Продолжаем запаздывать с тряской, убивать очередной тред за пару часов и детектить говнофорсера.
http://watchersonthewall.com/ - актуальная информация, новости инсайды и фото со съёмок.
https://7kingdoms.ru/ - энциклопедия мира Игры Престолов
Второй сезон Дома Дракона - в разработке, дата выхода неизвестна.
Спин-офф "Сноу" - в разработке, дата выхода неизвестна.
Также, по словам Мартина, в разработке находятся ряд других проектов по вселенной ПЛИО, в том числе анимационных.
Предыдущий тред: >>2992118 (OP)
За што?
Мама в треде
>копрофилы
Но картинки с говном постишь ты
Я -не вор, Рынечка - не шлюха а верная традвайф
Освящаю
ОСВЯТИЛ ПАТРИАРХАЛЬНОЙ БАЗОЙ
>>2992706
>>2992715
Тишину поймали, завистники
снова базу не запостили
>сир Рыцарь, у меня срочные дела появились, передайте лорду Борросу письмецо и скажите, что королева рада будет считать его другом
> >газуешь домой
Имаджинируешь как бы взлольнули те стражники, что там стояли, а за ними и весь замок, весь штормовой предел, весь Вестерос?
Бейзд
Забрал для создания короны. Мыть не надо. Смывать тоже не обязательно.
Ещё немного базы
Потешно конечно как соевые пытаются спихнуть дилдаки то Корлису, то Димону.
Но нет.
"Король" зелёных долбит себя вечерами в очко.
>>2992491 →
Подрыв принят.
"Ты прекрасен." — прошептал Люк.
Эймонд никогда не считал себя красивым, даже до того, как получил шрам, до того, как любовник отвел его взгляд. Он улыбнулся, наклоняясь вперед, чтобы погладить вьющиеся волосы Люка.
«Это ты прекрасен, любовь моя. В этом мире нет ничего, что могло бы сравниться с тобой».
Симпатичный розовый румянец окрасил щеки Люка, когда его глаза метнулись вниз, не в силах смотреть на абсолютное обожание, которое окрасило глаза Эймонда. Его милый мальчик тоже был таким, похвала заставляла его светиться, заставляла облизываться и кусать щеку.
Вне их комнат Люка можно считать невинным, добрым с умными глазами, но с Эймондом он был каким-то другим. Внутри Люка был огонь, что-то темное и нуждающееся. Это заставило его кровь гореть от осознания того, что он, и только он, когда-либо испытывал и будет испытывать это.
Его Люцерис, который в нежном пятилетнем возрасте украл его глаз и сердце, владел самой душой Эймонда с того момента, как их кровь смешалась на его губах. Эймонд носил повязку не из стыда и не для того, чтобы скрыть мерцающий сапфир под ней, а чтобы защитить неприкосновенность раны. Только Люк мог смотреть на него, касаться его. Поцелуй это. Потому что это было его напоминание и обещание, которое прорезало глаза Эймонда.
"Ты думаешь о том, что я снова заберу твой глаз, не так ли, дядя?" Люк хмыкнул. — Тебе еще рано меня трахать.
Эймонд напевал, как он часто делал, но Люцерис понял. Он повернулся, чтобы поцеловать дядю в челюсть, скользя языком по остроте. Гвозди вонзились в его руку, разрывая кожу с острым уколом наслаждения.
«Я должен завтра встретиться с твоей матерью. Я бы не стал напоминать ей, что оскверняю ее драгоценного сына». — проворчал Эймонд.
«Мне нравится, когда ты оскверняешь меня, дядя». Язык Люка скользнул вниз по его шее, прежде чем он прикусил кожу. «Так же, как тебе нравится тот факт, что я забрал твой взгляд».
"Ты порочная маленькая штука." Эймонд согласился. «Ты обманул всех, кроме меня, милый мальчик, мы одинаковые».
Люк, как всегда, зашипел на прозвище, его дыхание стало резким, которого раньше не было. Эймонд ухмыльнулся. Он всегда был быстрее из них двоих, и ему нравился шум, который издавал его мальчик, когда Эймонд приковал его к шелковым простыням.
«Ты ненасытный зверь, любовь моя. Мое семя все еще осталось на твоей коже, но ты хочешь большего». Эймонд поцеловал его, весь язык и зубы, страсть и огонь. — Ты хочешь, чтобы я снова наполнил тебя, милый мальчик?
В ответ Люк прикусил губу до крови. Эймонд застонал от вкуса, его рука запуталась в волосах Люка только для того, чтобы потянуть. Когда рот его возлюбленного открылся со вздохом, Эймонд скользнул языком, его другая рука болезненно сжалась на бедре Люка. К своим утверждениям он добавил бы темнеющие синяки.
"Ты знаешь, что я знаю, ты полное дерьмо." Люк застонал.
«Это в любом случае, чтобы поговорить с твоей любимой? Я мог бы оставить тебя вот так, с тяжелым членом и проигнорированным».
"Как будто." Люк усмехнулся. «Ты думаешь, что ты великий Эймонд Таргариен, наездник Вагара, но ты не в состоянии ни в чем отказать мне, любовь моя. Я забрал твой глаз, твое сердце, твою душу. Я твоя одержимость, но ты мой, чтобы делать с, как я хочу ".
И это было правдой. В мире не было ничего, что Люк мог бы потребовать от Эймонда, чтобы он не подарил ему подарок. Точно так же, как все остальные неправильно поняли Люка, Эймонда тоже. Они владели друг другом так, как никто никогда не мог понять, связанные огнем и кровью, звери, жаждущие насилия и хаоса. Люк просто лучше спрятал это.
"Жадина." Все, что мог сказать Эймонд перед тем, как поцеловать Люка.
Рука обвилась вокруг члена его племянника, мозолистые пальцы болезненно сжимали его. Люк только застонал. Его милый маленький Люе был греховной картиной, когда Эймонд притянул его ближе, положив большие руки на стройные бедра.
«Тебе нравится, когда я на тебе, не так ли, дядя? Чувствовать мой вес на тебе, смотреть, как я скачу на твоем члене, как маленькая шлюха». Люка поцеловали в щеку, в шрам, и Эймонд вздрогнул. «Только для тебя. Всегда для тебя, любовь моя. Только ты получаешь настоящего меня».
Эйемонд знал, что эти злые, грешные уста станут его смертью, и он радовался этому. Он схватился за челюсть Люка, наблюдая за тем, как тот ухмыляется, проводя большим пальцем по этим окровавленным губам, укушенным поцелуями.
Люку не нужно было продвигаться, чтобы взять палец в тепло своего рта, язык горячий и тяжелый, когда он сосет. Эймонд потянулся к кувшину с маслом и собрал его, прежде чем поднести к норе Люка. Он зашипел от холода.
«Ну же, будь для меня сильным мальчиком».
Люк ответил, прикусив большой палец, зубы вонзились в плоть как раз в тот момент, когда пальцы Эймонда вошли в него. Вместе они застонали, и Люк только ухмыльнулся, когда он приземлился, глаза закатились на секунду, когда Эймонд нашел это место внутри него. Большой палец выскользнул изо рта.
Он не торопился, раскрывая Люка, хотя в этом не было необходимости. Нет. Эймонду хотелось смотреть, как напрягаются и дрожать мускулы, слышать сладкие штаны и гортанное нытье своего племянника, чувствовать тепло, скользкое от пота и слез, стекающих по его плечу.
Вместо этого Люк схватил член Эймонда. Эймонд зарычал у виска, с легкостью убирая пальцы. Люк укусил его за плечо в отместку, зубы вонзились в кожу, окрашивая ее в пурпурно-красный цвет.
«Трахни меня, дорогой дядя».
И Эймонд был бессилен отказать ему. Он скользнул своим членом, прежде чем с громким стоном направил его в Люка. Он запустил руку в волосы Люка, откинул голову назад, обнажая горло. Губы и зубы прошлись по горячей, чувствительной плоти, прежде чем он прикоснулся к губам Люка.
Их стоны были проглочены только для того, чтобы они наслаждались, чтобы они творили. Люк тяжело дышал, его глаза были широко раскрыты и похотливы, когда он встретил особенно резкий толчок. Он откинулся назад, руки Эймонда были на его талии, а Люк нащупал горло дяди.
«Спой для меня, мой милый». — прошипел Эйемонд, Люк восхитительно сжал хватку. "Хороший мальчик."
Они растворились в своем удовольствии, горячие и скользкие, жестокие и грубые. Они были такими, какими они были на самом деле, порочными животными желания, связанными кровью и ненавистью, любовью и одержимостью. У них не было бы другого выхода.
«Я хочу, чтобы ты излился во мне так глубоко, чтобы я чувствовал, как капает из моей дырки, пока я сижу в Малом Совете». — прошептал Люк. «Если бы я только мог носить твоего ребенка, любовь моя, кормить его грудью».
Внутри него разлился Эймонд, слова эхом отдавались в его голове. Он взял Люка в руку, грубо дергая его член, пока его сперма не размазалась между их вздымающимися животами.
Он осторожно подтолкнул их к массе подушек, Люк все еще лежал на нем без костей, склонив голову ему на плечо. Эймонд пошел убраться, но Люк заскулил.
«Останься во мне, твой принц приказывает».
«Я принц и старше тебя. Утром будет больно».
«И пока у моего брата нет детей, я его наследник. Второй в очереди, в отличие от вас, который в буквальном смысле находится внизу». — напомнил Люк, прижимаясь головой к шее Эймонда.
«Возможно, мне следует убить его, чтобы я стал королями». Эймонд хмыкнул.
«Убей моего брата или кого угодно без моего согласия, и ты окажешься без своей насадки для члена».
«Для этого существуют шлюхи». Несмотря на это, он крепче сжал Люка, целуя его волосы. — И ты бы не продержался и двух дней, прежде чем умолять меня. Спи, мой милый мальчик, я снова буду с тобой утром».
Его слова были мягкими, без сомнения, потерянными в волосах Люка и тяжелом сне, который уносил его любовника. Однако Эймонд этого не сделал, слишком занятый, наслаждаясь гладкостью позвоночника Люка, когда его пальцы скользили по теплу.
"Я тебя люблю."
>>2992706
>>2992715
>>2992723
Ребят, ну за что вы так, а?
много срался(не тут), был на кураже
Пошло перекрытие дилдака говнофорсом +15 медных драконов для зеленолахты
https://www.youtube.com/watch?v=FOdKHpP19OE
Положи на место и можешь идти.
Было ли смеяться над его дядей Эймондом (который, как он видел, победил сира Кристона в спарринге, когда они впервые прибыли в Красный замок) мудрым решением? Нет, но Люцерис действительно не мог удержаться.
Шалость была забавной, когда он был ребенком, он вспомнил, как его дядя Эйгон придумал эту идею и уговорил его и Джейса помочь «украсить» свинью и преподнести ее Эймонду в качестве подарка. На самом деле хорошие времена. Хорошие времена. Он находил это забавным.
С момента их прибытия в Красный Замок он хотел, чтобы все столкновения были как можно более мягкими, и, если возможно, полностью их избегать. Он знал о шатком положении себя и своей семьи в этом змеином гнезде, поэтому начинать драку было не в их пользу.
«Это определенно было из-за вина», — размышлял про себя Люцерис. Он действительно выпил больше, чем обычно.
Его мать велела им вернуться в свои покои, но вот он, бродит по залам Крепости Мейгора.
Люцерис был погружен в свои мысли, когда его внезапно схватили за руку. Прежде чем он понял это, его затащили в комнату. Все произошло так быстро, что Люцерис был прижат к массивной двери, которая захлопнулась, прежде чем он успел даже попытаться бороться со своим похитителем.
Люцерис открыл было рот, чтобы закричать на нападавшего, когда он хорошенько его разглядел.
Дерьмо.
"Дядя."
Эймонд стоял прямо перед ним, его рука была прижата к груди Люцериса, прижимая его к двери. Его одинокий глаз смотрел на Люцериса.
— Что ты делаешь, дядя? — осторожно спросил Люцерис. Его рука дернулась, ему не терпелось вытащить лезвие, спрятанное в сапоге.
— Я должен спросить тебя об этом, племянник, — Эймонд поднял бровь. — Разве ты не должен быть в своих покоях прямо сейчас? Должен признать, это довольно глупо с твоей стороны ходить здесь. Да еще и без компаньона.
Эймонд улыбнулся ему слишком большими зубами.
Люцерис сглотнул.
— Не мог бы ты отпустить меня? — выдохнул Люцерис, прислонившись к двери, чувствуя себя немного неловко из-за пристального взгляда Эймонда.
Люцерис знаа, что просить об этом дядю было бесполезно, но попытка не помешала. Как и ожидалось, Эймонд проигнорировал его просьбу и вместо этого шагнул вперед, его лицо приблизилось, пока не оказалось в нескольких дюймах от него. Так близко к дяде Люцерис не мог сдержать жар, подступивший к его щекам. Его дядя определенно вырос за последние годы с тех пор, как он видел его в последний раз.
Он открыл рот, чтобы заговорить, когда почувствовал что-то холодное и острое на коже шеи, останавливающее слова, которые он собирался сказать.
«Не делай резких движений». Эймонд предупредил.
— Ты не сделаешь этого, — прошептал Люцерис, крепче сжимая руку дяди.
Эймонд ухмыльнулся. — Что, племянник? Что я не сделаю?»
Эймонд сардонически рассмеялся над своей угрозой. — Я не буду тебя убивать, — сказал он, его взгляд блестел от опасности.
Люцерис не мог расслабиться после слов дяди. Тревожные звоночки начали звучать в его голове, как только он почувствовал, как нож прочертил его челюсть от шеи. Когда холодная сталь перестала касаться его лица, а плоскость лезвия начала постукивать по коже под глазом, он неслышно ахнул.
Какое-то время Эймонд ничего не говорил. Люцерис заерзал, ожидая, что дядя что-нибудь скажет. Затем Эймонд мрачно усмехнулся. Люцерис взглянул на дядю, но его лицо было опущено, скрывая выражение.
Он почувствовал, что замирает, когда увидел грозный взгляд дяди. Эймонд резко схватил его за плечо, прежде чем толкнуть дальше в комнату, подальше от двери. Подальше от выхода.
Люцерис рухнул на круглый стол посреди комнаты. Он вытянул руки перед собой, сумев взять себя в руки. Он быстро повернулся лицом к дяде, как раз вовремя, чтобы увидеть, как тот захлопнул дверь.
Он почувствовал тяжесть в животе. Он был встревожен и нервничал из-за того, что могло случиться, но в то же время гнев был направлен на его дядю.
Эймонд какое-то время смотрел на него, пока тот крутил нож в руке.
Люцерис стиснул зубы. Он чувствовал, к чему это ведет.
— Глаз, Люцерис.
"Нет."
У Люцериса было достаточно времени, чтобы достать свой кинжал, прежде чем Эймонд уже напал на него. Дядя прижался к нему всем телом, его рука запуталась в кудрях Люцериса, оттянув голову назад, когда он прижал нож к открытой перед ним шее. Сам Люцерис одной рукой схватил Эймонда за плечо, а другой держал собственный кинжал и прижал его к животу дяди. Эймонд остановился и посмотрел вниз.
— Как смело, племянник, - он взглянул на Люцериса с ухмылкой на губах.
Он хмыкнул. — Я не настолько глуп, чтобы идти к тебе без оружия, дядя.
«Jemēla gēlyni enka, ilībōños».
Люцерис чувствует, как внутри него закипает горячий вихрь гнева. Даже сейчас его дядя ищет то, чего он не может иметь. Хочет, чтобы он выколол глаз за то, что защищал своего брата. Глаз, который он потерял, но в обмен на дракона, и не какого-нибудь дракона. Он потребовал Вхагара, но все еще хочет получить глаз Люцерис.
Я помню, ты говорил, что это был честный обмен, дракон за око?!
Эймонд сильно потянул его за волосы. Люцерис прикусил губу в унижении, когда это действие вызвало волну жара глубоко в его животе. Этого не может быть. Не секрет, что Люка возбуждала боль, он впервые обнаружил за собой эту склонность во время того тренировочного инцидента с Джейсом, о котором они предпочли бы не говорить. Но чтобы он чувствовал это с Эймондом из всех людей? Он почувствовал горячую волну стыда.
«Тщательно выбирай следующие слова, таоба ».
— В ту ночь ты потерял глаз, но обрел дракона. Это были твои слова, но ты все еще хочешь взять мои в обмен на свои! Почему? Вхагар тебе больше не нравится, дядя?
