит и учит. Поэтому вы правы. Адекватная девушка не сможет, а такая как Яи сможет и я ни капли ни жалею, что взяла её тогда, а ведь сначала я в ней не разглядела таланта к этому делу. Поэтому, чтобы всё это выучить и понять надо быть на этом помешанной, как она, буквально сходить с ума и думать об этом каждую минуту. Вот только тогда выучить всё это возможно. Да. Согласна. Деталей очень много. И устройств очень много и они сложнее нежели всё, что есть на этой планете, за исключением рогачей, там специальный допуск нужен от самой королевы, чтобы их изучать и ремонтироваь, но я не прошу ремонтировать рогачей, а просто выучить элементарно расположение органов устройств и предназначение шестерёнок половых органов, но выучить то возможно всё равно. Вот прямое доказательство. Той маме стало нечего сказать и она лишь попросила: - Я прошу, не отчисляйте мою дочку. Я ей помогу в учёбе.
Летняя ночь. Территория СССР. Год 1969. На тёмном небе светит луна и горят звёзды. Одна из них движется, делаясь с каждой секундой всё больше. Ночную поляну осветили мощные прожектора приземляемого инопланетного корабля. Он испускал дым. Прожектора делали его разноцветным. Корабль на фоне леса то и дело шипел, накреняясь в стороны. Стали вылезать из - под днища три опоры, а четвёртая принялась то вылезать на пару сантиметров, то залезать обратно, издавая однообразный натужный звук привода. Корабль встал на траву и накренился в сторону не вышедшей опоры. Раздался жужжащий однообразный звук, словно механизм умирает и ему тяжело. Начал открываться медленно люк и встал на середине. Механизм пожужжал ещё немного и смолк. Только прожектора внизу продолжали рассеивать свет по всей поляне. Из люка показалась человеческая рука. Она упёрлась в край. Раздался снова звук привода. Она медленно вдвинула крышку в корпус корабля и снова исчезла. Потом показалась голова с волосами средней длины, а следом вылезла вся женщина и вступила на траву крупными электробосырниками с длинными пальцами и продолговатыми большими ногтями покрытыми красным лаком. Она дотронулась до определённого места и раздался механический звук. Капот сам собой поднялся и замер в верхней точки. Фая приступила к осмотру двигателя. - Ульяна, вынеси фонарик. Вышла из корабля девочка в ногтистых электробосырниках и подошла к маме. Фая взяла из детской руки трубку и направила на моторный отсек, освещая детали. Старшая дочка встала рядом и то же принялась глядеть. - Всё, прилетели, - сказала мама, выключив фонарик, - запускатели все разбило. Теперь мы с этой планеты никуда не улетим. - Мама, я хочу домой, - рот её скривился. Лицо изменилось. Раздались отрывочные звуки и всхлипы. Мама прижала старшую дочку к подолу: - Не плач, - провела рукой по волосам, - здесь то же люди. Может быть они нас приютят и дадут жильё. Главное не говорить кто мы и от куда. Поняла? Дочка кивнула несколько раз. Мама хлопнула с досады капотом и зашла вместе с дочкой в корабль, где уютно горит свет. - Подождём пока тут, а как расцветёт, пойдём в село, - сказала мама, - видела там вдали огоньки села светятся. Надо не забыть нам сейчас ценные вещи забрать. Наши кухонные сырники и радиоящик, - она посмотрела на старшую дочку Ульяну, - погляди, где кухонные сырники Дианы. Дочка нагнулась и поднялась с детскими изящными красивыми тапочками на подошвах блинной толщины имеющий сырный цвет. Союзки закрывали минимально передние части, а пятки не закрывало ничто. Там пустота. Только стельки на подошвах. - Вот они, мам. - Положи их в пакет к моим и своим. Мама подкатила к металлическому радиоящику тележку на двух колёсиках и установила на неё. Затем подкатила ближе к выходу и поставила на него пакет с кухонными сырниками. Младшая двухлетняя дочка Диана прижимается к спинке. Её голые детские ноги в электробосырниках свисают со стула. Она глядит на происходящее с детской непосредственностью. Фая же немного нервничала. Она понимала, что домой больше не вернётся. Это ранило душу и терзало. Хотелось плакать, но она утешала себя тем, что рядом её дочки, а это её семья, а значит не всё так плохо. Она переживала больше по тому поводу, найдётся ли для них жильё и к кому обращаться. Ожидание рассвета прошло в волнении. И как только расцвело, она вышла вместе с дочками из корабля, захватив отвёртку и пару саморезов. Затем звякнула ключом и открыла лючок. Повернула ручку и сказала: - А теперь пошли от сюда скорее. Ульяна покатила впереди себя на тележки радиоящик с радиотапочками в пакете, а мама Фая понесла на руках младшую дочку. Тележка принялась поскрипывать правым колесом. Подошва электробосырника Фаи над которыми длинные пальцы, коснулась земли. Дочка шагает длинными голыми ногами в электробосырниках, толкая впереди тележку с радиоящиком и пакетом лежащим сверху. Мама шагает и рассматривает зеленеющие деревья, делая вдохи полной грудью. Она оглянулась и поторопила дочку. Обе ускорили шаги, а потом перешли на бег. Все разом дрогнули от хлопка, раздавшегося за спинами и продолжили путь уже шагом, как ни в чём не бывало. Малышка на руках мамы заплакала от неожиданности. - А наш корабль точно теперь не найдут? - спросила Ульяна у мамы, которая принялась шептать на детское ушко. - Теперь точно не найдут, - оторвалась от этого занятия мама, Только то, что от него осталось и то не факт. Вскоре Фая с дочками и тележкой со скрипучим колесом вышла из леса. Слева овражек заросшей травой. Справа длинный холм с деревьями посаженными в шеренгу. За спиной лес и тропка, по которой выбрались. Фая волновалась подходить к незнакомым и что то узнавать. Она остановила дочку и сказала: - Если будут спрашивать, кто мы и от куда, говори, что из далека. Что приехали к вам жить. Дочка послушно кивнула, держа руки на поручне тележки. - А теперь пошли дальше. Они зашагали вдоль по пыльной дороги идущей между деревянных одноэтажных домов стоящих друг от дружки на почётном расстоянии. Слева кукарекали, справа мычали, спереди блеяли, позади лаяли. Фая ощутила во всём этом жизнь села. И вдруг увидела навстречу девушку. Голова в белом платке. Платье ниже колен. Ноги в туфлях. Идёт и улыбается добродушно. Фая почувствовала в ней доброту и подошла к девушке с вопросом: - Здравствуйте! Девушка остановилась. Лицо её продолжало выражать радость, - здравствуйте. - Мы вот новенькие, приехали к вам жить, но у нас тут нет дома и нет документов. Мы их потеряли, - соврала Фая, пытаясь сохранить обычный цвет лица. - Тогда идите за мной. Я вам покажу. Председатель совхоза показался Фае человеком отзывчивым и мудрым. На вид бы она дала ему лет пятьдесят. Он выслушал историю. Не стал задавать лишнего и отвёл Фаю с дочками почти на окраину села: - Вот здесь в этом доме будете жить. Раньше тут жила бабка Аграфена, но она померла, а внуки и родной сын не объявились, - он покрутил сигарку в руках и закурил, - у них уже другая жизнь и вряд ли они приедут. А дом уже пустует как лет десять. Так что заселяйтесь и живите. А паспорт мы поможем новый справить. Об этом не беспокойтесь. Дочку вашу в школу с будущего года определим. Младшую в детсад сельский устроим, ну а вы приходите ко мне завтра, что ни будь придумаем насчёт пропитания и денег. Фая заметила, что он в двадцатый раз уставился на её электробосырники и запнулся в словах. Было видно, как его руки дрожали, а в глазах нездоровый интерес к её огромным электробосырникам с широкими пятками и огромными ногтями.