Люцерис чувствовал, как его сердце бьется в груди. Наступившая тишина была почти оглушительной.
Быстрым движением Эймонд отпустил волосы и выпустил оружие, отбросив его в сторону. Увидев возможность, Люк замахнулся клинком на дядю, но прежде чем он успел коснуться его, его запястье было схвачено тисками. Он боролся, пытаясь вырваться. Эймонд хмыкнул и внезапно повернул запястье под углом, заставив того выронить клинок. Он услышал, как он стукнул по полу, и закричал от боли. Другая рука дяди схватила его за шею. Люцерис ахнул, когда его толкнули на стол, и его ноги оторвались от земли.
"Посмотри на меня."
Его дядя навис над ним, волосы в беспорядке из-за потасовки. Часть Люцериса свернулась калачиком от удовольствия, увидев, как его дядя терял самообладание.
«Ты жалок, Эймонд. Прошло почти десять лет с момента нашей ссоры. Но ты все еще не можешь пройти мимо этого». — подстрекал он, — Скажи мне, это мой глаз тебе действительно нужен или что-то другое, хм?
Люцерис не знал, что именно заставило его произнести эти слова. Но от его внимания не ускользнуло то, как Эймонд смотрел на него ранее на тренировочном дворе, в тронном зале и в столовой. Сначала Люцерис подумал, что взгляд его дяди был наполнен отвращением. Но теперь, когда он встретился взглядом с Эймондом, он пришел к пониманию, что в этих глубинах был голод. Он переместился и остановился, когда почувствовал, что что-то твердое коснулось его бедра. Ой.
«О, кепа, это из-за меня?»
Он втиснул тело своего племянника на жесткий стол. Люцерис поднял бедра и обхватил талию Эймонда ногами. Люцерис не смог удержаться от его смеха. Он не мог поверить, что это происходит. Сам Эймонд тоже недоверчиво смотрел на ход событий, что заставило его смеяться еще громче.
— Скажи мне, дядя, — перебил его Люцерис. — Неужели ты думаешь, что я не замечал твоего внимания с того момента, как мы прибыли сюда, в Красный Замок? Я чувствовал твой взгляд."
Эймонд усмехнулся. «Кажется, вино после обеда спутало тебе мозги, Люцерис.»
Он уткнулся носом в челюсть дяди. «Итак, дядя», — он притянул Эймонда к себе, прижавшись к его твердости, и наклонился, чтобы прошептать ему на ухо. — Чего ты хочешь?
Димон, стронг и лейнор не конюхи, лучшие люди королевства, алисенте только мечтать. А вот колясик да, зашквар.
Это максимум дилдаки Хелейны которой не достаётся внимания мужа.
А Дерьмасик как раз из этого корону делает. Он то известный вор и гомосек сериала. Как бы коупить и перефорсить соевые черныши не продолжали.
Да и простые конюхи тоже были. Кто знает, чем Срыня на Драконьем Камне промышляла...
>лейнор
>лучшие люди королевства
Служаночка,да не трясись ты, мамка тебе заплатит
> Деймон, Стронг, Лейнор
Пидорас, кукич, пидорас
Типичные базовички у чернявой сои.
Не обращая внимания на плач, Эймонд присел и разорвал его тунику пополам, предоставив мальчику попытаться собрать её вместе, чтобы не обнажать грудь.
«В тебе нет ничего такого, чего я не видел бы уже миллион раз».
Все, что Люк делал, это продолжал смотреть.
Эймонд опустился на колени перед своим мальчиком и сжал его лицо одной рукой, сжимая его щеки и открывая рот без его согласия. Люк поджал губы, чтобы снова закрыть рот.
— Открой рот, — вздохнул Одноглазый Принц, и в ответ получил лишь этот огненный, наглый взгляд. Он положил свободную руку на щеку Люка, и мальчик тут же вздрогнул. «Ты знаешь, что произойдет, Люцерис. Открой».
Тишина.
А затем раскатистый звук пощечины, когда рука Эймонда отдернулась и коснулась уже распухшей щеки Люка, заставила другого принца издать плаксивый всхлип. Не теряя ни секунды, Эйемонд просунул большой палец между влажными розовыми губами и рванулся вперед, просовывая туда свой язык. Люцерис скулил и извивался, пытаясь повернуть голову и поджать губы, в то время как Эймонд целовал его, сосал губы и облизывал его розовый язычок. Люк шевельнулся, наконец освободив рот, но Эймонда это не остановило, он поцеловал его влажную соленую щеку, прежде чем облизать челюсть младшего и резко укусить.
В тот момент, когда он смог, Люк оттолкнул Эймонда взглядом, уголки губ скривились, его волосы были мокрыми от пота, прилипшего ко лбу. Блондин потянулся, чтобы убрать волосы со лба, но отодвинулся, скривившись в гримасе чистой ненависти.
— Малыш, — проворковал он, и было очевидно, как Люк хотел ответить, выплюнуть яд, но сдержался, чтобы не открыть рот. «Умный малыш. Ты чертовски умен, не так ли?
Необъяснимо для постороннего глаза Люка расширились, и он отпрянул еще сильнее, если это было возможно. Он весь напрягся, тряс головой и отпуская свою разорванную тунику, позволяя ей упасть с плеч и до локтей, когда он положил обе руки на бедра Эймонда и слабо попытался оттолкнуть его. Пальцы Эймонда запутались в темных кудрях Люка, и он отдернул голову другого принца, не обращая внимания на его рыдания.
— Эймонд, — взмолился он, и все же тяжелая рука снова ударила его по лицу, достаточно сильно, чтобы он упал, если бы не рука в его волосах. — Дядя, не надо!
— Ты такой умный, детка, ты знаешь, что делать.
Люк снова покачал головой, дерзкие взгляды сменились умоляющими глазами лани, пока Эймонд снова не ударил его, и он сплюнул кровь на дорогой ковер.
— Ты такой ублюдок.
— Я? — спросил он с ухмылкой и снова ударил Люцериса.
— Фу-у-у, — прервал себя младший, чтобы снова сплюнуть кровавой слюной. «Чертов ублюдок, ты всегда был таким. Трус и гребаный неудачник. Что, нет другого способа заставить тебя сосать член, ты должен силой засунуть его кому-нибудь в глотку?
— А, — вздохнул Эймонд, изображая разочарование. — Ты просто хочешь, чтобы я избил тебя до потери сознания, верно?
«Лучше я буду оседлан диким вепрем, — прошипел он, — чем позволю тебе осквернить меня».
— Это можно устроить.
«Негодяй. Больная, извращенная, извращенная свинья!»
— О, я?
«Да, да, ты гребаная свинья. Хотел бы я, чтобы боги поразили меня прежде, чем твои руки добрались до меня.
— Конечно, любовь моя, — снова вздохнул Эймонд, — сейчас же открой рот.
Сразу же вся бравада Люка, казалось, испарилась, его глаза снова расширились, сияя непролитыми слезами, а нижняя губа задрожала. Эймонду пришлось дать ему пощечину только за то, что он, блядь, попробовал это сделать.
— Эймонд, пожалуйста, не делай этого! — непрестанно умолял он, прежде чем тот засунул два пальца между зубами Люцериса и начал двигать ими, держа рот открытым.
— Укуси, и я по-настоящему заберу твой глаз, — предупредил он, прежде чем взять себя в руки и толкнуть прямо в этот умоляющий рот.
Губы Люка были такими прекрасными и розовыми, его рот был таким влажным и теплым, что Эймонд застонал от этого ощущения, пока Люк кашлял вокруг него, а затем всхлипывал. Он толкал глубже и глубже, пока кончик его члена не коснулся горла Люка и заставил младшего замолчать, его глаза закатились, руки вцепились в спину Эймонда, ноги дрыгали в сопротивлении. Эймонд схватил кудри своего мужа и начал двигать голову Люцериса на своем члене.
Он уже был на грани того, как горячо выглядел его мальчик сегодня, и ему потребовалось менее двадцати минут, прежде чем он вытащил и положил руку на член, все еще был соединенный со ртом Люка ниткой слюны. Люк, любопытный маленький засранец, открыл свои заплаканные глаза, чтобы увидеть, почему он вдруг смог дышать, и тут же Эймонд кончил ему на лицо с протяжным стоном.
— О, черт, — взвизгнул Люк, и Эймонд тут же слез с него, одной рукой толкая младшего под спину, чтобы помочь ему сесть, другой пытаясь оторвать его руки от лица.
"Что случилось? Что болит?
"Мой глаз!" Люк заскулил. — Ты попал мне в глаза!
Эймонду пришлось поджать губы, чтобы не рассмеяться над мучениями Люка, когда он потянулся к кувшину с водой на столе и умыл им его лицо, но смешок все же вырвался.
"Ты надо мной смеешься?" Люцерис взвизгнул.
— Извини, дорогой, это просто немного иронично.
«Отвали!»
«Око за око, как говорится».
— Я вырву тебе другой глаз, если ты не поторопишься и наймешь мейстера!
>гомосцену Димона вырезали
>дилдаки Эйгона оставили в сериале
— Постой, Стронг, ты мне что-то должен, — сказал он, вставая и хищно приближаясь к младшему, насмешливо улыбаясь.
Люцерис вздрогнул, но не сдвинулся с места.
- Я пришел не драться с тобой, дядя Эймонд. Я пришел как посол, а не как воин, — сказал он, подняв свои блестящие карие глаза на него.
— Твой глаз или твоя жизнь, — Эймонд отказался слушать. Но Баратеон остановил его, он не мог допустить, чтобы мальчика убили в его зале. Люцерис взглянул на него усталыми глазами, покачал головой и ушел.
— Лорд Баратеон, если нам больше не о чем говорить, то я тоже удаляюсь, — сказал Эймонд, выпрямляясь.
Эймонд поспешил во двор. Вхагар все еще была там, под дождем, но дракона его племянника уже не было.
«Совес». Он приказал Вхагар лететь.Он знал, что догонит своего племянника, это было лишь вопросом времени… тогда он заберет глаз, который паршивец ему должен.
Но он ошибся, он не видел своего племянника в небе.
«Вхагар… где Арракс?» — прошептал он. Дракониха склонила голову набок, как будто услышав Эймонда, а затем, к его удивлению, снова повернулась к Штормовому Пределу… или, скорее, к утесам.
- О, решил спрятаться, - усмехнулся он. - Как будто бы ему это чем-то поможет.
Вхагар приземлилась на скалы. Бурное море билось о скалы, вода заслоняла взор, но в темноте он смог разглядеть это... пещеру и сидевшего рядом дракона, укрывающегося от дождя. Вхагар не могла войти в пещеру, в ней едва хватало места для Арракс. Эймонд ухмыльнулся - его это не остановит.
- Люк, Люк, маленький Стронг показывает свое лицо. Смотри, твой дядя будет так добр, что даст тебе второй шанс... только отдай мне свой глаз, и я пощажу твою жизнь, - насмешливо пообещал он. Но ответа не последовало. Арракс подняла голову, посмотрела на Вхагар и застонала. Вхагар двинулась вперед, но дракониха зарычала, и Вхагар остановилась. Вхагар была сильнее Арракс, и Эймонд был удивлен, что его дракон отшатнулся от рыка мелкого дракона. Арракс посмотрела на Эймонда маленькими злобными глазками, обнажила клыки, затем подняла одно из крыльев. Маленький Люцерис без сознания, дрожит, его щеки краснеют.
Драконы не понимали их конфликта, в конце концов, они были драконами. Дракон знал только, что её всадник попал в беду и что Эймонд пах знакомо, ведь он был дядей Люцериса.
Эймонд подавил озорную улыбку, подходя к мальчику. Дракониха проследила за ним взглядом, но подпустила ближе, немного отодвинувшись, чтобы позволить ему войти в щель между ее крыльями, где она защищала своего всадника от непогоды.
Карие глаза Люцериса расширились, в них появился стеклянный блеск. Он принюхался и повернулся к Эймонду, и захныкал от нужды. Если это не был стон страха, то Люцерис, казалось, даже не узнавал его. Это был стон чистой потребности, от которого его член встал как камень. Омега звал его в постель.
Проклятый Люцерис оказался омегой, и у него была первая течка.
Эймонд почти замурлыкал, но, несмотря на свое желание наброситься на Люка, он двигался осторожно. Дракониха представляла реальную угрозу. О, его Вхагар был сильнее Арракс в любой день, но сейчас последнее, о чем думал Эймонд, были битвы. Он больше не хотел ни глаза, ни жизни своего дорогого племянника.
Эймонд не смог сдержать ухмылку, опустился на колени и протянул руку. Ничто не могло подготовить его к прикосновению к коже омеги. Люцерис закрыл глаза и прижался щекой к его раскрытой ладони. Омеге, похоже, понравился запах, потому что он простонал сладким голосом, от которого у Эймонда побежали мурашки. До этого момента он не думал, что сможет стать еще тверже в своих штанах, но этот стон показал ему, насколько он ошибался.
Омега снова открыл свои большие карие глаза, глядя на него с такой печалью, что Эймонд сглотнул.
«Альфа!» Это было первое слово, произнесенное мальчиком, помимо стонов и мурлыканья, и боже... этот голос был даже не человеческим, этот мягкий голос был всем, что было в мире, и даже больше.
«Альфа!» — повторил Люцерис, зовя его. О боже, Люцерис был таким милым, таким кротким в тот момент, что Эймонд не смог удержаться. Он склонился над телом и, держась за маленький подбородок, прикоснулся к соблазнявшим его полным губам. И то, как Люцерис ответил, так нетерпеливо и неловко, открывая рот для него и высовывая свой розовый язычок, было просто идеально. Эймонд вознаградил своего милого маленького омегу, углубив поцелуй.
Считая, что ее молодой всадник в безопасности с альфой, от которой пахло семьей, Арракс поднялась и вылетела из пещеры. Дракониха подошла к тому месту, где Вхагар лежала под дождем на песке, и лег рядом с другой драконихой, довольная, когда одно из крыльев Вхагар накрыло ее под назойливым дождем.
Эймонд краем глаза заметил уход дракона, какая-то часть его на мгновение подумала, что хорошо, что она ушла, что то, что он собирается делать со своим племянником, было чем-то совершенно личным. Плевать, честно говоря, он будет трахать его даже на драконах - и в небе, и на земле омега принадлежал ему.
Маленькие ручки Люцериса были неуклюжими, но настойчивыми, они дергали высокого блондина за одежду, желая сорвать ее. Эймонд тут же забыл об обоих драконах и снял сначала свой плащ, который он расстелил на земле, а затем и рубашку, руки Люцериса не стеснялись, коснувшись его груди и живота, чувствуя мускулы альфы, прежде чем удовлетворенно замурлыкать.
- Дядя, пожалуйста! - чуть не захныкал от нужды омега. Какая-то часть Люцериса знала, что этот альфа был ее дядей.
"Ш-ш-ш, тихо, я дам тебе то, что ты хочешь. Подними бедра", - шептал он на ухо. Маленький мальчик был таким послушным и покорным, когда он подчинялся ему, облегчая снятие с него нижней одежды. Руки Люцериса протянулись к нему в немом приглашении, от которого блондин определенно не собирался отказываться. Он неуклюже, но быстро скинул штаны в сторону и вскоре присоединился к нему.
«Дядя, больно!» — захныкал омега с сияющими глазами.
«Где, мой милый Люк, где болит?» — спросил он его, лаская его по щеке.
«Мой живот», — всхлипывал Люк, цепляясь за руки Эймонда.
Эймонд поцеловал его в губы, прежде чем перейти к его нежной шее, которая соблазняла его так, как ничто никогда не соблазняло его раньше в его жизни. Соски Люка напряглись, может быть, от холода, а может, от возбуждения. Эймонд не мог не думать о том, какими будут груди его непослушного племянника, наполненные молоком, чтобы накормить его детей. К тому времени, когда он начал целовать живот Люка, мальчик превратился в хнычущее нечто.
Он поднял одну ногу Люцериса, перекинув ее через плечи, и поцеловал внутреннюю поверхность бедер Люцериса, таких же нежных, как все дитя.
«Дядя Эймонд, дядя Эймонд», — умолял он, словно мантру.
«Скажи мне, мой милый Люк, скажи мне, чего ты хочешь», сказал он, уходя, облизывая губы и поднимаясь обратно вверх по телу Люцериса, чтобы завладеть его губами.
«Вас, пожалуйста, мне нужны вы», — умолял он, его глаза сияли красным, омега знал, чего он хотел, и он хотел этого отчаянно. Глаз Эймонда тоже был красным, в этот момент его альфа отвечал отчаянному омеге.
Тело Люка медленно расслаблялось после проникновения, пальцы Люка царапали его спину. Когда Эймонд почувствовал, что может двигаться, он сомкнул свои пальцы на бедрах омеги. И, о боже, он был рожден, чтобы быть здесь, быть внутри.
- Эймонд, Эймонд, - пропел Люцерис его имя.
Может быть, это была вечность, а может быть, это было несколько мгновений, когда его узел начал набухать. Люцерис изогнул шею, открываясь ему, и Эймонд погрузил в нее клыки, кусая, отставляя отметины.
Принц-трясучка, доедатель за Коляном и кукич-пидорок - лучшие люди королевства?
> Адалина Навсецова, залогинься, мы тебя узнали
Кто мы? Это твой протык?
Зеленая жирушечка
https://vk.com/id695517397
У чёрных жирухи колоритнее и шире.
Из окна Люцериса открывался прекрасный вид на Черноводную. На горизонте он видел, как торговые корабли уходят и возвращаются в порт. Люцерис всегда нравился запах моря, мокрых скал, территории замка. Это напомнило ему его детство, что было странно, потому что теперь это был его дом, и он больше не был ребенком. Не совсем. В четыре и десять лет он был почти взрослым мужчиной.
«Знаю, знаю, опоздал!» Дверь спальни внезапно распахнулась, и внутрь ворвался Эймонд, полностью одетый, с румянцем на щеках. "Мне жаль. Я пытался добраться сюда так быстро, как только мог. Но ты знаешь мать. Она любит поговорить».
Люцерис улыбнулся ему. Серебряные локоны Эймонда становились все длиннее, достигая половины его лопаток, и сегодня они были заплетены в свободную полукосу. Он был красив, и Люцерис почувствовала, как его сердце колотится, когда он вошел в комнату и закрыл за собой дверь.
— Ты давно не вставал? — спросил Эймонд, нависая над Люцерисом, откидывая челку и целуя его в лоб.
"Недолго. Некоторое время."
— Что ж, хорошие вещи приходят к тем, кто ждет, — сказал Эймонд, лукаво улыбаясь.
— Верно, — фыркнула Люцерис. — А что хорошего ждет меня сегодня, дядя?
— Все, что пожелаешь, — сказал Эймонд. Он бесцеремонно плюхнулся на колени Люцерис и обнял мальчика за плечи. — В пределах разумного, конечно.
Люцерис хмыкнула, притворяясь, что ее раздавило Эймондом. «Боги! Когда ты стал таким сложным?
— Прости, — сказал Эймонд, притворяясь тупым, и прижался к коленям Люцериса, притворяясь, что мальчик был просто частью стула, на котором они сидели. — Это неудобно для тебя?
— Я не знаю, почему ты настаиваешь на раздельных спальнях, — пробормотал Эйемонд, небрежно приподняв подол нижнего белья Люцерис и игриво заглянув внутрь. «Зачем отказывать себе в том, чтобы просыпаться таким образом каждое утро? Разве ты не хотел бы этого, племянник?
— Да, конечно, но наши матери… — начал было протестовать Люцерис, но его резко оборвали.
"Прошу вас! Думаешь, наши матери уже не знают?
То, что они делали, должно было быть секретом, но на самом деле в стенах замка не было никаких секретов, и Эймонд, вероятно, был прав, их матери, вероятно, уже знали. Но Люцерис всегда предпочитала отрицать эту возможность.
— Моя мать не знает, — упрямо сказал он.
— Ну, это потому, что твоя мать все еще думает, что ты девственник, — поддразнил Эймонд. — Она все еще думает, что ты ее невинный, милый маленький мальчик. Если бы она только знала, чем ты занимаешься за закрытыми дверями.
«Пожалуйста, — со страдальческим выражением лица умоляла Люсерис, — давай не будем говорить о наших матерях».
Он просунул руку между своим телом и телом Люка, позволив паре пальцев коснуться края нижнего белья Люка. Люцерис судорожно вздохнул. И когда Эймонд взял руку Люцериса и положил ее на свою промежность, Люцерис почувствовал, что сейчас взорвется, настолько он был полон возбуждения.
— Я скучал по тебе, — сказал Эймонд, нежно целуя Люсериса в губы.
— Очевидно, — пошутил Люцерис, проводя рукой по изгибу дядиной эрекции, которая ответила на его прикосновение подергиванием, нетерпеливо прижавшись к его ладони.
— Очевидно, — прошептал Эймонд, снова целуя Люцериса в щеку, покусывая шею Люцериса, целуя его мочку уха и это чувствительное место прямо за ухом. И Люцерис почувствовал, что растворяется в прикосновении Эймонда.
— Приятно, — пробормотал Люцерис, закрывая глаза.
Эймонд замычал, прижавшись губами к уху Люсерис.
Его руки скользили по груди Люцериса. — Мне нравится, что ты такой, — сказал Эймонд, нежно сжимая сосок, заставляя Люцерис беспомощно стонать. "Доступный."
«Эймонд, боже ». Люцерис заикался, потому что сжатие его соска лишало его способности складывать целые предложения вместе. Он был отчаянно возбужден, его член пульсировал, и он чуть не всхлипнул, когда Эймонд снова сжал его сосок.
Эймонд уткнулся носом в шею Люцериса, вдыхая ее запах с довольным тихим мычанием. И когда Люк нетерпеливым кивком согласился, Эймонд быстро спрыгнул с Люцериса и схватил его за руку, потащив к кровати.
Эймонд быстро расстегнул шнурки на штанах, стянув с себя рубашку, а когда он закончил раздеваться, схватил Люцериса за бедра и перевернул его на живот, толкая на матрас.
«О, мы делаем это таким образом?» — спросил Люцерис, восхищенный тем, как Эймонд берет на себя командование, обращаясь с ним.
"Мы когда-нибудь делаем это по-другому?"
Эймонд провел руками по узким бедрам Люцериса и вниз по его ногам, чувствуя изгибы мускулов Люцериса, его мягкую кожу, редкие волосы на бедрах и икрах. Он вернулся к бедрам Люцерис, нетерпеливо дергая свое нижнее белье.
— Сними, — приказал Эймонд, дергая еще раз. — Давай, помоги мне немного.
Люцерис только хмыкнул в ответ, приподняв бедра, чтобы позволить Эймонду стянуть с себя нижнее белье. И когда Люцерис, наконец, оказался голым и лежал на животе с обнаженной задницей, он услышал, как его дядя судорожно вздохнул.
— Ты красив, племянник, — сказал Эймонд. Он наклонился, чтобы схватить задницу Люцериса обеими руками, сжимая и раздвигая щеки, заставляя Люцериса ахнуть. — Мне нравится видеть тебя таким, — сказал Эймонд, сжимая его еще сильнее. «Беспомощным подо мной. Покорным мне».
Он потерся членом о задницу Люка, готовый к действию, но мальчик тут же обернулся, чтобы возразить.
«Эймонд. Немного помедленнее. Нам нужна смазка». Люцерис повернулась, пытаясь схватить маленький пузырек с тумбочки, но то, как он был прижат Эймондом, не позволяло ему дотянуться до конца.
— Подожди, я сделаю это! Нетерпеливо вздохнув, Эймонд перекинулся через Люцериса, потянувшись через него, чтобы схватить бутылку с тумбочки.
Дополнительный вес Эймонда заставил Люцериса застонать от удовольствия — ему нравился размер Эймонда, его вес, его мускулы, его телосложение.
— Ты готов, маленький племянник? — спросил Эйемонд, наклоняясь к уху Люсериса.
Какой бы ответ ни придумал Люцерис, он застрял у него в горле, прерванный совершенно умопомрачительным ощущением тяжелой эрекции Эймонда, скользкой от масла, внезапно упирающейся в его анус. Он закрыл глаза, все его тело вибрировало от возбуждения. Он затаил дыхание, когда кончик члена его дяди медленно вошел внутрь.
"О Боже!" Люцерис застонала, кусая подушку, когда Эймонд проник в него.
Эймонд любил грубо трахать, а Люцерис любил, когда его грубо трахали. Легкий ожог от растяжения, когда ты идешь по восхитительной грани между болью и удовольствием. Ему нравилось это чувство наполненности, того, что тебя берут.
Эймонд хмыкнул позади него. Он ответил на слабые стоны и всхлипы Люцериса, не меняя темпа, а углубляясь с каждым толчком. И Люцерис уткнулся лицом в матрац, пытаясь заглушить его стоны, потому что любой мог пройти мимо двери их спальни, и больше не было бы секрета того, что происходит между ними.
Он чувствовал, что поднимается выше, и выше, и выше… Но как только он был готов к кульминации, Эймонд вырвался из него. Потеря заставила Люцериса инстинктивно потянуться за спину, обхватив одной рукой спину Эймонда, чтобы заставить его оставаться на месте.
— Нет, я хочу, чтобы ты встал на колени, — приказал Эймонд.
— Становишься немного нетерпеливым? Люцерис пошутил, но его голос был тяжелым от возбуждения, ему нравилось, как Эймонд командовал им.
— Лицом вниз, — сказал Эймонд, крепко нажимая одной рукой между лопатками Люцерис, прижимая ее лицо к матрацу. Затем, ухватившись за основание своей эрекции, Эймонд одним быстрым движением толкнул себя обратно внутрь, и Люцерис захныкал, удовольствие взорвалось в его глазах от внезапности вторжения.
Эймонд задал новый темп, быстрый и безжалостный. Люцерис продолжал трястись от толчков Эймонда, его лицо безжалостно утыкалось в матрас. Поза, в которой он находился, была неудобной, и то, как пальцы Эймонда впивались в его бедра, начинало причинять боль, но ему нравилось легкое неудобство, и его возбуждало это проявление собственничества со стороны Эймонда, свирепого, голодного и настойчивого.
Дилдаки хелейны в комнате хелейны (если они есть), а это чисто чмойгона забавы.
Пиздец, как кто-то за него ещё топить-то может?
>Он то известный вор и гомосек сериала.
У него сцена с геем вырезана. Да и то, он тот, кто ебëт. А чмойгон литерали анус себе долбит, может и подставляет уже в каком-нибудь бомжатнике
Хуй Эйгона побывал во рту у чёрных. Ничего удивительного.
Рыня-tier рефлекс "вижу похожее на хуй - думаю как запихнуть"
Откуда ты знаешь где комната Хелейны и где она спит? Почему на двуспальной кровати не могут спать двое людей? Зачем ей спать с мужем в разных комнатах?
Губы Эймонда скривились в жестокой ухмылке.
- Теперь выбирай, какой глаз, или это сделаю я.
Люцерис стоял на коленях, кинжал Эймонда с шипами был крепко сжат в его мягких дрожащих руках и прижат к груди, как святая реликвия, тело наклонилось так вперед, что его лоб почти касался земли, слезы потемнели на сером камне под ними двумя.
Он не мог поднять взгляда, глаза были плотно закрыты, нежное лицо его скривилось до неузнаваемости от страха и отвращения.
- Пожалуйста... Я просто хочу домой. Я виноват. Я не могу, - неразборчивые слова мальчика неразборчиво эхом отдавались в пустой комнате и сливались со звуками бури, бушующей за огромными витражными окнами.
Юный принц молил, как ему казалось, часы, но Эймонд не отступался от своего. Это можно было назвать пытой.
Сначала Люцерис пытался дать отпор, но каждое его движение пресекалось и наказывалось. Слезы, падение на колени, просьбы и мольбы, казалось, не возымели никакого действия.
Юный принц знал, что должен был уйти, даже если бы Лорд Баратеон посоветовал ему этого не делать… прямо сейчас он почти был бы дома.
Эймонд, не двигаясь, медленно поднял ногу и поставил ботинок на затылок своей жертвы, наконец, заставив ее опуститься на тротуар.
- Умоляю. Умоляю! Пожалуйста! Дядя, я… - слезы и слизь катились и сливались в одно целое на подбородке и земле мальчика.
- Ты недостаточно силен, мой мальчик? - его слова пропитаны презрением и возбуждением.
Эймонд повернул лицо Люцериса в сторону, обнажая в свете освещения и свечей боль, которую юный принц так упорно пытался скрыть из гордости. Красный и мокрый, он все еще не мог открыть глаза, боясь, что это может быть последний раз, когда он использует их.
Эймонд наклонился, чтобы поближе полюбоваться своей работой, в движении он прижал пальцы ног вниз, чувствуя, как мягкая щека мальчика прижимается к скуле.
Эймонд убрал ногу с головы племянника и достал кинжал.
С кулаком, полным темных волос, Таргариен поднял голову своего незаконнорожденного племянника, потянув так сильно, что из свернувшегося положения
мальчик быстро снова встал на колени.
Они посмотрели друг на друга, и, как обычно, когда они стояли лицом к лицу с Люцерис, синий сапфир странно казался тяжелее, чем обычно, в гнезде.
Эймонд мягко провел кинжалом по лицу Люцериса, смеясь, когда мальчик вздрагивал от слез при любом, истинном или воображаемом, изменении приложенного давления.
- Что бы ты был готов сделать, чтобы избежать этого?-
- Все что угодно! -
Что угодно. В голове принца расцвела больная мысль. Желание взять, как когда-то это было взято у него, как раковая опухоль, проникло в самое его существо.
Он перенес кинжал к шее племянника, чувствуя, как он движется с каждым глубоким тревожным глотком. То, что он хотел спросить, было возмутительно, но, честно говоря, то же самое было и с тем, что случилось с ним в детстве. Когда слова должны были быть сказаны, их было уже не вернуть.
- Ты бы отсосал мне за глаз? -
мальчик был так потрясен от просьбы, что буря вдруг как будто утихла. Он больше ничего не слышал, только собственное прерывистое дыхание и нечеловеческая просьба дяди эхом отдавались в его пустой груди.
Побежденный, Люцерис мягко закрыл опухшие глаза, позволив последним слезам скатиться по его мягкому лицу.
- Да, дядя.
- Хорошо, мой принц. Ты удивляешь меня своей благоразумностью. А теперь расстегни мои штаны и заплати свой долг. Пожалуйста, мальчик.
Оцепенев от событий ночи, мальчик слепо повиновался, но когда пришло время прикоснуться к голой наготе Эймонда, Таргариен рассмеялся горьким смехом.
- Боже, ты такой жалкий. Такой послушный испуганный щенок… Даже не пытаясь с ним бороться, ни капельки! - уже напрягся от предвкушения и от покорности мальчика, и, все еще удерживая племянника на месте рукой, притянул лицо мальчика к своей промежности. и намазал его на свой член, но после этого, удивив гада и себя, наконец поднял пацана на ноги.
Он вложил кинжал в ножны и свободной рукой схватился за шею. Не держит, задыхается.
- Никогда не забывай, что бы ты сделал для своего глаза... И никогда не забывай... - Эйемонд приблизил свои губы к губам племянника. Горячие всхлипы выпячиваются на плоть. - Я освобождаю тебя. А теперь уходи, пока я не передумал и не разорил тебя.
Он отпустил мальчика, который, после доли секунды замешательства глядя в пустой взгляд дяди, побежал. И он побежал не в свои комнаты, а к своему дракону и в бурю, чтобы дать ему смыть себя с позора и пройти как можно больше миль между собой и зловонием унижения, наполнившим эту спальню и, казалось, до сих пор преследующим его. его в море.
Покои королевы находятся под покоями короля, то есть на этаже ниже. По крайней мере так в книжке было. Визя обмяк, слуга побежал вниз, в покои Алисенты.
Она их оставила. А Дерьмон украл для короны. Даже не мог палок на улице взять.
Наша жыруха такая жырная, чтобы пропихнуть ее в окно Овертона потребовался бульдозер!
Тот единственный раз, когда он в замке кого-то выеб, сразу же вырос в скандал. Поэтому чмойгон для своих анальных забав уходит в город. А вот когда не уходит и очко чешется, как раз они и пригаждаются
>Зачем ей спать с мужем в разных комнатах?
Чел, в то время у людей были свои собственные покои, где они спали одни
В книге и Дерьмон не пидорас и на стене нет рисунков камасутры.
«Ты проснулся», — слышит он сквозь оглушающий ветер.
К нему приходит холодное осознание, как будто пробуждение ото сна к кошмару. Люцерис не может дышать, задыхаясь от ужаса.