- Хорошо, - сказала Фая, - приду, - и сообразив быстро что к чему, решила поманипулировать и обратить создавшую ситуацию в свою пользу, - председатель оторвал взгляд от её длиннопальцевых сандалий и посмотрел на лицо. А та решила ради дочек, чтобы те наелись до сыта, схитрить, сделала кивок, мол я всё поняла и сказала, - только я и дочки мои давно не ели. Можно, какую ни будь вкусную еду? Председатель, жадно буравя её электробосырники взглядом, сглотнул возбуждённо, чтобы вероятно смочить пересохшее горло и произнёс запинаясь, срывающимся голосом- да да, конечно. Сейчас всё организуем. Когда же Фая и её дочки наелись досыта всяких вкусностей и деликатесов, председатель постучался к ним в дверь и когда Фая открыла, указал пальцем на её электробосырники и с замиранием в голосе, вытирая постоянно лоб платком, спросил: - А теперь можно? - Можно что? - решила схитрить и ускользнуть Фая и засмеявшись, закрыла дверь на засов перед усатым похотливым лицом. Надо сказать, забегая далеко вперёд, что другие девушки, узнав что так можно манипулировать любым мужчиной, стали так делать и это пошло по миру как эпидемия. Позже кто - то дал этому приёму название продинамить мужчину. То есть получит, что надо и оставить без всего. Сами бы женщины до такого не додумались бы, поскольку человечество само по себе глупое. Даже вся техника, что есть на земле это подброшенная инопланетянами технология. А Фая и дочки обладают интеллектом, превосходящим намного человеческий примитивный ум. Наутро Фая при помощи старшей дочки, прикрутила радиоящик к деревянной стене и подключила быстрыми умелыми движениями к радиоточке. Затем вынула из пакета кухонные сырники и поставила перед собой, обулась в них и посмотрела на ступни. Пятки встали на подошвы сырного цвета. Союзки закрыли пальцы и облегли наполовину босые плюсны, огибая их глубокими вырезами. Кухонные сырники изящно и почти незаметно сидели на ступнях и сделались как бы с ними едиными. - Ульяна, иди одевай кухонные сырники. Девочка вынула из пакета кухонные сырники в точности такие как у мамы, только меньше размером. - Диану то же обуй. Дочка вынула кухонные сырники ещё чуть меньше на стопочки двухлетней девочки. Фая пошевелила пальцами ног, включив кухонные сырники. Заговорило из них радио. Голос разнеёсся по всему дому и стал эхом раздаваться в другой комнате, где находились дочки. Мама видела, что кухонные сырники уже все слегка ободранные, все старые и поношенные. Что подошвы у них хоть и крепкие, но даже они от времени поизносились, ведь всем этим тапочкам лет больше чем самой маме. И эти кухонные сырники волшебным образом увеличиваются и растут вместе с детскими ступнями. Мама помнила, что вот эти самые изящные сексуальные кухонные сырники, что сейчас на её ногах она стала носить ещё трёхлетней малышкой и они очень хорошо подходили к её пирожковым ступням. Их подошвы идеально закруглялись под босыми пятками таким образом, что они сливались с пятками без всяких миллиметров плюс минус. А союзки сами подстраивались под её тогда ещё детские стопочки. А сейчас выросли вместе с её ступнями до сорок пятого размера. Мама стала подметать пол, а старшая дочка ходить с мокрой тряпкой и проводить по шкафам и подоконникам, оставляя чистый влажный след. Днём в дверь раздался стук. Мама выключила кухонные сырники и крикнула дочкам: - Выключайте, кто то пришёл. Голоса радиоведущих смолкли. Мама открыла и увидела председателя: - Ну что же ты не пришла? Я тебя ждал, - произнёс он и уставился на кухонные сырники с широкими мощными пятками и соблазнительными плюснами. Фая заметила это и решила повторить вчерашнее, но делать она это решила ради дочек. Она подключила немного гипноза и внушения. - Дел было много. Убиралась с дочками дома. Всё было в пыли. А сейчас мне надо три кровати, новое постельное бельё, денег хотя бы рублей пятьдесят, холодильник и еду, - Она сбавила голос и сказала, - А потом всё будет. - А можно хотя бы....? - Что? - Дотронуться? - Нет. Всё потом, - и опять закрыла дверь, умело манипулируя председателем. Фая не хотела иметь с ним ничего общего. Более того, он был ей омерзителен и она решила играть на его слабостях, чтобы жить за чужой счёт и ни о чём не беспокоиться. Вечером за окном раздался сигнал автомобиля. Фая и дочки в кухонных сырниках встали на пороге. Мама увидела Зил 130 с синей кабиной, белой мордой и двумя круглыми фарами. - Разгружай, - крикнул председатель. Звякнули борта. Два грузчика внесли в дом первую чёрную новую лакированную кровать с матрасом. За ней вторую и третью. Потом новый холодильник, постельное бельё. А председатель расстегнул огромный кошелёк и вынул бумажку с изображением Ленина. Фая взяла эту бумажку, а председатель сходил к себе домой и принёс много всякой еды. Фая применила гипноз и сказала: - А теперь иди домой и радуйся и забудь про всё. Она закрыла за ним дверь и сказала: - Вот простофиля. Она обернулась к дочкам и сказала: - Вот так вот надо жить не работая. Учись, Ульяна. - Хорошо, мама, я буду делать как ты. - А люди так легко поддаются моему гипнозу.