«Нет, — жалобно плачет он, — нет , пусть это не будет правдой, нет…»
Ужасные события возвращаются к нему вспышками. Он помнит, как покидал Штормовой Предел и Эймонд его преследовал, как хлестали ветер и вода. Он помнит свое бешено колотящееся сердце, свои бесполезные мольбы о пощаде. Он помнит предсмертный крик Арракса, когда Вхагар укусила его за шею. Он чувствует, как его желудок скручивает, едкий привкус желчи поднимается к горлу.
«Не волнуйся, — говорит Эймонд, — мы прибудем в Королевскую Гавань к восходу солнца».
Люцерис не может прочитать выражение его лица. Слепая сторона Эймонда обращена к нему. Он едва может разглядеть силуэт своего дяди на сиденье для верховой езды, рядом с которым он закреплен ( как животное, мертвая дичь ). Вода не дает ему даже увидеть облака вокруг себя. Его тело трясется. «Я должен был уйти, когда увидел Вхагар возле того замка», — с горечью думает он. Он должен был вернуться на Драконий Камень, поджав хвост. Он не лорд, не рыцарь.
— Почему ты не мог просто убить меня? — шепчет он. Он не ожидает, что Эймонд услышит. Это вопрос к богам.
Дядя все равно отвечает, сжимая в руках поводья.
— Я пока не хочу, чтобы ты покидал этот мир, племянник.
Люцерис закрывает глаза, в уголках появляются горячие слезы. Он молится, чтобы его поглотила вода.
Когда они прибывают в Красный замок, его тащат в Большой зал. Часть Люцериса все еще ожидает увидеть своего дедушку на Железном Троне. Вместо этого его встречает скучающий дядя Эйгон в короне Завоевателя. Алисента стоит слева от него, заламывая руки. Отто Хайтауэр справа от него, руки по бокам и непроницаемое выражение на его седом лице.
— Привет, маленький Люк, — растягивает Эйгон, уже пьяный, а может быть, все еще пьяный с прошлой ночи. — Как приятно снова тебя видеть.
«Боюсь, я не могу ответить тем же», — хрипит Люцерис.
Эймонд низко рычит рядом с ним. Эймонд предупредительно усилил хватку на плече Люцериса. Он не удостоил Люцериса взглядом с тех пор, как унес мальчика на Вхагар, как будто тот ничего не весил. Его щеки горели от воспоминаний. Его дядя умел заставить его чувствовать себя маленьким, незначительным. Слабым.
Эйгон улыбается. «Прошу прощения, племянник. У меня не было намерений ни для чего из этого. С последним вздохом мой отец назвал меня своим законным наследником. Я знаю, что Рейнира не может этого принять, но, возможно, теперь, когда её сын у нас."
Люцерис переводит взгляд с Эйгона на Алисенту, которая смотрит в пол так, словно тот готов поглотить ее целиком. Он вспоминает рассказы своей матери о ее юности, о юной девушке с каштановыми волосами и добрыми глазами. Это не та женщина, которую он видит перед собой сейчас.
«Ты напишешь принцессе, — говорит Отто, — мы не будем жестоки. Ты ведь принц. Мы обеспечим тебе обращение, соответствующее твоему положению. Ты попросишь её преклонить колено в обмен на твое, — он делает паузу на такт, на два, — безопасное возвращение.
«Этого никогда не случится», — утверждает Люцерис, отчаяние внутри него закипает, уступая место гневу. «Моя мать — настоящая наследница». Он многозначительно смотрит на Эйгона, наслаждаясь тем, как тот ерзает: «Возможно, ты узурпировал ее на день, но она придет за тем, что по праву принадлежит ей».
— Надеюсь, со зверем разобрались? — холодно спрашивает Отто у Эймонда, не обращая внимания на вспышку Люцериса.
— Не говори об Арраксе! — кричит он злобно. Он чувствует, как у него подкашиваются ноги, старается не заплакать при упоминании любимого дракона. Слышать, как о нем говорят, как будто он всего лишь инструмент, объект, который нужно выбросить, было больнее, чем что-либо еще, произнесенное в комнате ранее.
Эймонд держит его крепче, не дает упасть.
"Да."
"Хорошо. Очень хорошо. Вы можете отвести принца в его покои в Крепости Мейгора. Уведомите стражников, что он будет нуждаться в постоянном наблюдении. Он не может ни при каких обстоятельствах покидать свои покои, если только вы не сопровождаете его".
— Понятно, — отвечает он, кланяясь Эйгону после того, как его отпустили.
А затем Эймонд подхватывает его, неся на руках, как девушку, когда он выходит из Большого Зала. Люцерис слишком потрясен, чтобы среагировать, пока гигантские двери не захлопываются за ними.
«Поставь меня, — плюет он, — я могу ходить».
— Зачем? Чтобы твои жеребячьи ноги снова подгибались под тобой? — спрашивает Эймонд. Его единственный глаз смотрит на Люцериса, и он не может не заметить в нем дикое сияние, с которым он слишком хорошо знаком.
Люцерис издает недостойный писк, когда Эймонд поднимает его повыше. У Эймонда хватило наглости ухмыльнуться, и Люцерис почувствовал, что краснеет от смущения.
«Я вижу, ты совсем не изменился, — злобно говорит Люцерис, — ты все еще всего лишь жалкий второй сын, собака на побегушках у тех змей, которых ты называешь семьей».
Он хочет, чтобы слова ранили его, хотя бы немного. Молчание Эймонда подстегивает его.
«Это должно беспокоить тебя, не так ли? Это должно разъедать тебя изнутри, всегда уступая место этому отвратительному пьянице. То, что его снова и снова предпочитают тебе…»
«Я бы следил за твоими словами, чтобы ты не потерял язык, — шепчет Эймонд. — Да, мой беспутный брат получит корону. Но я получу кое-что поважнее. Чистый яд в его голосе, когда он ласкает щеку Люцериса свободной рукой, "Я получаю свою месть".
Люцерис извивается в его объятиях, отворачивается от нежного прикосновения Эймонда.
— Мм, — мычит Эймонд, хватая Люцериса за подбородок, не позволяя ему уйти от его проницательного взгляда. Он приближает их лица, его горячее дыхание обжигает губы Люцериса. Он тихо задыхается, внезапная близость удушает каким-то незнакомым образом, заставляя его желудок сжаться.
«Не бойся, маленький племянник. Никто не хочет твоей смерти. Даже кровь ублюдка, которая течет в твоих жилах, теперь не имеет значения. Важно только то, что ты ведешь себя хорошо и делаешь то, что тебе говорят».
Люцерис всхлипывает, чувствует, как его глаза слезятся, а в горле предательски комок. Боги будьте добры .
«Я ненавижу тебя», — говорит он, но в этих словах мало яда. Люцерис устал, борьба в нем ушла.
Арракс мертв. Он не более чем военная добыча. Его мать расплакалась бы, если бы могла свидетельствовать ему сейчас.
— У тебя нет сил на ненависть, Люк.
Люцерис корчится от этих слов, не может сдержать того, как прячет лицо в изгибе шеи дяди и вздрагивает. Пусть он это почувствует. Он не доставит ему удовольствия видеть , как он плачет.
Да ваш фансервисный сериал вообще калсралыч, рассчитанный на недалекую аудиторию. Чем ещё привлечь зрителя, если не феминистками, пидорами, деревянными членами в спальне и сценами родов.
>это Корлис!
>это хелейна!
Что дальше?
Но это не так. Его племянник совсем не спит, он сидит на своем читальном столе, свесив ноги, как скучающий ребенок.
«Ты летишь на Драконий Камень», — говорит он вместо приветствия, надменно и жестко.
Это не то, чего ожидал Эймонд.
«Да, — отвечает он, подходя к нему, — нам с твоей матерью нужно многое обсудить».
Он отскакивает и фыркает: «Ты еще больший идиот, чем я думал, если ты думаешь, что она не убьет тебя».
Эймонд почти смеется, качая головой: «Не убьет. Твоя мать - разумная женщина».
«А Деймон? Он бы отрубил тебе голову».
«Деймон делает все, что велит ему твоя мать». Заявление, с которым никто не может спорить. Он подходит еще ближе, пока не оказывается на расстоянии вытянутой руки от Люцерис, дразнит: «Ты желаешь мне смерти, племянник? Или волнуешься за меня?»
«Желаю», — криво говорит Люцерис, уже теряя хвастовство. «Разве не естественно для племянника желать смерти своему похитителю?»
Эймонд складывает руки за спиной. — Ты все еще считаешь себя пленником?
«Да, потому что так и есть. Отто и твоя мать сказали мне, что я буду взаперти с твоей сестрой и детьми, пока ты занимаешься войной».
«Здесь ты будешь в наибольшей безопасности».
— От чего именно? Люцерис приподнимает бровь, приближаясь к нему, в кои-то веки заполняя пространство Эймонда. — Ты собираешься убить мою мать, Эймонд?
"Нет. Я пока не намерен ничего делать, только говорить».
— Ты берешь Вхагар?
Сдержанное молчание Эймонда — достаточный ответ.
«Я не могу тебе поверить, — возмущается он, — эта штука убила множество людей и драконов, и все же ты берешь её к ним».
«Она будет служить только сдерживающим фактором».
Люцерис кусает нижнюю губу. Глаза Эймонда следуют за движением. Они розовые, прокушенные. — Тогда возьми меня с собой.
"Нет."
Люцерис переминается с ноги на ногу, терпение иссякает, бурлит, под поверхностью бушует истерика. «Если ты не возьмешь меня с собой, то я , — выдыхает он, — тогда я больше не лягу с тобой».
Эймонд молчит. Когда он произносит: «Почему нет?» это звучит жалко даже для его собственных ушей.
Недоверчивый смех, острые края, когда кинжал Люцериса проводит по его коже. Это ранит Эймонда точно так же. — Ты осмеливаешься спрашивать меня, почему?
"Я бы, как твой король."
«Ты взял бы меня силой? Как мой король?» — спрашивает Люцерис, его глаза горят яростью.
У Эймонда перехватывает дыхание от мысли, что он может быть способен на такие вещи. «Люцерис , — взывает он, — не может удержаться, приближаясь. Мотылек в пламя, неминуемая гибель.
«Тогда прикоснись ко мне, — хрипит он, — все, что хочешь. Почувствуй плоть, которую ты остыла от своих замыслов».
Люцерис хватает его за запястье, кладя руку на талию, отголосок того, как он прижимал пальцы Эймонда к своему горлу с безумием, которое оставило Эймонда пустым от тоски. "Я принадлежу тебе, не так ли? Твоя игрушка. Делай со мной, что хочешь, а когда закончишь, выбрось меня. Скорми меня Вхагар, пусть она сожжет и меня, как ты сжег всех тех людей. Как ты планируешь сжечь мою семью! "
«Да. Ты мой, — шепчет Эймонд, касаясь щеки Люцериса, — Как и я твой. Я скорее сожгу себя заживо, чем позволю причинить тебе вред. Почему ты так слеп к этому, дурак?»
«Нет, — качает головой Люцерис, тоже понижая голос, — ты мерзкий человек. Я почти забыл, как ты не способен заботиться ни о чем, кроме себя».
«Я забочусь о тебе, Люцерис, — говорит он, — веришь ты в это или нет, для меня не имеет значения».
— Пойми, почему я не могу верить ни одному твоему слову, — он смахивает руки Эймонда и отступает к стене. Расстояние между ними уже слишком велико для Эймонда, поэтому он следует за ним поближе, окружая его, заключая между руками, как будто они в каком-то дурацком танце. Он тяжело дышит, тяжело. Люцерис отворачивается, будто не может смотреть на него.
«Сначала ты чуть ли не заявляешь о своей любви ко мне, а на следующий ты узурпируешь трон моей матери. Только боги знают, что ты сделал с Эйгоном, своим братом, — выплевывает он слова, продолжает, — ты обманул меня ».
Эймонд мрачно усмехается, беря подбородок Люцериса между пальцами, заставляя его посмотреть ему в глаза. «Значит, ты меня не знаешь, — он соприкасается их носами, вдыхает воздух Люцериса, почти чувствует вкус меда на своем языке, — если ты считаешь, что я ни на что не способен , если ты рядом со мной».
Люцерис падает от его слов, измученный. Эймонд наполняется гордостью, наблюдая, как он смягчается, раскрывается перед ним, как цветок, наконец . — Но ты бросил меня, — слабо говорит он, — Ты оставил меня совсем одного.
«Да, — не отрицает он, — для меня это было такой же пыткой, как и для теб,. Слишком многое нужно было уладить, привести в порядок».
Люцерис кладет лоб на плечо Эймонда, уткнувшись в него носом. «Возьми меня с собой, — умоляет он, теперь уже тише, едва слышно, — возьми меня с собой на Драконий Камень, и мы вместе встретимся с моей матерью. Ты сказал, что хочешь, чтобы я был рядом с тобой. Докажи мне это, и все будь прощен».
— Иди, садись на кровать, — говорит ему Эймонд, отстраняясь от него с ощутимой неохотой. Люцерис, как ни странно, не сопротивляется. Эймонд наблюдает, как он усаживается на простыни и откидывается на подушки, прежде чем ответить.
«Ваша светлость, — приветствует его сир Аррик, держа коробку в руках и опустив глаза, как всегда послушный рыцарь, — предмет, который вы просили».
Эймонд откашливается, забирая у него коробку. «Я не думал, что это произойдет сегодня вечером».
— Хранители тоже так не думали, Ваша Светлость, но, похоже, кладка готова.
"Ммм."
После окончательного увольнения Эймонд приносит коробку внутрь. Он невзрачный и темный, с единственной серебряной защелкой размером с небольшой столик.
"Что это?" — спрашивает Люцерис у него за спиной, всегда любопытный даже во времена сильных эмоциональных потрясений.
Эймонд не отвечает, просто открывает его и любуется находящимся внутри предметом. Когда он поднимает его и поворачивается, Люцерис оказывается так близко, что Эймонд может разглядеть блестки золота в его глазах.
«Это от Дримфайр». Эймонд больше ничего не говорит, протягивая его Люцерису, чтобы тот посмотрел на него.
Люцерис смотрит на него, из него вырываются маленькие, короткие затяжки, как будто ему трудно дышать. Слезы скапливаются у него на глазах и текут по лицу хрустальными реками.
"Яйцо."
— Да, — Эймонд затаил дыхание. Делать это кажется греховным, и он задается вопросом, не совершил ли он ошибку, просчет.
Люцерис это тоже не упускает из виду. Конечно, это не так. Разорванный, окруженный, лицо кривое. Он протягивает дрожащую руку и гладит ее чешуйчатую бирюзовую поверхность. Это почтительно, хотя и немного робко, как будто он этого боится.
Момент тишины, который затянулся слишком долго, затем: «Для меня?» — шепчет он.
— Да, — вздыхает Эймонд, кладя руку поверх руки Люцериса. В одно мгновение сомнение исчезает, наблюдая, как глаза его племянника светятся водянистым восторгом. Люцерис издает дрожащий смех, выражение его глаз разбивает то маленькое сердце, которое Эймонд хранит в своей груди. Он полностью растопыривает на нем руки и растопыривает пальцы, чувствуя тепло того, что лежит внутри на его ладонях.
«Эймонд, — говорит он хрипло, так, что это уже кажется почти смехотворным, — как ты думаешь, он вылупится?»
" Да".
Он должен.
Когда они целуются, это легко. И хотя он колеблется, Люцерис позволяет это. С открытым ртом он позволяет Эймонду провести языком по острым зубам.
Колян готов упражняться вместе с этой красоткой
Ща Высокая Башня методичку выпустит, пока перекрывают говнофорсом и отрицанием
>отрицанием
>рыня не шлюхаа
>дерьмон не пидорас
>у черных нет жирух вы все врети
А может лучше накатить?
Жесть, как вы это рассмотрели? Я бы никогда не принял это за член, тем более деревянный, лол.
Черныши везде видят фаллические объекты и сразу думают, как их в анус себе запихать. Это черная база
Так с сегодняшнего дня единственный заднеприводный это Эйгон, причëм он себя ебëт. Т.е. нижний. Фуууууээ
Так зачем ему ходить в город, как ты сам выше написал, если он себя дилдаком долбит. Чёт ты тупенький какой-то
>Тяжелый день
Литералли каждый день существования соевых чернышей в этом треде.
Не трясись, только факты.
Сцен с димоном нет.
А Эйгон долбит себя в очко.
Сегодня Люцерис имел крайнюю наглость выбросить свой обед, оставшийся после полудня, из его окна прямо на мать Эймонда. Нарочно.
Люцерис выглядел испуганным, как олень, застрявший в капкане, и все же, когда Эймонд вошел в его спальню, он не шевельнулся, даже не отступил назад.