Фая посмотрела на свои кухонные сырники на босых огромных крупных ступнях вонющих сыром. Радиотапочки изящно и красиво облегают ступни. Маме нравятся эти кухонные сырники, потому что имеют подошвы блинной толщины, а также они пластичные и по цвету, как сыр. Они взади открывают пятки. То есть пятки ничем не закрыты и в состоянии покоя давят сверху на блинно - сырные подошвы, которые идут прямо по кромкам пяток. Не больше ни меньше. Прямо размер в размер. А сверху союзки прикрывают пальцы и закрывают минимально ступни. Она снова включила кухонные сырники щелчками пальцев ног и крикнула: - Ульяна, Диана, включайте кухонные сырники. И тут же раздалась песня: "Лишь в твои глаза мне окунуться". Мама и дочки принялись вилять попами и работать пятками. А мама подняла руку с прямоугольной зелёной бумажкой с Лениным и принялась ей крутить в танце. Когда песня кончилась и начался радиоспектакль. Мама подошла к старой кровати, сняла с неё покрывало и бросила на пол. Затем сняла всё остальное постельное бельё, разобрала старую кровать на которой спала когда то умершая бабка и вынесла на улицу. Потом расставила новые кровати, расстелила на них постельное бельё. Убрала в новый холодильник недоеденные продукты. Мама убирала все следы присутствия умершей бабки. Дверь распахнула и выкинула цинично фотоальбом. Чёрнобелые фотографии разлетелись по двору. Фая не знала глубоких земных ценностей и при уборке осквернила брезгливо выбрасывая всё, что только можно осквернить циничностью и чёрствостью по отношению к умершей и что для людей свято и ценно она втаптывала в грязь действиями. Дочка ей в этом помогала. День сменялся ночью несколько раз. Фая открыла холодильник и увидела только пустые полки. Ульяна спросила: - Мама, а совсем - совсем нечего покушать? - Не волнуйся дочка, сей час что ни будь придумаю. Посиди с Дианой, а я сейчас. Мама подошла к обувной полке. Она переобулась в электробосырники и открыла дверь: - Ульяна, запрись и никому кроме меня не открывай. Она ушла и закрыла дверь. Потом прошла через сад и вышла на улицу. Она пошла по дороге, высматривая магазин. У неё созрел план, как добыть продукты, не работая. Кто то мог бы сказать про неё, что она лентяйка, но это не так. Она просто не хотела отдавать силы планете, которая не является родиной. Ведь там, откуда она, денег нет. Все работают на общее благо. Но она читала про Землян и тутошнюю жизнь и поняла, что здесь каждый сам за себя. Она изучала и другие миры, поэтому Планета Земля у неё отложилась в голове хорошо. Она дошла до середины села и увидела обычный деревянный домик с вывеской магазин. Она зашла по деревянным ступеням и оказалась перед прилавком. Фая умеет вступать в диалог с любой рассой, потому что тут же понимает их язык благодаря высшему интеллекту. Она применила гипноз и сказала продавщице: - Мне всего и по не многу, а когда ей та всё дала, то мама стёрла ей память и продавщица тут же забыла Фаю. И если она хватиться товара, то на новенькую ни как не подумают. Ведь по её версии она даже и близко к магазину не подходила. Домой вернулась Фая с тремя полными авоськами, думая какие люди простофили. И как их легко ввести в гипноз. Там же в магазине она видела тапочки похожие на утюги и посмеялась даже над людьми и над тем, какие все люди тупые, что не могут сделать красивые сексуальные женские и детские тапочки. А делают какие то невзрачные меховые утюги на уродских подошвах. Так мама Фая с дочками крепко обосновалась в этом селе и даже обзавелась красной книжечкой с гербом посередине на обложке. С той поры прошло четыре года. Дочки немного подросли, а вместе с ними и кухонные сырники. Ульяне исполнилось десять лет, а Диане пять. И вот однажды в радиоящике на стене раздались щелчки. Мама взяла нужные инструменты, подошла к радиоящику и открыла. Руки уверенно принялись делать движения. Она отпаяла от платы несколько деталей, а другие детали начала припаивать. А в это время дочки играли. Радиотапочки хлопнули на ступнях у дочек. Дочки завизжали. Мама ругнулась, продолжив ремонт. Радиотапочки принялись говорить о политике. Дочки забегали по дому и стали визжать. Мама продолжала стоять на полу и ремонтировать электросхемы. Она принялась шевелит пальцами ног в радиотапочках, проверяя и настраивая эти микросхемы в ящиках. Мама знает, как шевелить ступнями, как правильно чинить и настраивать. Она давно уже этим занимается. Ведь каждый день начало что то случатся и потому мама постоянно напряжена. Мама окончила ремонт, оставив ящик приоткрытым так, что остались видны микросхемы и занялась делами, слушая кухонные сырники. Дочки играют куклами и то же слушают кухонные сырники. Иногда по ним передают красивые русские песни в которых слышится ширь полей, шорох пшеницы и шелест берёз. всегда слушают передачу по заявкам полдень "вы нам писали", которая идёт в рабочий полдень. Мама даже подпевать любит, когда песня приходиться ей по радости. Мама знает, что кухонные сырники устроены сложно. Что разобраться в них сможет только девушка с ихней планеты и то, если она изучала это специально. Пришли женщины и стали стучать в дверь, вызывая на уборку урожая, но мама сделала вид, что не слышит. Она не захотела идти и работать. Она считала, что работают только дураки и лошади. И что нужно не работать, а зарабатывать. Она умная женщина и потому знала, что то, ей нужно она всегда достанет бесплатно своему дару. Денег у неё две стопки десятитысячных купюр. Она приходила каждый день к председателю и динамила его. Прошло несколько часов и кухонные сырники у младшей пятилетней Дианы и у старшей десятилетней дочки Ульяны на ступнях заругались матом. Мама Фая залезла в ящик руками и стала материться. Она понимала, что тут дети и такие слова говорить нельзя, но ничего не могла с собой поделать, потому что эмоции взяли вверх. Она ощущала, как достал её этот ящик. Как достали её эти схемы. Она крикнула: - Как тут всё засырнявилось.
И тут она увидела, что её дочки принялись с визгом бегать по дому. Она слышала, как хлопают подошвы по детским босым пяткам. Как детский визг вперемешку с беготнёй наполнил дом. Она вспомнила себя семилетней девчонкой в радиотапочках и свою маму. В то время этот ящик и сами кухонные сырники работали исправно, а теперь ей приходиться по дню несколько раз по мимо ремонта в ящике заниматься ещё и ремонтом этих радиотапочек. Редкий день обходиться без ремонта. Таких дней в году Фая могла перечесть по пальцам. Два, день. Нет, кажется, в этом году вообще не было таких дней, когда бы Фая не ремонтировала. Мама знала причину, почему кухонные сырники заругались матом. Потому что расстроились матники как в ящике так и в радиотапочках. Она знает, как они выглядят и что нужно для исправления ситуации. Она исправила её шутя и подстраивая отвёрткой и думая вовсе не об этом, а о том, что готовить для детей завтра. Потом она подозвала дочек. Дочки подошли к маме. Пятилетняя Диана и десятилетняя Ульяна. Обе в кухонных сырниках. Мама повернула к себе ноги пятилетней Дианы и принялась колдовать над кухонными сырниками на детских ступнях. Она прекрасно понимала, что делает, но представляла себе всякий раз человека глядящего со стороны. Чтобы увидел непосвящённый, что, если бы он и малейшего понятия не имел о том, как их чинить, как они устроены и какие процессы происходят в радиоящике. Он бы наверно увидел, - решила Фая, - как я вожу пальцами на детских открытых плюснах и на строжанках, так называются на их планете союзки кухонных сырников, хотя я то понимаю, что сейчас делаю, а смотрящий со стороны бы не понял. Мама считает себя уже специалисткой в устранении подобных неисправностей и потому у неё осталось время после ремонта и на другие дела, которые находятся сами, если ты живёшь в частном доме. Эх, хорошо всё же жить при СССР, - подумала мама. Она знала, что её дочек ждёт счастливое коммунистическое будущее и каждодневная Пионерская Зорька, раздающаяся из радиотапочек. Особенно её обожает старшая дочка Ульяна. Она садиться и начинает внимательно слушать, что передают. Наступил субботний день. Он летний тёплый. Солнце уже встало над зелёными лугами, а мама с дочками в кухонных сырниках. И заиграла передача на зарядку становись. Мама воспитывает дочек сильными и выносливыми. Поэтому они вышли из дома и начали во дворе делать зарядку в кухонных сырниках. Старшая и младшая ещё толком не проснулись. Старшая зевает, прикрывая рот, но всё же пытается что - то делать похожее на зарядку, младшая то же разевает ротик и полусонная делает зарядку в кухонных сырниках довольно смешно и немного неуклюже. Она помнила, как на другой планете и её мама приучала также к зарядке и вон какая, теперь выросла. Все сельские мужики заглядываются и глаз отвести не могут. А она всем нос утёрла. На зло не отвечает. И единственное о чём сейчас переживает мама во время этой зарядки, чтобы ничего не отключилось и ничего бы, как обычно, не сломалось,. Фая ждала подвоха, смотря на занимающихся девочек и вся напряглась, ожидая, что сейчас что - то случиться. Фая всегда замечала, что когда этого ждёшь, то ничего не случается, а когда не ждёшь и уверена, что всё будет хорошо, то происходит обратное. Но сейчас мама думала, что то случиться и раздались сначала помехи. А потом кухонные сырники смолкли. Мама сказала: - Продолжайте делать зарядку, а я сейчас. Она убежала в дом и громко принялась материться. Её уже так достали все эти поломки и сбои, что она от злости хотела уже раздолбить весь этот радиоящик молотком, но неимоверными усилиями себя сдержала и стала чинить со злостью, цедя через сжатые зубы и рыча. Она уже ощущала ненависть на этот радиоящик и на эти кухонные сырники. Она крыла их матом. Она распотрошила уже пол ящика. Микросхемы лежали на столе, на стуле. Дочки уже встали рядом с мамой и Ульяна самая старшая дочка спросила: - Мама, а что случилось? - Ой, - вздохнула тяжело мама, - не для детских это ушей, что случилось, идите вон пока оденьте электробосырники и на улицу гулять, а я попробую починить. Девочки подошли к обувной полке и вынули ступни из кухонных сырников. Затем достали с полки подошвы со следами пальцев в открытых передах и поставили на пол. Ульяна всунула ступни и Диана всунула ступни. Обе нагнулись и принялись застёгивать. Далее они вышли из дома, прошли по двору и вышли за калитку. Огромные мамины ступни в старых поношенных кухонных сырниках стоят у бревенчатой стены. Нависает ящик с передатчиками из которого торчат провода и висит плата с множеством цилиндриков и квадратиков. Мама видит все эти схемы и уже зная, как их собрать, принялась это делать. Она припаяла последний проводок и услышала из кухонных сырников сигналы времени и голос диктора говорит Москва. Московское время двенадцать часов. Мама обрадовалась тому, что ей удалось починить. А из кухонных сырников стала звучать такая песня, что мама не удержалась и ей захотелось выйти на улицу погулять. Она вынула ступни из кухонных сырников, которые тут же смолкли, достала электробосырники с открытыми союзками и ремешковыми пятками, всунула в них ступни и вышла из дома. Она пошла медленно по селу вдоль заборов. А на встречу подруга Груша с маленьким сыном. Они остановились и начали разговаривать. Фая заметила, что сынок подруги уставился на её огромные вонючие электробосырники с длинными пальцами и крупными продолговатыми отращёнными ногтями. - Мама, я хочу в парк на сталкивающиеся машинки, - стал реветь малыш. - Нет, - сказала Груша, - они дорого стоят. Лучше покатаемся на качелях. - Ну мама, - затопал малыш, пялясь на электробосырники Фаи, - я хочу на машинки в парке. - Так, сейчас ты у меня получишь, - она наклонилась и хлопнула рукой по брюкам, - получил? - Эээээээ, - заревел ещё пуще мальчик. Подруга сказала: - Поведу его домой, а то не успокоиться. - Давай, - сказала Фая и пошла дальше. - Я может к тебе сегодня зайду, - прокричала Груша. Фая обернулась и крикнула, - хорошо, буду ждать. Фая сходила по делам, навестила своих подруг и вернулась домой. А вечером пришла подруга с мальчиком Степаном, который взял детские электробосырники, стал возить их по полу и сталкивать между собой, говоря, что это электромобили в парке. Потом добрался до Фаиных. А когда подошёл к маме, то на брюках Фая заметила пятно. Ей это не понравилось. Она убрала все электробосырники и вернулась к общению с подругой. Мальчик поплакал, а потом продолжил играть с девочками. А ночью всех разбудил громкий хлопок. Мама взглянула на радиоящик. От туда вырвалось пламя. Мама схватила полусонных девочек, обулась в босырники, схватила все радиотапочки и на улицу в электробосырниках. - Пожар, пожар, - принялась кричать она.
Все жители повыбегали с вёдрами. Фая видела, как они мечутся, а дом пылает всё сильнее. Она плакала и убивалась. Плакали дети. Вскоре подъехал пожарный ЗИЛ, фыркнув воздухом. Тушить уже было нечего. От дома остались обгоревшие брёвна. А вместе с домом сгорел радиоящик. Председатель успокоил: Без дома ты не останешься. Построим тебе новый. Фая вынужденно на это время стала жить вместе с дочками у подруги Груши, а когда дом построили, Фая поблагодарила за гостеприимство и пришла с дочками в новый дом в котором одни бревенчатый стены, дощатый пол и резные рамы с новыми стёклами. И она от радости стала визжать, долбить в пол огромными пахучими кухонными сырниками и орать от радости, что есть мочи. Дочки то же принялись от радости плясать вместе с мамой в спасённых кухонных сырниках, которые уже молчали и не могли передавать радио без радоящика. А на следующий день мама отвела дочек к подруге, а сама на ЗИЛе уехала в город, обутая в электробосырники. Шофёр местный парень долго терпел, глядя на её огромные по его понятиям сандалии с длинными пальцами и огромными ногтями и ощущая, как по кабине распространился запах женских ступней, начал одной рукой рулить, а второй дрочить. Фая увидела это и закрылась рукой, ойкнув при этом: - Сейчас же прекрати. Ваня. Что ты делаешь. Прекрати. - Я уже больше не могу терпеть. Я день и ночь думаю о твоих ступнях. Выходи за меня, Фая. - Нет. Не выйду. Мне такие как ты развратники не нужны, ответила Фая, смотря в окно на лес. Они приехали к мебельному магазину. Фая смотрела на Ваню и видела, что он довольный и расслабленный с утроенной энергией стал помогать ей выбирать мебель для нового дома. А потом вместе с другими мужиками погрузил мебель в кузов и повёз обратно в село. Вскоре они уже подъехали к дому. Фая забрала дочек у подруги, а сельские мужики принялись помогать Ване вытаскивать вещи из кузова и ставить в новом Фаином доме. И стала она с дочками жить как прежде, только уже без Пионерских зорек и сигналов точного времени раздающихся из радиотапочек. Теперь это взял на себя деревянный ящик с лампочками и динамиком. А кухонные сырники и электробосырники стали воспоминанием о совершенно другой внеземной жизни. Сколько непознанных вещей носит на себе человек, может один из них инопланетянин. Приглядитесь к ступнях девушек, ведь может какая то из них идёт в электробосырниках, которые отличаются от обычных сандалий, хотя выглядят, как сандалии.