— Милорд Стронг, — поприветствовал его дядя.
Эймонд был в ярости в своей королевской славе. Длинные блестящие серебристые волосы, опасно сияющий фиолетовый глаз и постоянная ухмылка на лице, которое красиво расцвело с тех пор, как они виделись в последний раз.
Его дядя теперь был мужчиной, и это было видно по тому, как легко он снова держал Люка в своих руках, оба его запястья удерживались королем, пока он плевался ядом на этого человека.
«Ты гребаный грязный узурпатор, и ты все еще смеешь называть меня ублюдком после того, как моя мать так милостиво пощадила тебя и твоих!»
«Только попробуй, и моя мать перережет всех до единого в твоей гнилой линии Хайтауэров».
Эймонд двинулся к нему, а Люк, точно испуганный маленький оленёнок, попятился назад, пока его ноги не коснулись кровати.
— Повтори это еще раз, - подбрасывая в руках нож.
Люк остолбененел, его глаза бегали по всему лицу Эймонда, пока он, казалось, не нашел что-то внутри него или на лице своего противника, и встал на цыпочки, чтобы произнести следующие слова с той же презрительной ухмылкой.
«Моя мать перережет каждого из вас, ублюдков Хайтауэров, мать и малышку, если вы тронете хотя бы волосок с моей головы».
Эймонд не мог понять, как это произошло, но в одну секунду он ударил его, и коротышка оказался на полу. Люк, конечно, не был девицей в беде, и он пнул Эймонда по ногам, прежде чем атаковать его с боевым кличем.
Наступил хаос.
Эймонд ударил Люка, Люк попытался ударить его, но вместо этого был схвачен за волосы и врезан лицом в ковер.
Еще одна пощечина, но на этот раз он позаботился о том, чтобы удержать паршивца за волосы, чтобы тот не упал и не начал драку снова.
Люк поджал губы, и на секунду Эймонду показалось, что безрассудный идиот собирается плюнуть ему в лицо, но нет. Вместо этого его взгляд превратился в искорку в глазах, и он наклонился вперед настолько, насколько физически мог дышать прямо в рот мужчине, и снова заговорил.
«Черт возьми, попробуй».
Рот Люцериса был окровавлен, зубы слегка розовые, глаза дикие, волосы взлохмачены, кожа внезапно покрылась синяками. Он мог раздавить его, мог раздавить грудь паршивца, мог сделать что угодно.
Может быть, он потерял его до такой степени, что хихиканье Люка, когда он поставил мальчика на руки и колени, сделало его твердым, как камень. Он шлепнул его так сильно, что это эхом разнеслось по комнате, но сопляк застонал от этого, как матёрая шлюха, и Эймонд окончательно потерял рассудок.
В мгновение ока Люк был разложен на простынях, а Эймонд навис над ним, а младший принц агрессивно засунул руки под камзол короля и разорвал его. Не из тех, кого можно проиграть, особенно этому гребаному низкорослому, Эймонд одновременно разорвал на мальчике камзол и рубашку, тут же опустив руки и стянув с него штаны.
— Ты так сильно хочешь, чтобы тебя трахнули, да? Ты просто шлюха, подавляющая свои плотские желания, потому что стесняешься своей распутной матери?
«Я вырву твоё сердце, пока ты спишь, ты, чертов идиот», — был горячий ответ Люцериса, когда он наклонялся прямо под прикосновения Эймонда и наклонял голову, чтобы мужчине было легче целовать его шею и кусать. вниз на его плечо.
На столе рядом с кроватью Люка стоял пузырек с маслом, и оно пахло точно так же, как и его волосы. Эймонд капнул на пальцы, прежде чем ослабить один внутри мальчика, в то время как Люк жалобно хныкал.
Достаточно скоро он всунул четыре пальца, и Люк пускал слюни на простыни, одна сторона его лица была прижата к ним, когда он хватался за все, что мог найти в пределах досягаемости, в то время как его задница была поднята в воздух, чтобы Эймонд мог ею восхищаться.
Он продолжал сгибать пальцы, чтобы надавить на то, что, как он знал, заставило мальчика кричать, пока не показалось, что он был на грани, а затем снова отпустил, прежде чем повторить все сначала. Он сильно подозревал, что Люк собирается задушить его за это, но он не мог не быть загипнотизирован тем, как мальчик говорил и выглядел каждый раз, когда он был на грани освобождения, и это было отнято у него.
— Эймонд, Эймонд, блять, блять, перестань дразнить меня, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…
"Ты можешь это сделать. Еще один."
— Нет, нет, нет, я умру, я взорвусь, пожалуйста, Эймонд…
— Что скажешь, — начал он и понял, что это ужасно. «Я позволю тебе сделать это, только если я буду внутри тебя».
Люцерис заскулил, и это была чистая музыка для его ушей.
Люк выгнул спину, когда Эйемонд толкнулся внутрь него, потянулся к его руке, и Эймонд держал свою, заскулил, и Эймонд проглотил все это поцелуем.
«Давай, — простонал он, — двигайся, пожалуйста, двигайся, не дразни меня больше».
Они так перетряслись за перекатик Greenparty что круглые сутки дежурят как бы не отобрали перекат.
Не все составляющие черной б а з ы перечислил
Я к тому, что в замок приводить кого-то и долбить страпоном он не может. Для утех он сбегает (как и всё принцы). Так что дилдо для себя.
шизофрения итт, надо бы катнуть в следующий раз
Сцен с Эйгоном нет, он ебет служанок и бегает в город.
А вот с Дерьмасиком есть и уже отснятые и прописанные в сценарии. Плюс его странные предложения про флирт с Колем.
Ты столько знаешь о психологии людей, которые себя дилдаком долбят. Сразу видно настоящего черныша
Бежать в d и жалобы писать, чтоб тред удолили, мордочку сира чмони нафантазировали вообще?
Этот партак надо всем блэкцелам набивать, чтобы было проще их детектить и обоссывать.
>начала пить ОК
это ещё что такое? она транс переход планирует, потому что колясику мужчины нравятся?
Вот ещё немного чёрной базы
>мордочку сира чмони нафантазировали вообще
Да их и так просто детектить, отношение к Пиздыне - вот главный и самый простой маркер
А тут точно речь о человеке благородного происхождения, наследнике трона?
Каждому перекрывальщику подарок обещали
У него дилдо в комнате, приводить к себе он никого не может -> он ебëт себя в жопу.
>блэкцел опять объявил перемогу
А ведь верно в некоторых предыдущих тредах детектили половую принадлежность и национальность/политическую ориентацию чернышей
>Объявились даже те, кого несколько дней не было видно итт.
Твои голоса в голове ?
>165/50 чмоня сидит в проперженной хрущебе
>собирается кого-то обоссывать ирл
Да один сезон, ну или два. Порвались знатно конечно, это не шизовыдумки про говно, а штрихи к персонажу!
>ДА НЕ БОМБИТ У МЕНЯ, СМОТРИТЕ, Я ДАЖЕ СТИКЕР СО СМЕХОМ НАЦЕПИЛ
Помню где один черныш признался что он скакол и считает чёрных базовыми.
>он ебëт себя в жопу.
Очень яойно, напиши об этом фанфик как всегда.
Жду с интересом, к чему их хайвмайнд приведет, пока наблюдается некая разрозненность.
Мало того, что у них соя и жируни, так ещё и э т и?
А впрочем, чему удивляться, тв*ттер забит блэкцелами с украинскими флажками
Так ваша зелёная гвардия и напишет, главное сюда не тащи это, воздержись
Он чувствовал, как взгляд Эймонда устремлен на него, пока тяжелая корона поправлялась на его белокурой голове.
Ему хотелось повернуться и посмотреть на него, понять, гордость это или злоба в его глазах.
Смотрите, Кристон помог ему встать на ноги. Он не знал, что делать, Боже, что он мог отдать за чашу вина, чтобы все это закончилось.
Его внимание привлек поклонившийся ему Отто Хайтауэр, за которым последовала его мать. Затем сир Кристон, Хелейна и Эймонд.
Эймонд не поклонился.
Это был всего лишь кивок, и знания гордости своего брата для него было более чем достаточно.
«Приветствую его милость, Эйгон, второй в своем имени, король андалов, ройнаров и первых людей. Повелитель семи королевств и защитник королевства! Эйгон, король!»
Когда было объявлено о его новом титуле, он услышал аплодисменты в толпе. Он медленно обернулся, почти позабыв о том, что здесь так много людей.
Сотни людей, его подданных, хлопали ему и выкрикивали его имя.
Никто никогда не выкрикивал его имя, если не ругался, не обижался или в очень интимные моменты.
И это поразило его.
Он был королем.
Он исполнял свое предназначение.
Несмотря на то, что его отец когда-либо говорил, когда-либо думал.
Несмотря на Рейниру, несмотря на то, что весь гребаный мир думает, что он всего лишь алкоголик-неудачник.
Он повернулся, чтобы посмотреть на свою мать, которая плакала с улыбкой на лице и одобрительно кивала ему.
Затем он повернулся к Эймонду, единственному, чье мнение имело для него значение, встретившись с ним взглядом.
Выражение лица Эймонда было стоическим, непроницаемым. Он не двигался, просто смотрел на Эйгона, не моргая.
Эйгон почувствовал комок в животе, его улыбка померкла, он не понимал, почему его брат не рад такой ситуации.
Эйгон вопросительно покачал головой, словно спрашивая, что случилось.
Глаза Эйгона проследили за тем, как Эймонд медленно вышел из задней части септы, его белокурая голова затерялась в толпе.
Слезы наполнили его глаза гневом, он снова повернулся к обожающей толпе, чтобы снова получить это чувство абсолютной власти и обожания, его желудок скрутило, а сердце колотилось от гнева и страдания.
"Эймонд!" — закричал Эйгон, решимость в его тоне тоже удивила его самого.
Эймонд замер, подняв кулак в воздух, не отрывая взгляда от белого плаща, который вздохнул с облегчением, когда действие было прервано.
— Чем могу вам помочь, ваше высочество? — спокойно спросил Эймонд, не глядя на брата.
Эйгон открыл было рот, чтобы ответить, но заметил, что весь двор остановился, чтобы посмотреть на нового короля и его хлопоты.
«Мне нужно поговорить с тобой». Он откашлялся, почувствовав, что слова исходят из него не так смело, как раньше. "Это... это важное дело".
— Я полагаю, у вас есть десятки сверхквалифицированных лордов, которые будут заниматься вашими королевскими делами, ваше величество, — сказал он с легкой ухмылкой, которую мог заметить только Эйгон.
Эйгон почувствовал, как его щеки вспыхнули румянцем.
— Я… — начал он, затем понизил тон, чтобы его мог слышать только брат, и сделал шаг ближе. «Пожалуйста, Эймонд, мне нужно поговорить с тобой».
Эмонд теперь смотрел прямо на него тем непреклонным взглядом, от которого у Эйгона все внутри перевернулось.
Прежде чем его глаза снова наполнились слезами, Эйгон кинулся прочь, его губы дрожали, а лицо нахмурилось, и он быстро направился в свои покои.
.
Он захлопнул за собой дверь и прошел прямо к столу, где его ждал полный кувшин вина. Он налил себе стакан, его руки дрожали от гнева, так что перчатки промокли.
Он быстро выпил напиток, даже не наслаждаясь им, просто желая, чтобы знакомое кайф подействовало на него быстро и заставило его оцепенеть.
Он впервые увидел себя в короне завоевателя, и слезы текли по его щекам.
Он вздрогнул, услышав, как открылась дверь.
Эймонд убедился, что он закрыл и запер его, прежде чем повернуться к своему брату и медленно подойти к нему, встав прямо перед ним, всего в нескольких дюймах от него.
"Что это было?" — спокойно спросил Эймонд. Рот Эйгона открывался и закрывался, из него исходили неразличимые звуки.
Близость Эймонда и его безжалостный взгляд заставляли его кожу гореть, а сердце колотилось в груди.
— Пожалуйста… — всхлипнул Эйгон слабым голосом.
"Пожалуйста, останься", - сказал он с опухшими от слез глазами.
Он поднял взгляд, встретившись взглядом со своим братом, и тяжело вздохнул, чтобы найти в себе смелость продолжить свою речь.
«Ты… ты клялся, что будешь рядом со мной. Прошлой ночью. Но сегодня... ты не продемонстрировал это».
Его плечи тряслись от сдерживаемых рыданий, взгляды братьев становились слишком большими.
Он отпустил запястье и повернулся к столу, чтобы взять еще одну чашку вина.
Наливая его, он почувствовал, как руки Эймонда обхватили его грудь сзади, звук бьющегося стекла, когда ему пришлось поспешно удержаться на столе под весом брата.
"Глупый мальчик".
Слова, прошептанные ему на ухо, заставили колени Эйгона подкоситься, когда стон сорвался с его губ, чувствуя губы Эймонда на своей шее.
«Видеть, как все эти люди болеют за тебя, видеть тебя во всей красе», — прорычал Эймонд, когда начал раздевать его, разрывая ткань, его губы так и не разорвали кожу Эйгона.
«Видя, какая ты красивый и царственный», продолжил он, бросая тунику Эйгона на пол и стягивая его трусы, освобождая полностью возбужденный член.
Эйгон вздрогнул от ощущения кожаной куртки Эймонда на своей обнаженной коже, скуля и чувствуя себя запертым между теплым телом брата и холодным каменным столом.
Он почувствовал, как его схватили за челюсть, а лицо так оживилось, что он посмотрел в зеркало.
Вот он, совершенно голый, если не считать короны на голове, Эймонд смотрит прямо на него через плечо, одной рукой держа его за челюсть, а другой обвивая талию, удерживая его ближе.
— Посмотри на себя, —
промурлыкал Эймонд, его рука медленно скользила по животу Эйгона, обхватывая подтекающий член своей теплой большой рукой.
Эйгон ахнул, его глаза закатились от прикосновения.
«Сколько людей захотят трахнуть тебя теперь, когда они увидели тебя таким, какой ты есть на самом деле?».
Он двигал бедрами так, чтобы Эйгон мог чувствовать, как его возбужденный член трется о его задницу, а его рука медленно двигалась по члену Эйгона.
— Нет… брат… Клянусь… — пробормотал Эйгон. "Пожалуйста..".
Он хотел заговорить, сказать ему, как он был не прав, но прикосновение Эймонда лишило его возможности мыслить связно.
Эймонд толкнул Эйгона на стол, вес младшего брата придавил его рукой, внезапный холод мраморного стола на его раскрасневшейся коже заставил его зашипеть.
«Сколько времени тебе понадобится, прежде чем ты найдешь себе еще один член?».
Он услышал, как Эймонд расстегнул свою одежду, и звук его ремней ударил по полу.
Эймонд сплюнул ему в руку и без предупреждения и подготовки прижался к входу Эйгона, толкаясь внутрь него, пока его бедра не коснулись бедер Эйгона.
— Как скоро ты меня забудешь?
— Эймонд… Бля… — взвыл Эйегон, непристойный стон сопровождал каждый жесткий толчок Эймонда.
Он был благодарен, что все еще был довольно расстроен вчерашним вечером, но он мог поклясться, что гнев сделал член Эймонда более твердым, чем когда-либо, заполняя его таким совершенным, болезненным способом.
Эймонд схватил себя за волосы и дернул головой вверх и назад, внезапный укол заставил его задохнуться и закричать от удовольствия.
Он открыл глаза и увидел отражение собственного разинутого рта, залитого слезами раскрасневшегося лица, короны все еще на голове, и Эймонда, смотрящего прямо на него с выражением лица дикого животного, смотрящего на свою молитву с выбитыми зубами. в рычании и его длинных волосах, шевелящихся элегантным потоком с каждым толчком, который он делал.
Этого взгляда было достаточно, чтобы Эйгон сошел с ума, кончая своим членом, все еще зажатым между ним и столом.
«Эймонд.. Я… я твой.. Я только твой.. Клянусь…» -
воскликнул Эйгон, когда его оргазм взял верх, чувствуя, как брат трахает его еще сильнее.
Справедливости ради, гринцелы не побежали модеру стучать, как черночмоньки. Вот и делай выводы
Тут за два треда горстка постов про эти несчастные дилдаки, с Вайсом говнофорсом не сравнить.
Такой красивый кадр. Рыня представила, какого было бы жить просто тяночкой наемника, но не смогла принять такую жизнь
Ну да, быть шлюхой стражников и подстилкой гея негра конечно заманчивее.