В одном из сёл в частном доме живёт мама - Ира с дочкой Олесей. Маме 43 года, а дочке 20 лет. У них большие ступни, длинные пальцы и крупные отращённые здоровущие ногти без лака. Лица красивые притягательные. А сами они высокие и статные. Наступил летний вечер. Мама предложила дочке спеть ласковую песню грубыми и ласковыми голосами. - Давай, - согласилась дочь, - кто будет петь грубым голосом? - Давай я. Мама сняла длинное платье. Стянула трусы оголовив волосатый лобок, далее последовал лифчик. Груди отвисли до пупка. А дочка сняла короткую синюю юбку и синий топик. Трусы открыли вид на кудрявый чёрный лобок с нависшими над ним молочными железами. Мама с дочкой сели на диван рядом друг с дружкой. Пальцы скрутились в ножные матёрые кулачищи. Ногти вонзились в деревянный пошарпанный пол. Раздалось потрескивание и попискивание дерева. Дочка повернула голову к маме и спросила: - А какую именно поём? - Про колоски. - Ага. Ясно. Давай! И по дому полетели голоса. Один низкий грубый сохатый, второй тонкий претонкий. Сочетание этих двух голосов придало песни необычности. Лицо у мамы грозное, а дочки бровки приподняты, лоб напряжён, весь пошёл линиями. Шла середина песни. Мама заулыбалась не с того не с сего. Живот пошёл волнами. Руки поднялись и закрутились. Мама затанцевала арабский танец и закричала: - Меня заяишелооооо! Дочка заработала бровями, то приближала их к носу, то распрямляла. Рука грозила пальцем невидимому человеку. Рот зашевелился и от туда вылетели крики: - Меня зарогатило! После чего у дочки начали один за другим разгибаться пальцы на ступнях, а ногти выщёлкивать. Дочка заголосила: - Срываюсь!!! Мама прокричала: - Держись!!! Ногти все выщелкнули. Дочка забегала по комнате. Рот её раскрывался. Звуки ора оглушали дом. Она затанцевала, как спортивная гимнастка на ковре. Тело то кувыркалось, то пускалось в пляс. Топот, грохот и визг наполнили дом. Мама продолжала в это время петь грубым низким сиплым басом слова с уменьшительно - ласкательными окончаниями. Следом и у неё тоже один за другим завыщёлкивали пальцы на ступнях. Она смотрела на ступни и рявкала: "Первый сорвался к херам! Второй сорвался к ёбаной матери!" При этом между срывами она ругалась и пела одновременно. А когда остался мизинец она так крыла матом на весь дом и двор, что уши у дочки закладывало. Когда же мизинец на левой ноге разогнулся, то мама, с криком, забегала, а затем затанцевала бок о бок с голой дочкой. Крутились попы, дрыгались груди, поднимались руки. Раздавался Ор и визг. Ягодицы мама и дочки встречались и тёрлись о друг дружку. И тут правая нога мамы закрутилась о левую ногу дочки. Раздался грохот и крики. Тела, мелькая спинами, закатались от дивана к кровати и обратно. Ор, вой, рычание, мат, визг и слёзы наполнили дом. Затем они встали, взяли по пилке. Попы сели на диван рядом друг с дружкой. Пилочки заработали над ногтями. Мама предложила: - Попробуем ещё раз? - Давай! - кивнула дочка. Ногти опять погрузились в доски. Полились слова той же песни. Мама запела грубым голосом, а дочка тонким, почти срывающимся. Но не успели они допеть до следующего припева, как ногти на этот раз завыщёлкивали у мамы. Её глаза уставились на свои ступни. Раздался голос: - Ну ты посмотри, что твориться. Опять, опять срывы! Она, вместе с дочкой наблюдала со страхом, как пальцы резко и в хаотичном порядке распрямляются. Каждое такое распрямление она сопровождала неописуемым визгом и ужасом. Когда же сорвался мизинец, она рявкнула и вскочила. Ноги заходили в раскоряку. Она заорала: - Меня корячит, корячит! Дочка же продолжила петь тонким голосом и наблюдать за родительницей. Вскоре и у неё началось. Срыв затеялся с мизинцев. Дочка орала матом. Голос сипел. Она уже не пела, а шептала. Мама же продолжала ходить в раскоряку и твердить, что её корячит. А в это время разогнутых пальцев на ступнях дочери становилось больше с каждой минутой. Когда же у неё произошёл срыв последнего согнутого пальца, она встала и скрестила ноги. Бёдра прижались к друг дружки, пятки заприподнимались от пола. Тонкий надрывный голос затвердил: - Меня колосит! Меня колосит! Меня колосит! И тут же вплёлся грубый мамин голос: - Меня корячит! Меня корячит! Меня корячит! Мама с дочкой сели на диван. Мама сказала: - Хорошо хоть в этот раз прокрутило без спутываний и катаний колбасой. А теперь попытка номер три. Они снова согнули пальцы в ножные калачи и вонзились в пол отращёнными ногтищами. Прошёл куплет, затем припев. Мама с дочкой уже заулыбались. Но рано. Дочка задолбила пяткой и закричала: - Эй, что такое?! Ноготь заклинило! Никак не перецеплюсь! Мама между пением посоветовала: - Пяткой посильнее долбани, его и вышибет. Раздались два громких сильных удара: - Мама, чего то не как! Мама перестала петь и замолотила пятками. Ногти завыщёлкивали на ступнях один за другим. Пальцы разогнулись. Мама присела перед ступнями дочки: - Ну ка, чего тут у тебя? Она внимательно оглядела левую ступню дочери. Все пальцы со второго по мизинец разогнуты, а большой оставался согнутым, а его ноготь торчал в полу отращённой частью. - А ещё раз пяткой постучи. Раздались три удара. - Да действительно заколодило серьёзно! Дай ка я попробую тебя вышибить, родная моя! Мама встала слева от дочки. Ноготь большого пальцы правой ступни мамы вжался в кожу пятки дочери. Четыре отращённых ногтя родительницы вонзились в половые доски. Мама задоблила правой пяткой. Буханья наполнило дом. Дочка сказала: - Только сама смотри не вклинься. - Не бойся, не вклинюсь! Стучанья сменялось молотьбой. Пятка работала то медленно, то быстро. Раздавалось глухое баханье вперемешку с матом. Наконец мама произнесла: - Серьёзно тебя вколодило. Она вышибла четырьмя ударами пятки свои ногти и ушла в сени. Дочка начала опять молотить пяткой, в надежде, что ноготь большого пальцы левой ступни всё же не выдержит напора и вышибиться сам. У стены стоял шифоньер, солнце светило сквозь задёрнутые плотные шторы зелёного цвета. Мама вернулась из сеней с киянкой и стамеской. Она приставила лезвие к полу возле ногтя и застучала по ручке. Щепочки начали выскакивать, а роговая розовая матёрая пахучая пластина стала виднеться всё больше и больше. Дочка затянула гласную: - "Ааааааааа!" раздался громкий и оглушительный щелчок. Большой палец разогнулся. Дочка вскочила и бешено заорала. Руки и ноги задвигались. Рот зараскрывался. Зазвучал страшный Ор. Глаза вот - вот из орбит выскочат. Мама, глядя на дочку, завопила и кинулась в ванную за верёвкой. Началась беготня по дому. Дрожали кружки. выгибались доски. Стоял сырный запах. Мама несколько раз ловила дочку, но та вырывалась. Мама орала: - Вот стерва изворотливая! Мама загнала дочку в ванную. Загремели вёдра, залялякали тазы, посыпались флакончики. Затем наступила тишина. Дочка лежала связанная на полу. Тело выгибалось. А с уст слетали крики и ругань. Мама гладила дочку и приговаривала: - Успокойся, успокойся! Журчала вода в унитазе. Пахло мылом и шампунями. Капала изредка вода из крана. Когда же попа обвязанная верёвками перестала приподниматься от пола, а связки - клокотать, мама развязала дочку, и они сели на диван. Они обложили себя кучей педикюрных инструментов и пузырьков с лаком разных цветов. А затем целых два часа пилили, шлифовали, лачили. Комната превратилась в педикюрный салон. Мама покрыла ногти красный лаком, а дочка синим. Ногти приобрели прямоугольный вид и стали чуть короче. После чего мама предложила спеть ту же самую песню. Дочка ответила согласием. Всё прошло замечательно без срывов и заклиниваний. - Ну, вот,- сказала мама, - теперь можно и в клубе перед всеми выступить. И улыбнулась дочке. А на другой день вечером в деревянном двухэтажном здании раздались аплодисменты. Затем все подростки и мужчины у себя дома дёргали шкурки, вспоминая, как мама с дочкой пели, вонзившись в деревянную сцену отращёнными налаченными ногтями ступней. Некоторые после этого стали фут фетишистами, а мама с дочкой приступили к разучиванию очередной песни и снова дом наполнился визгами, криками и беготнёй. - Опять срывы пошли. Что же это такое? Мама, держись, мама держись. Ааааааааа! И семь мужиков под их забором задёргали сосиски. А вокруг красота. Зеленеют травы, птички чирикают. Стрекочут кузнечики и дует лёгкий тёплый бриз.
В двадцати минутах езды от города на пригородном Икарусе с маршрутным номером 45 и вечно грязными бортами есть посёлок сельского типа под названием "Дивное". Тут нет многоэтажек. Виднеются за заборами огородов покатые крыши частных домов. Повсюду раздаётся из тёплой травы "Цык цык цык - цык цык цык". Рычат вдалеке на поле трактора. Ветерок разносит еле ощутимый запах навоза. Гудит высоко двигатель пролетающего реактивного самолёта. Он движется со скоростью звука, но от сюда с земли кажется серебристым игрушечным и ползёт с улиточной скоростью и появляется ощущение, что можно его обогнать. Следом тянется полоса, словно небесный художник провёл белой краской прямую линию. Солнце клонилось к западу, когда голая мама Марина в полосатых гимнастических гетрах подошла к катушечному магнитофону, стоящему на старом деревянном полу. Его штепсельная вилка торчала в белой круглой розетке. Стрелочные индикаторы светились. Шумел еле слышно мотор. Вращался под крышкой лентопротяжного механизма ведущий вал. Витал запах горячего мотора и одеколона. Светились и мигали индикаторы. Мама приподняла правую ногу, оттянув носок, как балерина. Большим и вторым пальцем ступни она обхватила чёрный переключатель, повернув по часовой стрелки. Бабины с квадратными окошками медленно завращались. Зазвучала ритмичная песня. Стрелки индикаторов принялись маятниками прыгать над делениями. Мама сказала дочке: - Начинай разминаться, а я молоко подогрею, - и ушла на кухню босыми крупными пахучими ступнями. Восемнадцатилетняя обнажённая дочка Анжела встала с двуспальной кровати. Её длинные ноги обтягивали такие же полосатые разноцветные гетры, как у мамы. Родительница поставила на плиту две полные кастрюли молока. Музыка басила ударными. Женский голос надрывно пел о цветочках и колокольчиках. Мама вернулась в комнату. Помещение превратилось в разминочный зал. Голые тела выгибались, прогибались и совершали круговые движения. Ступни вставали в балетные позы. Мама часто ходила проверять молоко, когда же в очередной раз вернулась, то прокричала сквозь музыку: - Молоко подогрелось. Я его выключила. Можно начинать. Визг и крик наполнил комнату. Мама с дочкой сняли гетры и бросили на постель. Лица засияли улыбками. Глаза принялись выражать задор. Пол завибрировал от заплясавших босых могучих ступней. Сервант задребезжал хрусталём. Ноги попеременно стали сгибаться в коленях, попы начали выписывать восьмёрки и круги. Одна песня сменяла другую. Женские голоса то перекликались, то сливались в сумасшедшую какофонию. Груди мамы и дочки болтались как два арбуза в сетках и шлёпали по обнажённым телам, а красные соски походили на детские пустышки. Запах ножной вони и пердежа появился постепенно в комнате. Мама взглянула на свои крупные мозолистые ступни и увидела, что пальцы, и боковые части покрылись тонкой коркой ноздреватого сыра, словно жёлтые подследники с максимальной открытостью, а взади яичные белки закрывают ороговелые пятки. Мама воскликнула сквозь громкость музыки: - Ой! Ступни то опять засырнявило, заяишело! Ой! Затем перевела взгляд на ступни танцующей дочки и заметила, что на правой ступни сыр покрыл ступню слоем потолще в отличие от левой. Мама проорала: - Как тебя неравномерно то засырнявило! После чего верчепопанье под музыку продолжилось. Щёки раскраснелись. Волосы взъерошились. Слетали вниз светло-серые капельки между шевелящихся сильных крутых бёдер мамы. Появился дух варёной колбасы, но в начале благоухание вонючего сыра и варёных куриных яиц скрывали его, а потом колбасное амбре стало таким, что его бы заметил даже человек с сильным насморком. Такие фимиамы бывают в кухне на новый год, когда готовят салаты. Мама взглянула на свои ступни, затем на дочкины. Нечто розовое виднелось в ноздреватых сырных дырочках: - Ой, у нас колбасность появилась! - провизжала мама с улыбкой и безумным взглядом, - ну, сейчас нас заколбасиииит! Мама заклокотала связками. Крупные ступни в сырных балетках прыгнули на всю подошву. Заскакала по комнате титястая безумная женщина. Дочка завыделывала попой кренделя, которым могла бы позавидовать профессиональная стриптизёрша. Крики и визги наполнили деревянный дом с новой силой. Начались повороты, приседания и безумные прыжки. Мама начала выкрикивать: "Вот это нас колбасит, ёбаный в рот! В разнос пошли!" Дом оглашали не радостные визги, как в начале, а напуганные. Мама убежала в ванную. Загремели тазы. Мама налила в эмалированные штампованные ёмкости молока и принесла в комнату: - Вставай в таз! Дочка опустила ноги в молоко. Сырные балетки стали мокрыми. Мама зашла в таз напротив. Зрелое женское тело продолжало выделывать танцевальные движения. Амплитуда танца понемногу снижалась. Мама вышагнула из таза. Её рука повернула ручку на магнитофоне. Музыка смолкла, а стрелочные индикаторы перестали прыгать. Появились над нулями две стрелки. Окошечки индикаторов светились жёлтым ламповым цветом. Комната погрузилась в тишину. Тихо работал двигатель магнитофона. Мама предложила: - Давай отдохнём. - Давай, - согласилась дочка. Мама села на кровать. Дочка опустилась рядом. Груди часто вздымались. Горячие тела имели влажность. Мама сказала: - Вот это мы растанцевались, вот это нас сырнявить, яишеть и колбасить пошло! - Да! - ответила дочка и посмотрела на свои ступни затянутые сырной корочкой. Ноздреватость розовела слоем колбасы со шпиком. Плюсны имели максимальную открытость. Яичные белки скрывали яйцеобразные широкие пятки. Носики были острые. Мама сказала: - Я уже пол не чувствую, подошвы нарастают сыром. - У меня тоже так, - ответила дочка и положила правую ступню на левое бедро. Её глаза взглянули на низ. Она увидела сырную плотную ороговелую засохшую корку, просматривающуюся таким отчётливым контуром, словно это и впрямь настоящие балетки. Мама задрала правую ступню. Её нога в балетке заняла место на левой ляжке: - Гляди, как у меня интересно сырность стопу заподошвило. Здесь всё жёлтое, мягкое, а вот тут, - и она обвела указательным пальцем возле тёмного янтарного пятна, вообще сыр застарел и высох так, что крошиться.