Опять блэкцелы в штаны насрали? Там же не говорилось о стороне, а том что мы щитпостим, занимаемся нерелейтед хуйней и что мы вообще дебилы и нас нахуй снести нужно. Я вам говорю, это какой-то кольцедаун обиженный. Он подобные предъявы начал постить как раз после того, как блекцелы крайний тред перекатили. Им и так неприятно было, что у нас перекатов больше, чем у них постов в треде, а это видимо последней каплей стало.
Что предложите делать?
>как блэкцелы крайний тред перекатили
Кольцетред я имел ввиду
>исключительно с зелеными персонажами
>черныши утверждают, что гомопостер не один из них
It's all so tiresome
А на что тут стучать? Это обсуждение сериала. Только факты. Мы ж не пишем по 100 постов о том, что алисента ест говно.
Он просто коллекционер, хобби у человека такое. Хелейна жуков, Эйгон дилдаков, ну
>исключительно с зелеными персонажами
>черныши утверждают, что гомопостер не один из них
Ну во первых ты дебил, потому что читаешь это. А во вторых, на ноль дельшь. Судя по прикрепляемым пикчам, там большинство про доминацию Эдика над Люком
Так, стоп, Пестряк вроде за зелёных, от чего черночмоньки в комментах у него периодически забавно рвонькают. Они что ли потом и сюда срать прибегают?
Да, гринцеложирухи читают, не мешай им.
чувство, что только я репорчу эти фанфики
Черные принесли в тред зелёную жируху из ВК. Гринцел бежит пошел копаться в этом говне, пытаясь перефорсить. Ебало?
Если ты не читаешь то как ты понимаешь что это гомофанфики и их надо репортить?
>Тупой блэкцел забыл кто самый первый принес ебала жирушной фанбазы черных
Какие ж вы жалкие подражатели и перефорсеры, в вашей фанбазе анимешники-пидерасты и яойшицы.
обожаю их
ставят на место черных лицемеров
Какие репорты, фанфики это база треда, войдут в анналы истории наравне с говнофорсом.
>копиум блэкцелки
Если начать ваш ебать вашей же фанбазой, вы подорветесь на 500 репортов, соевички.
>лицемеры
>ставят на место лицемеров
Борьба была равна, получается.
Если эйгон воспитывался такими "гобеленами" - ничего удивительного нет
Колян вообще охотник на геев, и Лейнору по ебалу приложил, и с дружком его разобрался, и Дерьмоном на турнире дважды вытер пол
>>2992920
Черныши, когда видят пасту сразу представляют, что это гомофанфик.
Когда видят елдак, сразу представляют, как будут его в себя пихать
Алисента пошутил, что сир Лейнор-то пидорок с педофильскими наклонностями, а Колян посмеялся
Там где Рейнира говорила, что она вышла прогуляться и ей не спалось))))) Поэтому она не знает где Лейнор)))))
Ещё он трясущегося деда успокоил
А вот и ебало человека, которому надо вдумчиво прочитать вкуснятину под гомопикчей, чтобы опознать в ней гомофанфик.
Так пасты это рили гомофанфики.
А Эйгон действительно теребит очко.
Только не плачь.
Иными словами, Колян слишком альфа даже для патриархального Вестероса, именно поэтому сою везде так от него корежит
>>2992936
Базовый приклад
Дорнийский бычок-осеменитель еще и двух таргошлюх ебал.
Да, от него тряска больше чем от Жоффрея ну или примерно одинаково. Хотя его количество времени на экране было совсем небольшим. Но подорвал пердаки он конечно знатно.
Особенно за спойлед кант.
>Только не плачь
Но я же не черночмонька, которая бежит стучать модератору, когда его любимого персонажа в треде обижают
Так кто там что теребит?
Я вот никого не могу припомнить...
>кто бы себя ебал в очко?
>вырезанная сцена
Это уже которая попытка? Раз 10 уже постили.
Он чувствует, как его щеки краснеют.
Когда Эймонд хватает его за горло, он стонет.
Эймонд ведет его в свою спальню. Эйгон не может вспомнить, когда они в последний раз были в комнатах друг друга вот так, просто для компании и без удушающей обиды, накопившейся между ними за эти годы. Было время, когда все трое забирались в кровати друг к другу, по ночам, когда летние бури окутывали замок, а дверь Матери оставалась закрытой. Тогда, конечно, было иначе, только невинная потребность в утешении и тепле.
Эйгон позволяет своей рубашке упасть на пол. Он чувствует лихорадку под взглядом Эймонда, непрекращающийся зуд глубоко в костях.
"Иди сюда." Его брат бездельничает на кровати, все еще одетый, с диким блеском в глазах. Эйгон идет, послушно подползает к нему, как наемная шлюха, жаждущая угодить знатному клиенту. Эймонд грубо схватил его за волосы, заставляя сесть к себе на колени. Жжение на его голове посылает волны удовольствия в его желудок. Ему должно быть стыдно из-за того, что его младший брат так обращается с ним, должен быть тем, кто приказывает ему, но разум Эйгона никогда не чувствовал себя более ясным, а обещание секса — таким дразнящим.
Поцелуй состоит из зубов и языка; сначала больше крови и гнева, чем удовольствия, но когда Эймонд понимает, что не борется с ним за контроль, его движения смягчаются. Эйгон скулит в рот, высокий, нуждающийся звук, и чувствует, как брат сжимает его волосы. Кожа его штанов кажется грубой на обнаженной коже Эйгона, и он втирается в нее, касаясь все еще зажатого тела Эймонда.
Эймонд отстраняется, чтобы быстро расправиться со своей рубашкой, и вместо этого Эйгон прижимается ртом к ключице брата, чувствуя на языке пот и драконий огонь. «Трахни меня», — шепчет он ему в кожу. «Сделай меня своим, заставь все это уйти». Эймонд замирает. Он подводит Эйгона к себе на уровень глаз, позволяя словам давить на них обоих. Затем, с неистовством, не уступающим Эйгону, он переворачивает его на живот и прижимается к нему всем телом. Эйгон смеется, уткнувшись в матрац, чувствуя себя почти сумасшедшим из-за всего этого – обнаженная кожа Эймонда, прижимающаяся к его спине, твердая твердость его члена, руки, удерживающие его.
«Я должен взять тебя вот так, точно так же, как ты делаешь со своими шлюхами и слугами, которые не могут бегать достаточно быстро», — растягивает Эймонд. — Безо всякого облегчения, без заботы о своих чувствах и удовольствиях. Тебе бы этого хотелось, брат? Хотел бы ты, чтобы с тобой обращались как с обыкновенной шлюхой, мой король? Его слова посылают в член Эйгона заряд раскаленного добела удовольствия, и он падает на кровать. Он чувствует себя беспомощным, придавленным вот так, преимущество Эймонда в росте и мускулах очевидно для них обоих. Эйгон, вероятно, все еще мог бы отбиться от него, мог бы найти слова, которые пронзили бы его твердую внешность и причинили бы ему боль, могли бы заставить его покинуть эту встречу, поджав хвост между ног. Но он не хочет.
Поэтому, когда он чувствует, как Эймонд расшнуровывает штаны за его спиной, он прижимается к нему, чувствуя тепло своего члена на своей заднице.
Эймонд принимает его именно так, готовя только смазанными слюной пальцами. Это больно, но это хорошая боль, размышляет Эйгон, как он и думал. Эйгон ненадолго задается вопросом, кто научил его этому — он никогда не видел, чтобы его брат посещал увеселительные заведения так, как он, — но затем Эймонд задевает пятно, от которого он белеет.
"Ой! Эймонд, это… Его слова прерывает стон, который он подавляет собственной рукой. «Боги, не останавливайтесь, не смей останавливаться». Он смущен, слаб , но, кажется, не может удержаться от мольбы. Он слышит ухмылку в голосе Эймонда. «Я мог бы заставить тебя кончить прямо сейчас». вот так, — мурлычет он, прижимаясь к спине Эйгона, скручивает пальцы и кусает Эйгона за плечо, до крови.
Когда Эймонд вводит в него свой член, Эйгон стискивает зубы. Его брат тяжело дышит ему в затылок, одной рукой он держит Эйгона за талию, а другой опирается на матрас. Он начинает толкаться, и Эйгон взвизгивает — он грубо сжимает себя за талию так сильно, что может остаться синяк, и даже не удосуживается ходить, чтобы Эйгон успокоился. Это хорошо, лучше, чем что-либо, что Эйгон сделал или сделал ему, удовольствие огибает край боли, его рот открыт и задыхается на простынях. Он чувствует, как длинные волосы Эймонда рассыпаются вокруг него, когда он еще сильнее прижимает Эйгона к кровати.
Эйгон хочет снова забраться к нему на колени, опуститься на его член, заставить его видеть, чувствовать и думать только о нем. При этой мысли он сжимает себя ладонью, и Эймонд усмехается.
— Я бы отдал корону и тебе, братишка, если бы мог, — выдыхает Эйгон, вставая на четвереньки. — Ты мог бы иметь нас обоих. Я и Хелейна. Один для наследников маленьких драконов… — он подползает к Эймонду, — и один для этого. Он обвивает руками шею брата и садится. Он чувствует свою длину сквозь кожу: думает о том, чтобы прикоснуться к нему ртом, надавить, пока не начнет дышать. Эймонд холодно смотрит на него. — Ты действительно не что иное, как избалованный маленький принц, Эйгон Узурпатор.
>отснятая сцена, которая будет в допматериалах зимой
>какая-то лежащая на столе хуйня, которую черныши сразу примеряют на свои жеппы
Я кстати прочитал коммент что на фото не дилдаки, а макеты штормового предела и кости дракона, ибо нахуя там череп лежит.
Но конечно испорченный разум блэкцелов будет цепляться за любую пошлость и гадость.
>это не дилдак, это прост продолговатый предмет невыясненного назначения
Штош
Вот за забытых базовичков с Утеса даже неловко
Ты тоже, когда видишь дилдак, сразу думаешь как бы его в своём воровском кармане спрятать?
У него хейтеров больше чем у Дыни. Самый соевый персонаж это Арья, Тирион и Дыня.
This is what a king should look like
Слышал ужасные слухи о засевшем в красном замке содомите. Мне сообщили, его зовут Эйгон и он считает себя достойным трона. Однако, при этом он... он стать в себя... Простите мне мою грубость, дилдо. Должен успокоить вас, мои подданные. Корона осуждает эту греховность. Монарх должен нести своë бремя достойно, поддерживать дух и тело в чистоте и я торжественно обещаю вам это.
Сразу видно ход мыслей тестостеронового мужика. Не то что жирушные фанаты Срыни и Митяя
Ну тут можно только переделывать мем про "общеизвестные факты" и мысли о хуях
А людей предупреждали, что фажество по Димону и его шлюхе до добра не доведет
Да, не первый раз вижу как он базированно комментирует. И по фото такой зрелый накаченный дядька.
а как же....
Жомофаг в очередной раз восхищается телом мужчины, прям как его кумир
Ты что несёшь, малой?
Сир Илин, заприте брата в комнате. Сегодня я его не казню, но яиц его кот, сир Чмоня, сегодня лишится
>почему ты говоришь "тоже"?
Форсер от чернышей мечтает в себя что-то запихать, вот и подумал, что у вас все такие
>вреееетиииии
Лолд, гринцелик, это макет чего?
>отметил что человек занимается спортом
>ряя гомо
Как же вы заебали, жирнухи.
А теперь посмотрим на типичную фанатку Димона
Ты тоже не предполагаешь опции, что елдаком можно кого-то ебать, а не только себя самого?
Это не дилдо, а макеты Штормового Предела. Пока Эймонд учил философию и историю, Эйгон изучал архитектуру и культуру Вестероса (передай это всем остальным, то что в скобочках удали)
- Алис, ты зачем вырядилась ?
Это кость дракона рядом с черепом который ты обрезаешь на фото, глупый черныш.
Патриархальная база, как цветок, пробьется даже через толщу кринжа в соево-сельдевых паблосах
почему блэкцел считает, что это обязательно нужно пихать в себя?
Хорошая попытка перекрытия, но не сегодня. Он то гринцелик
Чëт аж кекнул. А почему они разного цвета и что это за кости такой странной формы?
Всё так.
Пусть у наших базированных натуралов мало или нет лайков, но их база живет и всегда будет иметь последователей.
Черныш, запомни, вот эти штуки с картинки можно не только в себя пихать, тебя в магазине обманули
Каким образом? Это замок. К шлюхам выходить надо самому, что он и делал.
Кости бывают разных оттенков, на том что темнее вообще непонятно какой формы.
Он был прав: шлюха — слишком ласковое слово для его брата. — Иди и будь со своей женой.
— То, что ты сказал ранее, Эймонд, я…
"Что я сказал?" — прерывает он, впиваясь в слова зубами. — Что тебе следовало бы родиться с пиздой?
Черт бы его побрал . "Да".
Эймонд наклоняется ближе, прижимая кинжал к горлу брата, а свой член к руке брата. — Ты избалованная маленькая шлюшка. Бродить по замку, ожидая, пока кто-нибудь загонит тебя в угол и возьмет, как женщину.
— Не «кто-то» , а только ты.
«Шлюха».
— Тогда можешь попользовать меня.
Эйгон улыбается, как сумасшедший.
— Если ты не хочешь трахнуть меня, — выдыхает он, кровь затекает в щели между его зубами, — просто убей меня, блядь.
Прежде чем он успевает все обдумать, прежде чем он успевает остановить себя, Эймонд спешивается с братом и ставит его на колени. Эйгон смеется с придыханием, когда его швыряют в сетку. Каменный пол болезненно царапает его колени, но, во всяком случае, от этого становится лучше.
— Бля, — хнычет он, тянясь ладонью к собственному члену. — О, черт , Эймонд…
— Перестань жеманничать, — командует Эймонд, оценивая его приближение. Он надеется, что дрожь в его голосе не слышна.
Эйгон… мягкий. Без шрамов, без мускулов. Все гладкие, закругленные края и пространство бледной кожи. Как женщина. Он разжиреет, смутно думает Эймонд. Эйгон явно использовал что-то, чтобы смазать себя, и, вероятно, слишком много. Просто копирует его шлюх. Эймонд испытывает какую-то извращенную гордость от осознания этого: он сказал Эйгону, что ему следовало бы родиться с пиздой, и Эйгон сделал ее для него. Промокший и готовый взять его.
— О, просто дай сюда, — нетерпеливо выдыхает Эйгон, протягивая руку между ног.
Эймонд шлепает его по руке. «Не трогай меня».
Эйгон снова кладет руку на подушки, расстроенный. — Я должен был догадаться, что ты будешь трахаться как служанка. Боги добры, Эйемонд, если ты не… Ах !
Блядь. Он нашел свою метку. Был ли он когда-либо. С низким рокочущим звуком из глубины груди Эймонд пробирается внутрь.. Он преодолевает сопротивление, не заботясь об удовольствии или комфорте Эйгона, заявляя о себе. Завоевывая его.
Идеально .
— Что ты мне сказал? — насмехается Эймонд, уже запыхавшись.
— Будь ты проклят, Эймонд.
Комната кружится, и теперь у Эйгона что-то подташнивает, вероятно, вызванное болью. Рот отвис, на лбу выступили капельки пота, он прижимается щекой к подушкам и надеется, что это пройдет. Он чувствует, как пульсирует вокруг члена Эймонда, чувствует, как его тело борется за каждый новый дюйм.
Эймонд кладет руки на скамью по обе стороны от талии брата и делает несколько экспериментальных толчков бедрами. С каждым разом он въезжает немного глубже. А потом он должен во что-нибудь попасть, потому что Эйгон взвизгивает
Все, чему Эймонда когда-либо учили, говорит ему остановиться и проверить своего брата. Убедитесь, что он не ранен. Но дракон внутри него хочет снова услышать этот звук.
— Нет, это было у тебя, — выдавливает Эйгон почти в бреду. "Сделай это снова."
Эймонд дает ему еще один толчок, и его брат корчится . Он толкает свою задницу обратно в него, царапая подушки.
«Черт, вот и все. Вот оно, оно у тебя… Эйгон протягивает руку, пытаясь схватить Эймонда за бедра.
— Я же сказал тебе, блядь, не трогать меня, — рявкает Эймонд, беря его за запястья и крепко прижимая руки к его голове. Это движение толкает его член еще глубже, и Эйгон вскрикивает. «Не двигайся».