Дочка коснулась этого места пальцем. Кожа испытала неприятное ощущение грубости и сухости. - Ага, - ответила дочка, тяжело дыша. Мама положила ногу на ногу и сказала: - Сейчас отдохнём и начнём дальше танцевать. Дочка положила левую ногу на правую. Левая ступня оказалась рядом с маминой. Балетки покачивались и крутили заострёнными носиками. Тазы с коровьем продуктом стояли на полу напротив друг дружки. Кастрюли расположились рядом. В них белело молоко. Мама подошла к магнитофону, рука повернула чёрный переключатель, бобины с чёрной намотанной плёнкой вновь завращались. Мама затанцевала вместе с дочкой с новыми силами. Комната наполнилась криками и визгами, как прежде. Запах сыра, яиц и колбасы постепенно нарастал. Мама проорала: - Надо немного сырность с яишневостью и колбасностью остудить, а то разошлись! Они встали в таз напротив друг дружки и продолжили пританцовывать. Мама взглянула в свой таз и закричала: - Блядь, ёбаный в рот, молоко аж закисает от такой сырности и колбасности! Дочка бросила взгляд в свой таз, потом в мамин и закричала долго и продолжительно: "Аааа!". Мама подлила ещё молока и промолвила: - Сука, пизды пошло засырнявливать! Ёбаный в рот! Дочка заголосила: - Аааааааааааааааааааааа! Мама в ужасе проорала: - Сейчас блядь сыром и яйцами с ног до головы нас покроет. Ёбаный в рот! Дочка закрыла лицо руками. Плачущий стон раздался на фоне весёлой беззаботной песни: - Мама, я не хочу! Мама, я боюсь! Родительница завопила: - Блядь, уже пошло, уже началось! Сыр на титьках, сыр на титьках! Её ступни вышагнули из таза. Тело встало на четвереньки. Груди опустились в таз. Соски скрылись в молоке. Мама выпятила пышную попу. Анус раскрылся, как бутон тюльпана. Раздался втягивающий шипящий звук. Дочка хныкала. Ладони закрывали испуганное заплаканное лицо. Вытаращенные глаза смотрели на маму. Сыр появился на бёдрах. Слой нарастал тонкой коркой, а ближе к половыми губам переходил плавно в яичные белок. Пердёж вырывался из влагалища каждую секунду. Мама взглянула на ревущую дочку. Рот раскрылся, глаза увеличились. Лоб пошёл морщинами: - Сядь в таз пиздой, сядь в таз пиздой, дура! Слышишь, как у тебя от сырности и яишневости пизда песни поёт!? Рулады бешеные выводит! Дочка вышла из таза, встала над ним в раскоряку и присела. Половые губы с засырнявленным треугольником скрылись в тёплом молоке. Появлялись то и дело на белой поверхности пузырики. Влагалище бурлило молоком. Мама посмотрела в свой таз и ругнулась: - Блядь, вот это сырность! Аж молоко в тазу сычужиться пошло! Она взяла стоящую рядом кастрюлю и долила молоко в таз. - А у тебя молоко в сыр или яйцо превращается? - визгливо спросила мама дочку. - И в сыр и в яйцо! - Это блядь как!? - Возле половых губ молоко в сыр, а дальше в яйцо, потом в сыр и снова в яйцо. - Кольцами что ли пошло? - Да. Мама завопила во всю силу: - Блядь, это не хватало! - Мама, а что будет? - Пиздец теперь будет! Ааааааааа! Постепенно лица мамы и дочке обросли слоями сыра, яйца и колбасы. Было ощущение, что они наложили сырно яично колбасные маски. Мамина маска орала: - Это пиздец, это пиздец! Дочка продолжала сидеть в тазу и плакать. Руки совершали танцевальные движения. Сырные союзки шевелились от движения пальцев ног. Мама посмотрела к себе в таз и увидела, что вместо молока лежит и зреет пласт сыра. Взгляд встревоженно прошарил по дну стоящих рядом кастрюль: - Блядь, молоко закончилось, ёбаный в рот! Дочка спросила: - А что, больше нет? - Есть, но в сельском магазине, хрен его возьми! - рявкнула мама, - я же сейчас в таком виде не побегу туда. Магнитофон крутил бабины. Пела из динамиков Марина Журавлёва. Мама сказала: - Ладно, давай дальше танцевать. - Давай, - согласилась дочка и встала. Бёдра заработали под музыку, а влагалище бешено запердело. Мама вышагнула из таза, и подвизгивая, унесла бегом ненужные посудины на кухню. Дочка заработала бёдрами и плечами, сделав несколько раз волну. Мама влетела в комнату и огласила дом криком. Её руки сложились возле груди, а голова начала совершать движения вперёд и назад. Затем, завиляла левым бедром и прокрутилась. Попа задрыгалась, как багажник у спортивного автомобиля москвич несущегося по ухабам. Они сошлись в танце. Дом содрогнулся от визгов, криков и топота. Мама подошла к магнитофону и повернула ручку громкости. Колонки захрипели от громкости. Окна задребезжали от басов. Мама завизжала: - Как нас колбасит, ёб твою мааааать! - и загудела, словно уходящий поезд. Тела извивались. Слышались выкрики: "Переколбасило, пересырнявило, переяишело!" Правая нога дочки сплелась с левой ногой мамы. Раздался истошный вопль. Они упали и покатились в сторону магнитофона. Раздалось двухголосье. Мат посыпался горохом, как из прохудившегося мешка. Дочка верезжала, как резаная. Мама распустила горло и орала так, что слышалось каждое клокотание связок. Голое бревно, мелькая руками, ногами и попами, покатилось в сторону старой тумбочки с телевизором. Музыка смешалась с криками. Дочка заголосила: - Мамочкиииии, мамочкиииии! Родительница вытаращила страшно глаза и закричала: - Блядь, ёб твою мать! Сука! Что же это такое за хуйня пошла твориться?! Бляяядь! Тумбочка дрогнула от удара, а голое орущее ревущее и сыплющее матом руконогое бревно покатилось в обратную сторону. Дочка закричала: - Это какой то пиздец! - голос сделался грубым и рычащим. Раздался сохатистый крик с надрывом не похожий на женский, а скорее на мужской пропитой прокуренный бас, -сукаааааа! Мама провизжала: - Крутиииит, крутиииииит!