Он трахается как девственник – глубоко, быстро и без изящества. Нетерпеливый, ничего не дающий, берущий все . Но он молчит. По какой-то причине Эйгон не ожидал, что он будет молчать. Он ненавидит это.
— Черт, — выдыхает Эйгон, и его голова начинает стучать о спинку дивана от абсолютной жестокости. « Говори».
— Будь у богов хоть какая-то справедливость, железный трон был бы моим. — Имя Завоевателя потрачено впустую.
Шлепок кожи о кожу, хлюпанье оглушительно в тихой комнате. Слишком реально, слишком извращенно. Голова кружится от буйной фантазии. — Если бы я был королем, я бы взял вас обоих в жены. Тебя и Хелейну.
Еще один жалкий стон.
— Не угодно ли это вашей милости?
— Завоеватель взял своих сестер в жёны, — выдыхает Эймонд. «Одну по долгу, а другую просто потому, что захотел».
«Больше никакой громоздкой короны, которая тяготит твою красивую шею», — говорит Эймонд. Он делает выпад вперед, обхватив рукой горло Эйгона, запрокидывает голову назад, чтобы прошептать ему на ухо. «Нет тяжелого бремени ожидания; твоя единственная обязанность — раздвинуть ноги, чтобы я мог оплодотворить тебя. Ты— полный— наследников . Он откидывается назад и крепко прижимаеь Эйгона к своей груди.
Звук, который издает Эйгон, грязный. Внезапно Эймонд останавливается. Он замирает, держа своего брата в воздухе, насаженного на его член. Эйгон взвизгивает, когда чувствует, как он дергается глубоко в животе.
— А -Эймонд , — хнычет он, изо всех сил пытаясь встать на ноги. Он тянется назад, зарываясь руками в волосы брата.
— Возможно, я бы вернулся с битвы и нашел тебя прямо здесь, — шепчет Эймонд, беря его за подбородок и заставляя смотреть на кровать в другом конце комнаты. «Только там. Не более чем мокрая и ждущая сука, готовая принять мое семя. Да, это место для тебя, принцесса.
Эйгон изо всех сил пытается повернуть голову с открытым ртом, пытаясь поймать губы брата.
— Я не хочу тебя целовать, — усмехается Эймонд, снова толкая его обратно на скамью.
— Колени болят, — ноет Эйгон. И это не ложь — он чувствует, как они начинают кровоточить. «Нужно двигаться».
Эймонд не дает ему пощады, туже затягивая порванную рубашку. — Мне плевать на твои колени.
— Я сказал, что мне нужно двигаться! — кричит он, ударяя брата локтем по ребрам.
— Не смотри на меня, блять, — командует Эймонд, ладонью щеку Эйгона и наклоняя его голову в сторону.
— Положи мою ногу себе на плечо, — парирует он.
Эймонд разочарованно рычит, опуская одно колено на скамью и зацепляя лодыжку Эйгона за свое плечо. Он начинает уходить влево, и у Эймонда нет другого выбора, кроме как следовать за ним. Одной рукой он держится за подлокотник над головой брата, а другой обхватывает край спинки. Держит его в клетке. Эйгон начинает тянуть свой собственный член, в соответствии с заданным ритмом, который постоянно вонзает его костяшки пальцев в живот Эймонда. Эймонд пытается уклониться от него, но выхода нет.
Кроме того, его ритм начинает становиться неустойчивым. Менее размеренный. С каждым толчком удовольствие поднимается все выше и выше, он чувствует, как его ноги начинают трястись, ступни немеют. Это горячая проволока, натянутая между его животом и позвоночником, скручивающаяся все туже и туже.
А затем реальность неожиданно и нежелательно возвращается, когда он смотрит вниз и видит красный, измученный член его брата.
«Какая тебе от него польза, — усмехается он, — Ты даже не стал отцом собственных наследников»
— О, черт… — бормочет Эйгон, в голове у него стучит кровь. «Черт возьми… Эймонд… »
Проволока рвется, и все напряжение в груди Эймонда спадает прежде, чем он успевает его остановить. Его бедра заикаются, горло сжимается от невысказанных слов, и он изливается на своего брата. Он толкается в такт с каждым рывком, загоняя семя глубже, как будто это может занять много времени, если он сделает это правильно. Он отдаленно осознает, что Эйгон издает какой-то шум, пульсируя вокруг него, выдаивая его досуха. Он корчится, как насекомое, и когда он хлопает Эймонда по бедру и прижимает его к себе, он слишком охвачен пламенем собственного оргазма, чтобы его остановить.
Эйгон шатается, застряв в этом странном положении.
>Алисента не шлюха
В отличие от Срыни. Я про эту шлюху
Бедный Ларис. Был влюблен в королеву без шанса на взаимность. Второй сын не первого дома. Дошел до того, что приходит в покои королевы, когда хочет, чтобы та показала ему, что он хочет.
Зайди к нему на страницу и увидишь что любимая сцена этого додика именно Гниющий чмоня визерис и Дерьмасик подающий корону. Гифка с Алисентой ничего не значит. Я тоже могу стикер с Дерьмоном прилепить, это не делает меня блэкцелом. А эти картинки про законченного психопата выдают в нем исключительно фаната плохиша Мошенника.
И где ты там выводы сделал, что он их в себя пихает. Опять проецируешь?
Ну конечно, он просто возле кровати их держит. Один поменьше, другой по больше, не стоят где-то в шкафу за стеклом, а валяются в беспорядке. Но это не то, что всё подумали!
Вообще похуй, Эйгон мужик и будущий король, может жить в свое удовольствие как хочет, Вестеросская база позволяет
А вот Рыня, будучи сельдью, мало того что является шлюхой, так ещё и пихает за собой на трон наебышей, что является полной антибазой и демонтажем всего имущественного положняка в стране
Интересно, этот актер сыграл сам себя, или это гениальное перевоплощения а-ля Хоаким Феникс? Реально криповый парниша получился.
Долбить себя дилдаком - это гринцелобаза. Так и запишем.
Плюс Эйгона в том что он своих наебышей бастардов и всякую грязь оставляет в блошином конце, а не тащит на трон.
>любимая сцена этого додика именно Гниющий чмоня визерис и Дерьмасик подающий корону
Блять, пиздец, более мерисьюшной, out of character, слюняво-слезодавильной сцены представить невозможно, любого, кто считает ее лучше коронации Эйгона/ужина в 8 эпизоде можно отправлять на лоботомию, общество ничего ценного не потеряет
Мне кажется, из Хоакина Феникса вышел бы отличный книжный Ларис
А вот что за гифка была на посте, даже не Алисента, а черная свинобаза. В очередной раз блэкцелы потерпели поражение.
Так джейкерис лучше эйгона во всех отношениях, почему ей не тащить его?
С Железного трона, к которому он привязан, Эйгону хорошо виден королевский зал. Комната пуста, если не считать самого Эйгона и двоих перед ним. Весь день в комнате кипела жизнь, толпы лордов, дам и низших членов двора прибывали сотнями, чтобы отдать дань уважения своему новому королю, когда он правил двором.
Если бы только его верные подданные могли видеть его сейчас.
Обнаженный, его член напрягся в животе и уже истекал, его запястья привязаны веревкой по обе стороны от трона. Его лодыжки так же застегнуты, что вынуждает его раздвигать ноги, выставляя себя напоказ, как шлюху.
И его глаза упивались зрелищем перед ним.
Его леди-жена распласталась на полу. Ее юбки приподняты вокруг бедер, но ее скромность несколько сохраняется за счет того, что верхняя половина ее платья покрывает остальную часть ее тела.
— Эймонд, — говорит она с ошеломленной улыбкой на лице. Он склоняется над ней и жадно целует, одной рукой собственнически сжимая ее все еще прикрытые соски, а другой нащупывая путь к ее заднице. Ее собственные руки с любовью цепляются за его лицо, благоговейно проводя по его шраму. Эймонд что-то шепчет ей, и она с готовностью кивает и поднимает руки, чтобы он мог стянуть с нее платье, обнажая ее милое тело перед его голодным взглядом.
Всем, кто смотрит, до боли ясно, что он полностью контролирует их маленькие игры, будь то Хелейна или Эйгон, с которыми он играет.
Эймонд — король.
Эйгон - фарс.
Сама мысль только заставляет его член болеть сильнее.
Эймонд что-то бормочет Хелейне в горло, слишком тихо, чтобы Эйгон услышал, несмотря на все его усилия. Кивок Хелейны в знак согласия сочетается с улыбкой, а в сочетании с новой позицией, которую она принимает на четвереньках, становится ясно, каким было предложение Эймонда, прошептанное шепотом.
Эйгон опасается, что сойдет с ума, если ему придется смотреть, как Эймонд трахает Хелейну. Он больше не может с этим справляться. Он должен знать лучше, чем умолять, не подчиняться прямым приказам Эймонда о молчаливом соблюдении, но он не может с собой поделать.
— Эймонд, — хрипит он. — Хелейна, пожалуйста.
Эймонд поворачивается к нему с блеском в глазах. — Король Эйгон, — воркует он. «Тебе одиноко на троне? Разве это не в твоем вкусе?
Эйгон не может сдержать стон. В каком-то отдаленном уголке своего разума он знает, что звучит как избалованный ребенок, но не может заставить себя заботиться. Ему нужны они, нужны сейчас.
— Пожалуйста, — стонет он, толкаясь в пустоту настолько, насколько позволяют его путы. Это не приносит облегчения его члену, но он знает, что Эймонд получает удовольствие, видя его в таком отчаянии.
Эймонд какое-то время смотрит на него, и улыбка, расплывающаяся по его лицу, совершенно коварна.
«Как волнующе, — говорит он Хелейне, даже прижимая руку к ее пояснице, чтобы опустить ее на пол, — видеть, как твой король так сладко умоляет тебя».
Эйгон почти всхлипывает, когда понимает, что сегодня не получит член Эймонда. Один только его вид, вытащенный из штанов, которые Эймонд все еще носит, даже когда его возлюбленные совершенно обнажены, почти заставляет его пускать слюни, как у дикого зверя. Эймонд покрывает его соками промокшей Хелейны, и Эйгон не может сдержать свой распутный стон.
Звуки секса, которые резонируют в комнате, когда Эймонд берет Хелену - ее тихие крики, едва приглушенные сгибом локтя, где она прячет лицо, звериное ворчание Эймонда и грубые шлепки кожи о кожу - слишком много.
— Эймонд, — умоляет он, по его лицу текут слезы.
Эймонд ловит взгляд Эйгона, его сапфировый глаз блестит в лучах лунного света, проникающего в комнату, и каким-то образом Эйгон знает, что он собирается сказать, еще до того, как слова сложится у него на языке.
— Пойдем, мой король, — приказывает он, и Эйгон повинуется.
——
Эйгон думает, что он, возможно, потерял сознание, потому что следующее, что он осознает, это Эймонд, пронзающий кинжалом веревочные перевязки. Семя Эйгона сохнет у него на животе, то самое семя, которое он пролил без малейшего прикосновения.
Он краснеет, просто думая об этом.
Хелейна прижимается к боку Эймонда, ее влагалище представляет собой мокрое месиво от ее собственных соков и семени Эймонда, стекающего между ее бедер.
Развратная и пропитанная наслаждением, но Эйгон никогда не находил ее прекраснее.
— Как ты себя чувствуешь, — мягко спрашивает Эймонд, благоговейно целуя его покрасневшие запястья.
— Лучше, чем когда-либо раньше, — искренне отвечает Эйгон. — Но больно.
— Неудивительно, — поддразнивает Хелейна, — ты чуть не оторвал себе руки.
Эйгон фыркает, но в этом нет настоящей боли, и он лишь нерешительно протестует, когда Эймонд подхватывает его на руки.
— У тебя все болит, ты не пойдешь своими ногами, — решительно говорит Эймонд, его тон почти не оставляет места для возражений.
Хелейна снова хихикает и идет впереди, подскакивая. Она всегда была склонна к странностям и тайнам, и в молодости обнаружила все различные секретные проходы по всему замку, и поэтому точно знает, как добраться до их комнаты, не рискуя быть замеченной кем-либо.
Эйгон наполовину дремлет на руках у Эймонда, пока они идут, и лишь частично осознает, что они втроем достигают своих покоев и опускаются в его мягкую кровать. Одеяла свалены на него сверху, и две знакомые фигуры обвиваютего тело.
«Возможно, я смогу свыкнуться с тем, что я король», — это его последняя сознательная мысль перед тем, как он заснет.
У него спина кривая, о трон поцарапается и сгниёт как чмоня-дед
Сын свинопаса тоже может быть лучше во всех человеческих отношениях любого наследника. Это не значит что всю нагулянную помойку надо тащить на трон по чужой фамилией. Забавно будет если отцовство Стронга не окончательно. И дети зная свою ущербность ходят с сутулой спиной.
>Долбить себя дилдаком - это гринцелобаза.
общеизвестный факт: черныш всегда думает о хуях и долбежке
По факту, Эйгон старший сын правящего монарха и наследник в соответствии с законами/решениями предыдущих королей/вестеросской базой. Все, точка. Он может ебать детей, коллекционировать внутренние органы шлюх, участвовать в оргиях, это ничего не меняет в его положении, потому что именно так работает основанная на договорённостях, внегласных положняках и традициях м о н а р х и я.
Отто а принципе все правильно говорил, Рыня могла бы быть хоть вторым Джейхерисом, но у них там не дерьмократия, чтобы выбирать, и не среднеазиатская деспотия, где все работает по принципу "я скозал"
Согласен, просто дебильная сцена создана для соплевыдавливаний у соевичков. Хуже быть не может. Ну разве что роды Свиниры, мерзкие.
Ты опять на связь выходишь, мудило?
> У него спина кривая
Только при перемещениях! К тому же, трон отвергает недостойных, а он вполне достоин. Уж лучше ноющего и долбящегося в анус эйгона.
Хуя тебя затрясло. На, расслабся
Так он не сын свинопаса, а сын королевы. Так-то. Наследной.
>набор плохих генов
>чушка, падающая с одного тычка
>плохой драгонрайдер, убитый бомжами
Истинный король черных и достойный наследник шлюхи с Драконьего камня
Ну это, кстати, не исключает того, что он сын свинопаса. На Стронга то он не похож
>подразумевая, что Эйгон увлекается модельками городов
Давно я так не смеялся в тронотредах.
Неузаконенный бастард наебыш шлюхи.
По отцу Стронг или Коль? Непонятно. Либо узаконить бастарда как Стронга, либо отослать на стену. А эти дебилы еще и Дрифтмарк им дают. Лучше бы наебыша Эйгона в бойцовой яме так осчастливили, прав наследования больше.
>чернышь видит продолговатый предмет
>чернышь думает, что его надо в анус сувать
Да, я тоже давно так не проигрывал
>он сын свинопаса. На Стронга то он не похож
Ты так колясика нашего приложить пытаешься?
>>2993051
У Коляна хорошие гены. Он не сутулый. Это не его сын точно совершенно.
Остальные другой наёбышь такой же никчёмный, так что гены Срынины
Открываю оглавление "Игры престолов", смотрю приложение - Эйгон король
Открываю оглавление the rise of the dragon - Эйгон король
Смотрю цитату Станниса из бури мечей - Эйгон король
история Вестероса расставила все по местам - Зелёные - сторонники закона и базы, черные - предатели и узурпаторы. Вербальные хотелки короля,не оформленные на бумажке не имеют юридической силы
Поэтому, господа тронолорды, выбирайте сторону правильно
>Гринцел видит дилдак, но уверяет, что это моделька города
Хорошо, Эйгон себе в жопу засовывает штормовой предел. Так устроит?
Даже дети отвернулись от матери...
>Зелёные - сторонники закона и базы
Всё так, поэтому зеленым всегда труднее. Чтобы отстоять базу, закон и честность надо дохуя сил и ресурсов, закон и порядок требует стараний, хаос не требует ничего.
У чернышей вообще бывают варианты, когда ничего в жопу засовывать не нужно?
Эймонд намного выше и сильнее, он старше, так что не показатель. Если брался учить брата, значит что-то может.
Триархия это не бомжи, там опытные драконоборцы и у них был большой численный перевес.
Это всë 2 сезон будет уже.
Мне нравится как звучит.
макет, попрошу, до настоящего ему ещё потренироваться пару лет придется
Это неправда, у Николая хорошие гены, он никогда не кончит раком.
>черныш
>думает только во возможности пихания в свою жопу
Опять же, превращение Дерьмона и Рыни в литералли ми персонажей до добра не доведет
> Всё так, поэтому зеленым всегда труднее
Да. Аж жопу рвать приходится
Срыня и Димон только трахаются как кролики.
У наебышей с шестой серии не было наставника.
>дрочит на город
>засовывает в жопу штормовой предел
Градостроитель растет
>Эймонд намного выше и сильнее
Я и говорю, гены говно у наёбыша
>Если брался учить брата, значит что-то может
Может валится с одной тычки. Брат его уроки хорошо усвоил
>Триархия это не бомжи
Если у тебя дракон, а у противников никого, то все бомжи. Но не в случае сутулой собаки, разумеется
Опять блэкцелы про жопы.
Зеленым труднее потому что у них меньше сторонников.
А почему у них меньше сторонников? Опять не тот народ подсунули супостаты?
Лол, и правда некая закономерность наблюдается, архитектурофил.
Черныш, причина подрыва? Я ведь тебя не заставлял проецировать на сериального персонажа твои увлечения и предпочтения
Вас тоже никто не заставляет за своим королем повторять, но вы уже второй тред не в силах жопу зашить.
Так у сои уже рефлекс выработался:
если есть персонаж "стронг вумэн" вроде Срыни, да ещё в компании карикатурного бэдбоя как из комиксов Димона, которые весело, с матами и шутейками борются против патриархата и традиций, то стадом надо бежать на их сторону, а то другие соевики не поймут/выпишут из правильных прогрессивных ребят
А ещё одна копия есть? Не для себя, конечно, коллега интересуется...
>Я и говорю, гены говно у наёбыша
Он младше на 3 года вроде
>Может валится с одной тычки. Брат его уроки хорошо усвоил
Брату его вообще 14. По книгам джейк хороший фехтоввльщик
> Если у тебя дракон, а у противников никого, то все бомжи
Ну ты мираксес это расскажи. Триархия не ссалась одного дракона и пыталась его безуспешно сбить долгое время. Потом везение офнулось. Надо смотреть как это снимут, но сам понимаешь, скорее всего сделают эпик, а не пук среньк.
Ну у тебя вообще никаких мыслей, одна опция только рассматривается?
Какой хитрый пидорас с кольцом на мизинце
Я один раз фильм для взрослых смотрел, там мужик своим хуем ебал женщину живую и в то же время пихал в неё дилдак. Ты тоже посмотри, откроешь для себя мир с другой стороны так сказать, познаешь его многомерность
Димон это обаятельный мерзавец, разбойник и негодяй, воплощение хаоса. Хорошая история требует такого персонажа. Ну, как Хан Соло, например. Неизбежно, такие персонажи вызывают симпатии зрителя. Но поехавшим манькам все равно: неправильный народ, вы не смеете нравиц что я ненравиц.
Как котирующий из зелёных только Эймонда и Отто поясняю: Эйгон - недолюбленный родителями ребенок, которого к тому же презирает брат и не любит сестра. Поэтому он активно вниманиеблядствует, пытаясь хоть как-то привлечь внимание родственников, услышать какие-то ласковые слова или увидеть хотя бы немного проявляемого интереса к его жизни, возможно, вызвать на разговор "о жизни" мать. Внимание он пытается обратить на себя в том числе и зашкварными/шокирующими поступками, и собирание коллекции дилдаков, учитывая религиозность Алисенты и ее отношению к сексу, вполне упирается в эту поведенческую логику
Обаятельный мерзавец это Рамси, который на скилле тащил всю катку. А Димон сериальный это мерисьюха типичная
>буквально двумя постами выше зелёный пересматривает все фото Смита в подробностях что тоже странно и пытается фиксировать гейство
Да чего ты рвонькаешься, Митя не отрицает своей натуры
>обаятельный мерзавец, разбойник и негодяй, воплощение хаоса.
Кек, описал безответственную, инфантильную и хаотичную чмоню, с которой отождествляет себя, не понимая, что адекватам такое поведение даже на экране противно, не говоря уже о ирл
>отличный воин
>хорошее чувство юмора
>хороший полководец
>умеет в политику
Возможно, я не вижу в Митяе ничего обаятельного, потому что не жируха, уж извини
Дерьмон это отрыжка Эурона Грейджоя, он абсолютно не уникален в своем хаосе, более того его с первых сериях просто кидают зрителям в рожу "Вот смотрите какой плохиш, любите его", для рефлексирующих людей такой расклад неприемлим, для быдла которое не может думать принц сои моментально становится любимым персонажем. В третьей серии он уже мультяшно мэрисьюшно уворачивается от стрел и рубит всех врагов в одиночку как не в себя, при этом актер едва научился махать мечом и в доспехах выглядит узкоплечьим широкотазом кем и является.
>разъебали по фактам любимого мальчика жирушечки
>ряяя вы трясётесь
Бля, Оксана, срыгни в дев наконец
>хорошее чувство юмора
Ну вы видели как он про дряблый член Отто сказал в 10-ой серии?
У тебя полтреда проигрывают с Дерьмасика, а ты только о Жомофаге думаешь. Значит ты латентный жомолюб.
>абсолютно не уникален
Ты какой-то тупой. Где говорилось про уни-кальность? Говорилось, что хорошей истории нужен такой персонаж. Предложи другого персонажа "Танца..." на роль аватара хаоса, inb4 Ларис.
Ты опять про члены? Вообще я про шутку с Риконом, бегущем через поле
Да, с первой серии было впечатление "В ИП этот мимокрокодил остался бы третьестепенным персонажем". А в этом сериальчике сразу базовичок среди сои. Конкуренции ведь нет. Разве что Эймонд, но только внешне.
База от одного неизвестного мне книжного анона
>Димон - Герольд Дейн периода танца. Хайпа много, но на выходе очередной селф-инсерт омегана Мартина с его искаженным представлениями о крутости и эпичности
Сказал не трястись, а сам трясешься.
>Предложи другого персонажа "Танца..." на роль аватара хаоса
Подожди, щас регрессирую в возраст 15-летнего соевого дегенерата и обязательно скажу.
>Митя не отрицает своей натуры
А ты? Хотя можешь не отвечать. Суда по тому, как ты часто постишь эту пикчу, я уже понял, что ты не против прилечь с ними рядом
Я ещё слово пизда несколько раз повторил, какой же он дерзкий и решительный, настоящий п а п о ч к а
Ты так и не объяснил, чем был вызван твой вскукарек про уникальность. Прекрати опровергать воображаемые аргументы.
>чернышь видит дилдак, первая мысль - засунуть в жопу
>чернышь видит голых мужиков, надо прилечь рядом без вариантов
Я был о вас лучшего мнения. Ну ладно подсос шлюхе, но такое
>Тестировать эмоциональный диапазон гвардейца было гораздо интереснее, чем развлекаться со шлюхами. Или той же Рейнирой.
Два дилдака это ещё не коллекция и лежат они не на видном месте где-то на полке (как лежала бы "коллекция"). В то, что ты расписываешь, так же входит ебля в жопу, уж что может разъярить алисенту как не это. Приличные проститутки пояснили, что он опустился сильно ниже их заведения, так что чем он занимается только богу известно.
Почему ты так цепляешься за это слово, жировичок?
Дерьмон ординарный хаотик-клоун, скучный. В чем вызвана твоя потребность в хаотик-клоунах? Ты наверно и Марвелло парашу любишь. Эмоциональная незрелость у фанатов Дерьмасика так и прёт.
Лучше с Димоном в голове, чем с дилдаком в жопе, как у чернышей
Ну бля, ну ващеее имба база базовичок!!!
А еще он Кристона Криспином называл, ну вы видели?!?!
Да ты не трясись. Сейчас 21 век, все все понимают и мы не будем смеяться над твоим гейством
>Колян говорит слово пизда
>мизогиник мразь, истеричка, спермобак, умри
>Предложи другого персонажа "Танца..." на роль аватара хаоса
Возрастной диапазон и уровень эмоционально-интеллектуальной зрелости типичного Димонофага представляете?
>ну и что, что наёбыши
>главное что их мама любит
Не удивительно что они и аниме любят и подобные пикчи репостят. Типичные скулшутеры.
Твой аргу-мент был построен том, что Димон не уникален в своей деструктивности, были, типа, и получше. Теперь ты сманеврировал и говоришь, что он скучный. На предложение выдвинуть другого плохиша ты ответил баребухом. Ну, хватит уже ерундой заниматься-то.
>аватар хаоса
Вот по таким словосочетаниям любители фанфиков и детектятся
>если по любви и всего с одним изменяла мужу, то не шлюха
Доверюсь твоему мнению, как мнению специалиста по анусам и дилдакам
Мой аргумент построен на том что думающим и эмоционально-зрелым людям не нужно выбирать себе в любимчики первого попавшегося деструктивного эпатажного клоуна, которого тебе буквально с первой серии кидают в рожу. Только и всего.
>На предложение выдвинуть другого плохиша ты ответил баребухом.
Мне не нужны плохиши и клоуны. Я созерцатель законов и традиций которые есть у зеленых.
Да у вас вообще пиздец, то дилдаки в анусы пихаете, то руки в говне измазаны
>Пофиг что наебыши, главное люди то хорошие можно и на трон посадить
-Алло, это тронотред?
-Да
-Что у вас там горит?
-Взрыв между говнофорсом и гомофанфиками
-А тем серуны есть?
-Да
-Поднимай всех, весь серунский корпус поднимай
>Мне не нужны плохиши и клоуны
Охуенно интересно было бы смотреть твой сериал, где не было бы никаких конфликтов, и только красивые люди в блестящих доспехах говорили бы "My Queen!"
Мясо, скорее всего, несъедобно. Да у кожу такую хуй разделаешь
>Охуенно интересно было бы смотреть твой сериал,
Игра Престолов называется. Любимые персонажи: Жом, Мелисандра, Бобби Б, Станнис.
>ОТДАЙТЕ МНЕ ТРОН! МНЕ ПАПОЧКА ПООБЕЩАЛ, ЗНАЧИТ ОН МОЙ!!!
Справедливости ради, конфликт и драму можно снять и без карикатурных персонажей. Но это к Мартину больше претензия
>Охуенно интересно было бы смотреть твой сериал,
Ну если мне не нравится фажить по хаотик-клоунам, это не значит что мне не понравится сериал где есть конфликт.
>как король сказал, так и будет
>шлюха на троне, значит шлюха, сгореть всем в огне, значит в топку
Гринцелки, что ж вы так рвëтесь? Ну нравятся кому-то "крутые" типажи без второго сопливого "миня мама не понимает" соевого дна. Просто примите это. Специально для вас эймонд "случайно" убивает людей и вообще жертва травли с поломанной свиньëй психикой к тому же. Забирайте эти сопли, а базу оставьте чëрным.
Джордж "Тирион - это литералли ми" Мартин
Джордж "Сэм - настоящий альфач, девочки, почему вы его не любите?" Мартин
Джордж "вау, Дерьмоооон" Мартин
Как же хорошо, что базовые ДиДы послали этого чмоню и снимали в соответствии со своим видением
Это Эймонд на пикче?
>Не может быть за зелёных несколько человек, не может, ВРЕТИИИ
>базовые ДиДы
Пиздец, ебало вот этого даже представлять не хочу.
На чёрную б а з у не претендуем, забирай всю
Так а хули, ваш самоподдув тëрли в прямом эфире, на перекатах вас палили, в d вы обсирались. Вам веры нет.
Вот так закончить сериал - это практически непревзойденный уровень базы и готовности бросить вызов и одновременно пищу для размышлений нормисам
>>2993177
Опять коллективная зацикленность блэкцелов на человеческих испражнениях. Если видят продолговатый предмет сразу дилдо, если видят шампанское в бокале сразу моча.
>без второго сопливого "миня мама не понимает" соевого дна
Ахахахахаха
Хнык-хнык, меня брат не понимает и не ценит, пойду замок захвачу
Ну вот если Ступени завоюю, братик точно оценит
Ну если я его дочку выебу, уж тогда то я заставлю его обратить на меня внимание, вот какой я умный и коварный
>гринцеложируха мониторит соцсети, чтобы найти "компромат" на базированых чернолордов
>ищет, продираясь через тонны аналогичного кринжа зелëных
Ты такая смешная всë-таки. Но не жди, что я когда-либо опущусь до такого.
>Ты такая смешная всë-таки. Но не жди, что я когда-либо опущусь до такого.
Жируня, ты как батискаф опустилась на дно когда притащила ссылку на страницу твоей протыканки. И так же смешно когда ты отрицаешь фанаточек Дерьмона и воруешь боевые картиночки. Ты ещё обязательно будешь мониторить соцсети, но такого кринжа как у блэкцелов никогда не найдешь. Партаки блэкцелов это то что тебе не преплюнуть в поисках.
Можешь себе на жопе портрет кумира говнокрада набить.
> Хнык-хнык, меня брат не понимает и не ценит
Это твоë больное воображение жирухи продуцирует? У них хорошие отношения, но чëт не вижу там соплей особо.
Хаааа, ебать дура, я никаких ссылок не приносил, дальше стоит читать твой высер или там одна бомбëжка?
Блэкцелы наверно видят себя такими хаосниками базовичками, думают что против большинства, такие нитакусики, панки, хулиганы, за проезд не платят нибусь.
>врети
Жируха опять пустилась в отрицание и перефорс, признай что у тебя не получилось ничего забавного найти.
>конфликт уровня "Жом, ты кароль! Нет ты, моя королева!"
Спасибо, но нет.
Жирунь, я не буду и секунды времени тратить на то, чтобы вбить в твиттер "тату эймонд", понимаешь?
Выяснилось, что т.н. Димон Таргарян это никто иной как некогда популярный актер театра и кино Мэтт Смитт.
Зеленую жирушку, которая копается в пабликах вбыдлятне, рвется и комментит посты с черными
Поэтому плакал у Мисарии под пледиком, что злые дяди на него наговаривали на малом совете, а брат не вступился?
Поэтому визжал и топал ножкой в тронном зале, что брат ни разу таланты не оценил и, сука такая, место десницы не предложил?
Поэтому захватил замок и увел часть войск, лишь бы "Сенпай, заметь меня" в отношении Визериса получилось?
Поэтому наперекор брату начал бессмысленную войну и потом истерил, что брат посмел не оценить его подвиги, а помощь предложить?
Потому что ты такого не найдешь, селедь. Порыскай вконтактике как ты привыкла. Ссылочки притащи.
>шлюха во главе фракции
>сутулые наёбыши
>узкоплечая истеричка
>негры-настоящий мужчинаы
Ты точно ту сторону выбрал?
Какая то блэкцелка зашла в большой паблик вк и выцепила из комментариев бабу с аватаркой Эйгона и выдаёт за деанон. В принципе деанон уровня блэкцелов.
У тебя какой-то ЦВЕТНОЙ ТЕКСТ приклеился, выбиратель сторон.
Есть две сцены, которые рушат всю мнимую альфачность Димона:
Это две сцены у драконьего камня, как он меч выхватывал и скакал перед Отто в духе "держите меня семеро"
>>2993200
Алисента это женщина за Трампа, Рейнира и Деймон - протест и панк-рок
>Столько жопоболи и положительных эмоций
Блэкцел добился анального оргазма, спешите видеть.
Конечно я же не ты чтобы трястись. Это у тебя жопный оргазм.
И вообще они все фашисты, у их фракции всё очень плохо с диверсити и гендер эквалити, одни белые мужики
Тупо сеанс саморазоблачение димонодетей
Всё ещё не дотягивает до разрыва чернышей, которые жаловаться модеру побежали
>рассуждает о жопоболи
>Ряяя злые гринцелы о Рынечке и Димочке гадости пишут, чмодер, спаси
Они уже накидали 300 репортов за обзывательство димончика.
То есть в прошлый раз Изумрудные господа вас знатно выебали? по твоей же логике получается так
То, что ты перечислил это бугурты, Димон самовлюблённый человек.
Войну он начал по просьбе корлиса, такая дружба пригодится.
Жену убил из-за наследства/заебала
Слугу Ленора чтобы жениться на рыне
Веймонда за пиздëж/убрал конкурента
У него от визериса нет травмы, что вот он бедненький, зритель, пожалей его, брат его не любит - такого вообще нет. Скорее зритель пожалеет визериса.
У зелёных
Эйгон - рыдает прыгая на дилдаке "мама меня не любит"
Эймонд - ыыыы меня травят (чтобы соя себя ассоцировала с ним, в книге не было такого). Ну и как же, травимый 19 летний ребёнок не может быть убийцей! Так что люцерис самоубился об вхагар и бедный эймонд теперь в трудной ситуации
Ну алисента норм.