Бабина остановилась. То ли её заклинило, то ли оборвался пассик, а подающая бобина продолжала вращаться. Лента поползла петлёй за пределы магнитофона. Тонкий голос всё пел о колосках. Мама с дочкой докатились до тумбочки и опять покатились к магнитофону. Раздался мамин визг: - Колбасой катает на хуй! Господи! Аааааааа! Следом закричала дочка. Крик слился с маминым. Плёнка подмялась под сырной спиной мамы. Руконогое бревно покатилось в обратную сторону. - Мама, когда всё это кончиться!? - Потерпи, дочка, потерпи! - проголосила мама. Они докатились вновь до тумбочки и покатились в обратную сторону, затем остановились посередине. Объятия расцепились. Мама с дочкой встали. Музыка всё играла. За это время на полу оказался целый ворох плёнки. Мама подбежала к магнитофону. Её рука повернула переключатель и вынула штепсель из розетки. Она сняла бобину с левого узла и занялась тем, что принялась накручивать плёнку обратно. Дочка села рядом и спросила: - Опять пассик? - Скорее всего. Надо потом открыть посмотреть. Не хочешь помочь? - А что надо делать? - Бери вон ту катушку и начинай наматывать плёнку мне на встречу, - сказала мама, - но только смотри, чтобы перехлёстов не было, а то будет играть Бу бу бу бу бу вместо музыки. - Хорошо, мама. Дочка опустилась перед выключенным магнитофоном. Круглая пластмассовая полупрозрачная бобина с четырьмя квадратными окошками оказалась у неё в руках. Попа опустилась рядом с сырной попой мамы. Обе стали поворачивать катушки, а перед ними лежала гора чёрной блестящей плёнки источающий запах одеколона и чад магнитофонных двигателей. Дочка сказала: - Вот это нас прокатало, как сук последних! - И не говори! я аж блядь взмокла вся к херам. Надо больше молока запасать в следующий раз. Если бы оно у нас не кончилось, такого бы не случилось. Бабины шуршали в их руках. Плёнка наматывалась медленно. Магнитофон стоял в углу и чернел круглыми приёмными и подающими узлами в виде больших колёсиков со штырьками посередине. Магнитофон выглядел без бобин совсем как то по иному. Дочка сделала испуганно - радостное лицо и закричала: - Ой, блядь, мама, у меня яйцо кажется, лезет. Сейчас рожууууу! Катушка тут же оказалась оставленной на одеяле. Дочка приняла горизонтальное положение на полу среди размотанной магнитофонной плёнки. Мама опустилась рядом. Дочка выгнулась и закричала: - Мама, яичко лезет. Принимай! Мама подставила руки под розовую вагину, словно ждала не яйцо, а ребёнка. Влагалище выдало жалобный стон. Раздался по комнате дрист. Влагалище чавкнуло. Мама заголосила: - Давай, давай, давай! Яйцо выскочило в руки мамы. Дочка приподнялась и произнесла: - Давай его разрежем и поглядим, как оно там заслоилось? - Пошли на кухню, - ответила мама. Но не успели они сделать и нескольких шагов, как мама отдала яичко дочки, схватилась за живот, скорчив лицо: - Блядь, я сейчас тоже рожуууууу! Она расширила ноги, сев на корточки. Влагалище дристануло. Половые губы дрогнули. Мама подставила правую руку под влагалище. Промелькнуло нечто белое и овальное. Протянулась светло-серая слизь. Влагалище пёрднуло ещё раз, а затем с шипением всосало воздух. Мама встала и не сговариваясь с дочкой, пришла на кухню. Мама взяла ножик, а дочка положила на стол доску и тарелку. Мама спросила: - С какого яйца начнём с твоего или моего? - Ой, а я их перепутала. Они такие одинаковые. Один к одному. Теперь я не знаю где чьё. - Да и ладно. Какая разница. Давай мне вот это. Мама занесла ножик над белком. Остриё прошло через всё яйцо и стукнулась о доску. Две половинки опрокинулись на покатые низы. Мама с дочкой уставились на разрезы: - Гляди, вот тут белок, тут сыр, тут белок, тут колбаса, снова белок. Мама перебила: - Нет - нет, вот это не белок, это сыр. Дочка присмотрелась лучше: - А, да, точно сыр! Мама сказала: - А теперь второе. Как там? - и резанула его. Белые жёлтые и розовые слои следовали друг за дружкой. - Здесь примерно то же самое, - сказала мама, - не хочешь съесть?
Дочка высунула язык и сморщилась, издав звук: "Бе!" Мама с дочкой не выходили дальше огорода три дня. Ждали, когда отстанет сырнояичневая колбасная корка. На последний день она легко отходила слоями, отпечатываясь на обратной стороне всеми изгибами и рисунками кожи. Когда отошёл слой со ступней, мама засмеялась и показала дочки: - Гляди, какие сырноя яично колбасные балетки с острыми носиками, - она засунула туда нос и вдохнула, - бе, фу, ну и запах. Понюхай. Дочка осторожно поднесла нос и тут же отпрянула, а потом ещё минуту морщилась, глядя на балетки. Затем сняла слой с полового лобка и попы. Мама засмеялась: - Гляди, что у тебя вышло. Как будто в секс шопе нижняя часть от девушки. Здесь половые губы, здесь бёдра немного остались, даже мышечная трубка есть. Хоть сейчас продавай, какому ни будь мужику на потеху, - её указательный палец всунулся между половых губ и скрылся в мышечной длинной сырной трубке, - а у меня вон стрингами сошло, - и показала сырные трусики с глубокими вырезами на бёдрах. Дочка села на кресло и сняла сырную корку: - Гляди, какие сырные чулочки получились и сырные колбасные балетки, как у тебя. Мама спросила: - А в тот раз у тебя как сошло? Я чего то забыла. Дочка напомнила: - Только союзки целыми остались, а остальное всё развалилось на кусочки. Когда же сыр сошёл с грудей, то родительница вместе с дочкой смеялись и говорили, что это лифчики и только завязочек не хватает. Потом смеялись, когда сошёл с лиц сыр колбаса и яйцо. Получилась сырно колбасно яичневая маска. Всё это они собрали в большой пакет и выбросили на свалку, а когда вернулись домой, то вместе стали принимать ванну. А в это время трое мужиков, зная давно об особенностях этой мамы с дочкой и даже подглядев несколько раз происходящее, знали, что они выкинули, и схватив жадно кулёк, побежали домой. Дома они стали делить добычу, словно голодные волки. Глаза блестели, зубы лязгали, руки тряслись от перевозбуждения. - Мне гениталии Анжелы, - заорал один. - Это моё, моё, - закричал мужик, - пусти же ты. - Осторожнее, не порви, не сломай. А потом они разошлись по домам и там каждый извращался над трофеями по своему. Мужик, которому достались сырно колбасно яичневые слепки гениталии Анжелы, ощущал, что от них шёл кисломолочный запах бактерии влагалища, что только придавало остроты ощущениями. Он положил слепок лица девушки на подушку. У него так встал на слепок гениталий, что он ощутил, как член загудел от перевозбуждения. Мурашки забегали по спине, а всё тело словно обдали тёплой водой из банной шайки. Он совал свой член в слепок мышечной трубки, нюхал сырно колбасно яичневые балетки и Кончил за несколько минут. Второй одел сырные стринги и также нюхая балетку девушки, дрочил, как юнец увидевший порно в первый раз в своей жизни. Третий дрочил на слепок грудей, его не интересовали ступни, а только груди. Остальные куски они разделили и съели. Жёны возвратились с работы, повели носом и опять заругали мужей за этот отвратительный с их точки зрения запах, коим он таким не казался для мужей, поскольку они ощущали в нём эстрагены и феромоны. На следующий день как это было не печально, но им пришлось всё это отнести на помойку, потому что амбре стало непереносимым даже для них. Этот запах привлёк местных собак. Слепки разрывались на месте. Клацали голодные челюсти, возникали драки с рычанием за лакомые куски лиц. Именно там было много колбасы. Как говориться и мужики удовлетворены и собаки сыты.
>>195299273>ни одного анона с прошлого треда не объявилосьПотому что этот тред никому нахуй не нужен, кроме меня :)
>>195299273Я с прошлого треда, анон, но ты эта напиши ей в вк и потуситс ней вне учебы и сразу все поймешь.
